Песня зверя - Кэрол Берг

— Спасибо, лучше пойду еще посплю. А с Наримом я поговорю, честное слово.

Я побрел к себе в комнату, сел на тюфяк и вытащил книгу. Давин оставил закладку на чем-то вроде карты, подписанной "Ниен'хак", а дальше шли разные перечни: список элимских имен, какое-то снаряжение — тачки, молотки, лопаты, — потом названия, среди них Валлиор, Камартан и Аберсвиль, причем против каждого названия стояла цифра. Я ничего не понял. В сумраке бисерный почерк разобрать было очень трудно, так что я засунул книгу под ворох одеял. Сначала надо заняться исполнением собственных замыслов.

Целый час я лежал, глядя в потолок и подбирая слова. Надо было убедить каждого из трех адресатов. В конце концов сочиненное начало мне нравиться, и я отправился в поход за пером, бумагой и свечкой.

Я провел в кладовке Мервила полчаса, весь извелся, а нацарапать сумел всего две почти неразборчивые записки. Одна предназначалась Девлину — я молил его встретиться со мной наедине у гондарской границы на закате через два дня, считая с нынешнего. Я напомнил ему, что когда-то он обещал оказать любую помощь в пределах его власти, и как мог постарался заверить в чистоте своих намерений. Попрошу Давина отнести это моему кузену.

Вторую записку я написал для Лары. Я не хотел снова смотреть в лицо смерти, не оставив никакого свидетельства того, чем Лара была для меня. Складывая бумагу, я представлял себе, как сильные ловкие пальцы развернут ее, как ясные синие глаза будут ее читать… У меня даже чуть-чуть заныло под ребрами, там, куда она меня ударила. Это письмо я доверю Тарвилу — он расторопен и упрям. Пусть найдет родича или друга, который проберется к Ларе. Пусть она прочтет это, если еще жива и дышит. Пока что обе записки я сунул в карман.

Третье послание доставить будет потруднее. Я сел на земляной пол каморки рядом с кухней, среди репы и лука, свисающих с потолка колбас и мешков с мукой, прикрыл глаза и отогнал мир подальше. Всеми силами, всем своим мастерством я призвал Роэлана. К моему изумлению, я услышал его голос едва ли не сразу — словно он сидел на полке у меня над головой и ждал моего зова.

Обсуждать географию с драконом — еще то занятие. Я не был в Гондаре двадцать лет. От попыток описать все, что я помнил, с высоты птичьего полета, у меня чуть ум за разум не зашел. Создав множество образов и подобрав множество разных слов, я понял, что Роэлан еще не освободил своих гондарских братьев и сестер, — это успокоило меня, потому что значило, что Донал, скорее всего, еще жив. Когда мы это выяснили, стало куда легче. Роэлан разыщет человека, которого держат в плену его сородичи, и "осторожно принесет его на гладкий скругленный холм близ ревущей воды" — на За'Фидиэль на гондарской границе, лигах в трех от лагеря Девлина.

— Брат мой, я не хочу, чтобы ты подвергал себя опасности, — сказал я, постаравшись выразить страх за него, и благодарность, и призыв к осторожности. — Я бы никогда об этом не попросил…

Ты и в аду служил мне верно, помню, -Теперь же мне помочь тебе позволь.Мы связаны с тобою неразрывно…

— О, если бы я мог петь для тебя… — Едва я произнес эти слова, как Роэлан исчез, а я скорчился на земляном полу, дрожа от одолевающей меня драконьей мощи.

— Ну вот, это случилось. — Голос раздался совсем рядом, куда ближе, чем голос Роэлана. — Вы снова обрели свое сердце, а ваш дракон обрел свое. Я же говорил, что так оно и будет.

— Нарим…

— Вы хоть знаете, что горите, когда разговариваете с ним? Поговорили бы еще — и Мервиловы репки спеклись бы. В темноте очень красиво. — Элим стоял, прислонясь к косяку и еле сдерживая недобрый смех.

— Драконы не тронут элимов.

— Откуда вы знаете?

— А откуда вы знаете, что хотите спать, или что надвигается буря, или что Давину беспокойно и страшно? Жаль, что не могу объяснить это более внятно, не могу просто показать… Драконы не знают жажды мести. Они никогда ни за что не тронут элима. И я тоже.

Нарим, кажется, совладал с собой. Он то взглядывал мне в лицо, то снова отводил глаза, беспокойно вертя в пальцах какую-то вещицу, которую вытащил из кармана.

— Ах вот оно что. Выходит, что вы не то чтобы оказались неспособны приказывать драконам, а попросту не пожелали этого делать. Потому что узнали нечто о том, что случилось в далеком прошлом и что показалось вам ужасным.

— Вовсе нет. Я рассказал Давину и Тарвилу правду. Это единение… это таинство… клянусь, я знаю о его сущности не больше, чем о том, почему луна не падает с неба и из чего она сделана. Я не знаю, во что я превратился, но зато твердо знаю, чем я не стал. Я вам не живой кровавик. Я не могу приказывать дракону.

— Даже ради Лары? Вы же знаете, что они…

— Если ее стерегут драконы, я могу попросить Роэлана освободить ее. Но Клан больше не доверяет драконам. Они в любую минуту окружат ее десятью Всадниками, а Роэлану придется их перебить, чтобы вызволить ее. Я не могу просить его убивать, Нарим. К тому же стоит Клану увидеть свободного дракона, и Лара умрет. Сейчас у нас одна надежда — попробовать договориться. Если не получится, придется драться врукопашную…

Нет, он прекрасно знал, что я отвечу. Просто хотел удостовериться. Он кивнул, длинно вздохнул, выдувая воздух сквозь сложенные трубочкой губы, сунул вещицу обратно в карман и скрестил руки на груди.

— Ну что ж, тогда я осмелюсь попросить вас помочь мне заполнить последние страницы книги. Скажите, когда вы ощущаете "связь" с Роэланом… он чувствует ваши радости и горести так же, как вы — его. Это так?

— Да.

— А когда он говорит с вами, он знает… знает, где именно вы находитесь?

Странный вопрос. Очень странный.

— Не знаю. Я вижу, где находится он. Но его голос так силен, а мой… Нет, не знаю. Расстояние роли не играет. И это всегда так быстро… — Я вспомнил свои юношеские переживания и улыбнулся, вспомнив, какую музыку творили мы вместе с Роэланом — она всегда отражала место, где я находился. — Да. Думаю, он знает. Он видит, где я, даже если я ему не говорю.

Ответ был неверный.

Я все еще стоял на коленях на грязном полу кладовки, а Нарим печально глядел на меня сверху вниз. И вдруг он щелкнул пальцами у себя за спиной. Я не успел понять, что это означает, Келлс и еще два незнакомых элима скрутили мне руки и запрокинули голову, так что я не мог двинуться, а Нарим вылил мне в рот флакон горькой маслянистой жидкости. Я попытался ее выплюнуть, посыпались искры, но Нарим зажал мне рот и нос, и пришлось проглотить снадобье. Меня порадовало, что вся четверка дула потом на обожженные пальцы. Я остался корчиться на полу.

Откашлявшись, отдышавшись и снова поднявшись на колени, я тихо поинтересовался:

— Что, Нарим, половины моей жизни вам оказалось мало? Только не говорите, как не хотелось вам этого делать и как вам жаль.