Финикс. Трасса смерти - Боб Джадд

— Форрест?

— Может быть, кто-то влез в компьютер его машины. Это мысль! Мне надо ее обдумать.

— А они не замели свои следы? Чтобы по крайней мере обезопаситься на случай, если кто догадается, в чем дело?

— Для того, кто собирается в дурдом, ты слишком сообразительна, Мерри!

— Ладно, приму-ка я литий! И позвоню в полицию и поделюсь своими предположениями. Но ты обязан рассказать мне больше и перестань обращаться с доктором физики как с ребенком.

— Ты знаешь «Мачтел»?

— Каждый работающий в нашей области знает эту фирму. Они дважды в неделю звонили Алистеру. Хотели перекупить его. Он ответил, что они дешево ценят его творение, потому что как только программа заработает и пройдет наладку, она будет стоить в тысячу раз больше того, что ему предлагают. Ты думаешь, здесь есть какая-то связь?

— Как много они знают о тебе, о твоей работе?

— Не имею понятия. Может быть, ничего. Не думаю, что Алистер упоминал обо мне, и не думаю, что он обсуждал с ними все до деталей, но я не присутствовала на этих переговорах. Например, он когда-нибудь намекал тебе о моем существовании?

— По-моему, нет.

— Так что не беспокойся. Я в порядке. Послушай, если хочешь, я могу воспользоваться кодом, когда буду загружать «Грэй», так что никто и не узнает, кто я такая. Пусть Лорель и Харди позвонят мне и помогут это устроить.

— А вот их как раз об этом и не следует просить.

— В самом деле? — спросила она тоном, в котором мне почудилась улыбка.

Глава 20

Для компании «Парфюм Шанталь» это был год желто-коричневого цвета, цвета меда и шампанского. Светло-коричневый пушистый ковер, обтянутые шелком цвета меда стены, овальный стол для заседаний, обтянутый замшей цвета шампанского, в зале без окон и с экраном в дальнем конце. Панагян сбросил свой отлично сидевший на нем пиджак, шелковый, мягкий, кремового цвета, на спинку кресла и ослабил галстук цвета винограда, подчеркивая всем этим серьезность происходящего. Примемся за дело!

Его личный помощник Катрин, в новом, хорошо сшитом шуршащем шелковом костюме и в розовой шелковой блузке, под которой скрывались небольшие хорошенькие груди, ходившие ходуном при каждом ее вздохе, разлила кофе эспрессо по маленьким чашкам. Лицо Катрин, в отличие от того оживления, которое царило под ее блузкой, было неподвижно. Она вынула из кармана диктофон и вручила его, как оружие, Панагяну. Как намек на то, что разговор, каждое слово будут записаны и, если потребуется, будут использованы против него как доказательство. Средняя продолжительность жизни управляющего в «Шанталь» составляла четырнадцать месяцев.

— Этот год для нас был не из легких, — начал Панагян. — В период спада женщины меньше пользуются духами и наблюдается стойкая тяга к более натуральным запахам, таким как… — он скривил губы, выражая отвращение к их рыночному сопернику, — «Соуп». А мужчины везут из командировок в качестве подарков флаконы в одну восьмую унции вместо более объемистых четверть и пол-унции. Исторически так уж сложилось, что предметы роскоши страдают первыми при экономических потрясениях, и мы не являемся исключением. Потому в последнем квартале наш общий объем производства упал на четыреста пятьдесят тысяч литров, а доходы в глобальном масштабе снизились на тридцать шесть процентов. В силу вышесказанного мы сейчас занимаемся крупным пересмотром всей нашей рыночной стратегии и, я должен с сожалением сообщить, урезаем наш бюджет в среднем на сорок два процента.

Единственным исключением на общем печальном фоне, — сказал Панагян; на его хмуром лице сверкнули белые зубы, изображая улыбку, — является «Формула-1». Сегодня на всех рынках, по нашим данным, объемы продаж превзошли прогнозы в среднем на тридцать восемь процентов, а в одном случае — в Бразилии — даже на сто двадцать девять процентов. Я счастлив сообщить, что в Бразилии мы даже столкнулись с проблемой поставок. Но и на солнечном небосклоне «Формулы-1» есть облачко. Это отсутствие постоянного спроса. Он очень низок. Но пробные продажи в Хельсинки и Милуоки свидетельствуют, что в будущем году нам удастся вновь заинтересовать потребителя, когда мы выпустим «Формулу-1» Эстракт.

