Сын - Ю Несбё

– Что теперь? – прошептала Марта.

– Теперь, – ответил он, осторожно отпустил ее и выпрямился с тихим стоном. – Теперь все начинается. Большой чемодан. – Он кивнул на заднее сиденье.

– Только самое необходимое, – улыбнулась она, вставила диск в проигрыватель и протянула ему телефон. – Сначала я поведу. Навигатор?

Он посмотрел на телефонный экран, слушая ровный голос робота, полившийся из динамика: «My… personal…»[43]

– Одна тысяча тридцать километров, – сказал он. – Предполагаемое время в пути – двенадцать часов пятьдесят одна минута.

Эпилог

Снежинки падали с бесцветного бездонного неба и накрепко прилипали к асфальту, тротуару, машинам и домам.

Кари стояла на лестнице, наклонившись, чтобы завязать шнурки на ботинках, и из-под ноги оглядывала улицу вправо и влево. Симон был прав. Изменив угол зрения и свое местоположение, можно увидеть много нового. Любую слепоту можно компенсировать. Для того чтобы это понять, ей потребовалось время. Понять, что Симон Кефас был во многом прав. Не во всем. Но в раздражающе многом.

Она выпрямилась.

– Хорошего дня, любимая, – сказала девушка, стоявшая в дверях, и поцеловала Кари в губы.

– И тебе.

– Мытье полов как-то не очень вяжется с хорошим днем. Но я постараюсь. Когда домой?

– К ужину, если ничего не произойдет.

– Хорошо, но кажется, что кое-что только что произошло.

Кари повернулась в направлении, в котором указывала Сэм. Автомобиль, припарковавшийся у ворот, был ей знаком, а лицо, показавшееся за опустившимся боковым стеклом, было знакомо еще лучше.

– Что происходит, Осмунд? – прокричала Сэм.

– Прости, что прерываю, но я должен похитить твою даму, – прокричал в ответ старший инспектор. – Кое-что случилось.

Кари посмотрела на Сэм, и та шлепнула ее по заднему карману джинсов. В один осенний день Кари убрала юбку и пиджак в шкаф, где они по какой-то причине и остались.

– Езжай послужи обществу, девочка моя.

Пока они ехали на восток по шоссе Е18, Кари оглядывала заснеженный пейзаж. Она думала о том, что первый снег – это разделитель, он скрывает все минувшее и меняет мир, видимый человеку. В первые месяцы после стрельбы на набережной Акер-Брюгге и в католической церкви был сплошной хаос. Конечно, полицию критиковали, критиковали за жестокость и за то, что один человек вел свою игру. Но, несмотря ни на что, Симона похоронили достойно, он был полицейским, которого любил народ, человеком, который боролся против городской преступности и пожертвовал жизнью на службе у справедливости. И совершенно неважно, сказал начальник полиции Парр в своей надгробной речи, что он не следовал всем без исключения правилам и предписаниям. Или, если точнее, норвежским законам. У Парра, вообще-то, были причины проявить такую широту взглядов, поскольку сам он не соблюдал норвежское налоговое законодательство, поместив часть семейного состояния в анонимный фонд на Каймановых островах. На поминках Кари заявила Парру, что расследование оплаты счетов за электричество в доме Лофтхусов в итоге привело ее к нему. И Парр безоговорочно сознался, добавив, что не нарушил ни один закон и руководствовался исключительно благородными мотивами: успокоить свою нечистую совесть за то, что недостаточно хорошо заботился о Сонни и его матери после самоубийства Аба. Парр сказал, что ему это обходилось недорого, но могло означать, что у парня будет дом в более или менее нормальном состоянии, куда он сможет вернуться после отбывания срока. С исчезновением Будды с мечом все тоже со временем смирились. Его крестовый поход был со всей очевидностью завершен после смерти Леви Тоу, или Близнеца.

Эльсе видела теперь намного лучше. Операция в США прошла на восемьдесят процентов успешно, как она сказала Кари, когда та зашла навестить ее спустя несколько недель после похорон. Почти ничто не совершенно. Ни жизнь, ни люди, ни Симон. Только любовь.

– Он никогда ее не забывал. Хелене. Она была любовью всей его жизни.

Стояло лето, они сидели на садовых стульях в саду в Дисене, пили портвейн и любовались закатом. И Кари поняла, что Эльсе приняла решение рассказать ей об этом.

– Он говорил мне, что двое других ее ухажеров, Аб и Понтиус, были способнее, сильнее, умнее. Но он видел ее такой, какой она была. Именно это было отличительной чертой Симона. Он видел людей, видел их ангелов и демонов. Одновременно, конечно, он боролся с собственным демоном. Симон страдал игроманией.

