Реверс - Сергей Лукьяненко

— Здравствуй, мелкий частник, — сказал гость по-русски. — Трудишься? Телеграмму мою получил?

Хозяин вздрогнул, заглянул в рабочую каморку: не болтается ли там мальчишка-подмастерье, и только после этого покачал головой:

— Кирилл, ну есть же правила…

— Плевать. Так получил или нет?

— Получил, только мало что понял…

— Макс, — сказал Кирилл Денисович. — Теперь понятно?

— Макс Штейнгарт? — Очки со лба хозяина упали ему на нос. — Он здесь?

— Он был здесь, затем в Цурхе. Надо думать, обратился там в бюро по трудоустройству мигрантов. Надо выяснить, куда его направили. И быстро. Я не могу — примелькался. Лягу на дно, а ты поднимай свою банду. Тратить разрешаю столько, сколько понадобится, без отчета. В контакт с Максом не вступать, только найти. Ответ мне нужен сегодня. И еще — связь лично со Сведенборгом.

У хозяина мастерской вспотели очки.

— Сегодня? Но…

— Лучше бы вчера, — невесело усмехнулся Кирилл Денисович. — Согласен и на прямо сейчас, но так уж и быть — жду до вечера… Ну что задумался? Работай!

Как рабочему человеку расслабиться после напряженного трудового дня?

Странный вопрос. Как везде. Но это — в общем, а конкретика зависит от страны. В Клондале или Лорее усталый рабочий может напиться в пять минут, едва выйдя за проходную. В разгильдяйской Аламее он начнет пить еще на территории родного предприятия, причем задолго до окончания смены. Военный завод или не военный — роли не играет. Избежать глаз вредного мастера ничего не стоит. Если бы в Аламее существовал танковый завод, лучшим местом для выпивки стал бы, наверное, бракованный пустой корпус танка, не первый год ржавеющий на заводском дворе среди гор прочей железной рухляди, и завсегдатаев сего «питейного заведения» именовали бы не иначе как штабом танкового корпуса. Да и в Оннели было бы то же самое.

Сурганский рабочий иной. Он воображает, что питие не терпит суеты, и степенно — чтобы знакомые не подумали чего — шествует в трактир, где и сидит допоздна с приятелями, горланя песни и гоня из воображения видение свирепой жены со скалкой в руках. Причем он искренне убежден в том, что, дай ему полную волю, он все равно поступал бы так же, а не по-аламейски. А когда все убеждены в одном и том же, так и бывает.

Все это еще предстояло Максу — завтра, послезавтра, пока не надоест. Но не в первый же день! Макс шел в общежитие.

Хотя, может быть, и зря. Ну что там делать — это раз. Обшарпанная комнатенка и трое соседей: пришибленный богомольный тупица из Цада, шумно рыгающий здоровяк-аламеец без признаков интеллекта и черномазый дикарь вообще неизвестно откуда… Притом Макс подозревал, что за ним присматривают, — это два. О неестественном поведении будет доложено, а естественнее было бы пойти в кабак…

Нет, завтра. Сегодня — пассивный отдых.

Макс устал — не столько от рабочей смены, сколько от калейдоскопической суеты последних дней. Кроме того, он еще не обзавелся друзьями, а новоявленные коллеги не пригласили выпить: то ли взревновали к острому глазу и ясному уму новичка, то ли по сурганскому обыкновению не ставили какого-то мигранта вровень с собой.

Еще поставят… Макс был уверен: пройдет несколько дней, от силы недель — и быть ему уже не рабочим, а мастером, если не инженером, занимать в общежитии отдельную чистую комнату. Дальше — посмотрим. А если в Сургане не умеют ценить кадры — тогда адью!

Тут Макса деликатно тронули за рукав, и сильно иностранный голос произнес кое-как:

— Простить… Где есть… мигр… мирг… мигра…

— Бюро по трудоустройству мигрантов? — переспросил, оборачиваясь и притормаживая Макс, довольный своими успехами в сурганском языке. За какой-нибудь день он освоил его настолько, что мог без труда поддержать любую не чересчур заумную тему. И в вопросе его прозвучали благодушно-покровительственные нотки.

Внешность незнакомец имел примечательную: одет скромно, но чисто, изжелта-смугл, ростом невысок, жилист, лицо широкое, глаза черные, узкие, волосы еще чернее, уши оттопыренные. Каких только народов нет в Центруме! И каждый, понимаешь ли, лезет в развитые страны, в крупные города, согласный на любую работу, надеясь со временем преуспеть, ни в коем случае не ассимилируясь…

Макс начал объяснять, как пройти. Желтолицый кивал, переспрашивал, натужно подбирая слова. Не поняв, вдруг забормотал по-оннельски.

— Сразу бы так, — тоже на оннельском ответил Макс.

— Вы оннелец? — просиял незнакомец, обнажив в улыбке крупные неровные зубы.

— В некотором роде… А вы?

— А я — китаец.

Ощущение дежа вю озадачило Макса. Китаец… Где-то он уже слышал о таком народе…

— Это национальное меньшинство в Оннели?

— Нет, это национальное большинство в Китае.

— Где это?

— На Земле.

И все стало на свои места. Вспомнились слова Рафаэля. Вспомнились слова Психа о типе, расспрашивающем о Максе в Пулахте — типе с такими же приметами, как у этого гастарбайтера.

Так… Настигли.

Он думал, что оторвался, — ан нет. Охота, выходит, продолжается…

Зачем? Кому он нужен, Макс Штейнгарт?

А ведь кому-то нужен… Даже многим.

— Фотографический снимок у вас с собой? — сухо спросил Макс.

— Нет. — Китаец улыбался.

— Что же вы так оплошали? Как же я поверю в то, что на Земле мы были закадычными приятелями?

— Мы ими не были. Сегодня мы встречаемся впервые.

По-видимому, незнакомец решил, что честность — лучшая политика. Возможно, он был прав. Макс рассердился, но не так сильно, как сам ожидал.

— И тем не менее вы прибыли в Центрум за мной?

— Если вы не против…

— Вас опередили трое, и все они мертвы. Не пугает?

Улыбка держалась на лице китайца, как приклеенная.

— То было в Оннели, — веско проговорил он, — и не просто в Оннели, а в аномальной зоне. Здесь не Оннели. У меня нет оснований лгать вам и очень мало оснований бояться конкурентов…

— Не понял…

— Здесь нам не придется путешествовать пешком по горам и долам, — пояснил китаец. — Одно мгновение — и мы на Земле. С вашего согласия, естественно.

Согласия ему! На языке у Макса так и вертелись едкие слова, однако же разбирало и любопытство. Земля, Земля… На что похожа забытая родина?

И главное: по какой причине вот уже четвертый по счету незнакомец приглашает его на Землю? Кому он там понадобился, зачем?

И почему стольким сразу? Причем настолько сильно, что они то и дело убивают друг друга?

Макс не удивился бы, упади сейчас китаец на булыжную мостовую с разнесенным пулей черепом, — но китаец улыбался и не падал. Наверное, знал, что говорил, утверждая, что не боится. То ли намного обогнал конкурентов, то ли их вообще не осталось…