Мы в курсе, что в сфере потребительского рынка, исключая наших потенциальных покупателей, наблюдается негативное отношение к «Формуле-1», основанное на том, что это стимуляция мужской мощи, подавляющая свободу выбора женщины. Обвинение, которое нам на руку, и мы предпринимаем все возможное, чтоб поддержать его, поскольку вы знаете, наши основные потребители — сексуально неустроенные мужчины до тридцати пяти лет. И анализ использования продукции по другим группам мужчин, проведенный в Южной Африке и Северной Америке, показывает, что «Формула-1» эффективна… э-э-э… несколько меньше, чем на сто процентов, что подтверждается падением спроса. Но так как наши покупатели не читают отчетов о потребителях и не являются феминистами, я упоминаю об этих данных только с познавательной целью. Простите меня за такие подробности, Форрест, но я хочу быть уверенным, что наши друзья из отделения рекламы «Джонатан Рейнольдс» — нашего британского агентства — полностью введены в курс дела. Они в прошлом не всегда до конца понимали наши проблемы.

Панагян кивнул в сторону темноволосого нервного мужчины, с оспинами на лице, грызущего карандаш, а также женщины, похожей на мощи, упакованные, как в пакет, в несколько слоев газовой ткани и шарфики. Они, как по команде, быстро перевели взгляды на меня, а потом вновь уставились на Панагяна. Заложники, догадался я, утратившие доверие из-за какой-то ошибки в прошлом.

— Простите за сбивчивую речь. — Панагян покрутил плечами, как бы разминаясь. — Вы знаете, что француз говорит до тех пор, пока не убедится, что сказал то, что хотел. Нам, разумеется, пришлось внести некоторые коррективы в рекламную тактику. Иными словами, добавить немножко мороженого на пирожное. Да, конечно, Вирджиния — это дорого. И мы знали, что она представляет опасность — как это точнее выразиться — перевесит все другое. Или, вернее, что она затмит другое. Затмит важность «Формулы-1». Но, как мы теперь видим, этот риск был более чем оправдан резким увеличением интереса к нам в средствах массовой информации. На сегодня, я счастлив это сообщить, ее с энтузиазмом восприняли во всех наших агентствах в мире, за исключением Британии. Гениальным решением наше германское агентство назвало созданный нами союз Вирджинии с партнером Форрестом. — Британские рекламщики кисло улыбнулись. — Какая там у вас была фраза? — спросил Панагян, впервые взглянув в упор, положив руки на стол и подавшись всем корпусом. — Что Вирджиния «это прошлое». Что она будто бы — перезревший плод. Разумеется, так оно и есть, и мы не дураки. Вот почему мы наняли ее за такую небольшую сумму. Сравнительно небольшую сумму. Для Вирджинии. Немногим больше, чем платим Форресту.

Это было новостью для меня. Значит, они платят Вирджинии больше шести миллионов? Женщина из рекламного агентства заерзала в своем кресле, теребя один из своих шарфиков.

— Но в этом и состоит ваша работа — придать ей свежий вид. Для нас Англия — самый важный рынок в Европе. И потенциально самый большой. Даже больше, чем Италия. И кроме этого, англичане более всего в этом нуждаются. — Он приподнял флакон с «Формулой-1» — длинную узкую бутылку с узким горлом, похожую на лабораторную мензурку своей резиновой пробкой — капельницей. Это и был тот самый сексуальный аттрактант, о котором говорил оратор и для которого я был предназначен. Ибо если исключить то, что оратор держит его в руках и улыбается, все, что связано с этим флаконом, связано в основном со мной. — У нас полностью налажены реклама и оповещение, — сказал Панагян, вновь показывая белые зубы на смуглом лице. — Но я хочу большего, чтобы внедрить его здесь. Мне нужен скандал, да, скандал, понимаете?

Рекламщики в полном составе закивали: «да».

БА-БААХ! В дверях стояла Вирджиния с бокалом шампанского в руке. На ней были узкие красноватые брюки, что-то наподобие серебряной куртки матадора, под ней красноватый корсаж, который чуть ли не выдавливал ее груди наружу, яркобелые волосы, а все остальное — макияж. Похоже, она утомилась под тяжестью грима, но волна ее энергии докатилась до наших ног.

— Привет, Панни, старый гомик! — проговорила она, слегка коснувшись губами его щеки, кивнула британской творческой группе и сунула свою руку в мою ладонь. — Привет, душка! — прошептала она мне на ухо.

— Присаживайтесь, присаживайтесь! — произнес Панагян, разводя руками. — А мы только что о вас говорили.

Мы все уселись, Вирджиния жала мою руку, пока рекламщица из агентства сообщала:

— Наши мысли шли в том же направлении — Панни…

— Мистер Панагян, — поправил он ее.