– Он говорил мне об этом.

– Они с Хелене стали любовниками в то время, когда жизнь его превратилась в хаос из-за игрового долга. Их отношения были недолгими, но Симон говорил, что уже готов был утянуть ее с собой на самое дно, когда Аб Лофтхус пришел и спас ее от него. Аб с Хелене выехали из квартиры. Симон был сломлен. И сразу после этого он узнал, что она беременна. Он играл как сумасшедший, потерял все, стоял на краю пропасти, и он пошел к дьяволу и предложил последнее, что у него было. Свою душу.

– Он пошел к Близнецу.

– Да. Симон был одним из немногих знавших, кто такой Близнец. Но Близнец так никогда и не узнал, кем были Симон и Аб, они передавали ему информацию только по телефону или письменно. А потом при помощи компьютера.

В наступившей тишине до них донесся шум движения с улиц Тронхеймсвейен и Синсенкрюссет.

– Понимаешь, мы с Симоном говорили обо всем. Но вот об этом ему было тяжело рассказывать. О том, как он продал свою душу. Он считал, что, возможно, в глубине души стремился к такому позору, унижению, самоуничижению, что это давало ему оцепенение, заглушавшее другую боль. Эдакая разновидность ментального самобичевания.

Она разгладила платье. Эльсе кажется очень хрупкой и в то же время сильной, подумала Кари, глядя на нее.

– Но больше всего Симон переживал из-за того, как он поступил с Абом. Он ненавидел Аба за то, что тот отнял у него то единственное в его жизни, что имело какой-то смысл. Аб и Хелене после банковского кризиса и резкого повышения процента по кредиту сидели в глубоких долгах, и от потери дома их могло спасти только одно: быстрые деньги. Так что после того, как Симон договорился с Близнецом, он пошел прямо к Абу и предложил ему продать душу. Сначала Аб сопротивлялся и собирался доложить обо всем начальству. Но потом Симон воспользовался ахиллесовой пятой Аба. Сыном. Он сказал, что таков в действительности наш мир и что, вполне возможно, сыну придется расплачиваться за его любовь к роскоши и расти в нищете. И он рассказывал, что самым ужасным зрелищем было видеть, как Аб пожирает себя изнутри, теряет душу. Но это же позволяло Симону чувствовать себя не таким одиноким. До тех самых пор, пока Близнец не захотел продвинуть своего крота на одну из руководящих должностей в полиции и для двоих места больше не осталось.

– Зачем ты рассказываешь мне все это, Эльсе?

– Потому что он попросил меня. Потому что он считал, что тебе неплохо узнать обо всем до того, как ты начнешь совершать свой выбор.

– Он попросил тебя? Значит ли это, что он знал…

– Понятия не имею, Кари. Он только сказал, что видит в тебе себя. Он хотел, чтобы ты извлекла уроки из его ошибок на службе в полиции.

– Но он знал, что я не собираюсь продолжать службу в полиции.

– Не собираешься? – Косые солнечные лучи сверкнули в бордовом вине, когда Эльсе поднесла бокал к губам, осторожно отпила и поставила его на место. – Когда Симон понял, что Аб Лофтхус хотел его убить, чтобы занять пост, предлагаемый Близнецом, он связался с Близнецом и сказал, что тот должен устранить Аба, потому что Аб напал на их след и что дело это срочное. Симон использовал одно сравнение. Он сказал, что они с Абом были как два однояйцовых близнеца, которым приснился один и тот же кошмар: что один из них хочет убить другого. И он опередил Аба. Симон убил своего лучшего друга.

Кари вздрогнула и попыталась подавить подступающие слезы.

– Но он раскаялся, – прошептала она.

– Да, он раскаялся. Он перестал быть кротом. Он мог бы продолжить. Но потом Хелене тоже умерла. Он находился в конце пути, он потерял все, что мог. Поэтому он больше не боялся. И остаток жизни потратил на то, чтобы расплатиться за все содеянное. Творить добро. Он беспощадно охотился на коррупционеров, каким сам когда-то был, а от этого в полиции не появляется много друзей. Он был одинок. Но он не жалел себя, считая, что заслужил одиночество. Я помню, он говорил, что ненависть к себе – это ненависть, подтверждение которой получаешь каждое утро при виде себя в зеркале после пробуждения.

– Это ведь ты его спасла, правда?

– Он называл меня своим ангелом. Но его спасла не моя любовь к нему. Вступая в полное противоречие с тем, что говорят так называемые умные люди, я могу утверждать, что человека нельзя спасти своей любовью. Это его любовь ко мне спасла его. Он сам себя спас.

– Полюбив в ответ.

– Аминь.