100 великих авантюристов - Игорь Муромов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В три часа ночи бунтовщики ворвались в дом командира Камчатки, спросонья он схватил Беньовского за шейный платок и чуть было не придушил. «На помощь Морису поспешил Панов и смертельно ранил Нилова в голову. Промышленники довершили убийство. После этого бунтовщики заняли Большерецкую канцелярию, и командиром Камчатки Беньовский объявил себя.
Большерецк был взят без боя, если не считать перестрелку с казаком Черных, укрывшимся в своем доме Ни один человек не пострадал В этом нет; ничего удивительного, если представить острог не по мемуарам Беньовского, где Большерецк описывается как крепость, подобная европейским в период романтического средневековья, а жалким деревянным поселком.
На рассвете 27 апреля бунтовщики прошлись по домам большерецких обывателей и собрали все оружие — его сдали без сопротивления. Затем, окружив здание канцелярии шестью пушками, заряженными ядрами, они отпраздновали свою победу.
28 апреля хоронили Нилова, который, по их словам, умер естественной смертью, вероятно, от злоупотреблений казенной водкой. Спорить с этим теперь уже официальным утверждением нового камчатского начальства никто не рисковал, хотя все знали, что было на самом деле, — слух об убийстве Нилова еще ночью облетел острог.
Сразу после похорон Мориц приказал священнику отворить в церкви царские врата и вынести из алтаря крест и Евангелие — каждый из бунтарей был обязан при всех сейчас присягнуть на верность царевичу Павлу Петровичу. Присягнули все, кроме одного, самого близкого Беньовскому человека — Хрущева.
29 апреля на реке Большой построили одиннадцать больших паромов, погрузили на них пушки, оружие, боеприпасы, топоры, железо, столярный, слесарный, кузнечный инструменты, различную материю и холст, деньги из Большерецкой канцелярии в серебряных и медных монетах, пушнину, муку, вино и прочее — полное двухгодичное укомплектование галиота. В тот же день, в два часа пополудни, паромы отвалили от берега и пошли вниз по течению в Чекавинскую гавань, чтобы подготовить к плаванию галиот «Святой Петр».
7 мая галиот был готов к отплытию Но еще четыре дня не трогались в путь — Ипполит Степанов от имени всех заговорщиков писал «Объявление», в котором открыто говорилось о том зле, которое принесла России императрица Екатерина, ее двор и ее фавориты. Это было политическое обвинение царицы от имени дворянства и простого народа, и оно было пострашнее присяги царевичу Павлу.
11 мая «Объявление» было оглашено для всех и подписано грамотными за себя и своих товарищей. Под этим документом нет только подписи Хрущева. Но это была не последняя его привилегия на камчатском берегу: утверждая, что галиот отправляется искать для жителей Камчатки свободные земли для счастливой жизни, Беньовский позволяет своему другу — якобы за долги — взять с собой на галиот мужа и жену Паранчиных, камчадалов, бывших «ясашных плательщиков», а теперь холопов «Объявление» отправили Екатерине.
8 вину ей ставили смерть мужа Петра, отлучение от престола законного наследника Павла, разорительную войну в Польше, царскую монополию торговли вином и солью, то, что для воспитания незаконнорожденных детей вельмож даруются деревни, тогда как законные дети остаются без призрения; что народные депутаты, собранные со всей страны для изменения Уложения о законах Российской империи, были лишены царским наказом права предлагать свои проекты..
В тот же день утром галиот «Святой Петр» вышел в море и взял курс на Курильские острова. На его борту было ровно семьдесят человек. Из них пятерых вывезли насильно — семью Паранчиных и троих заложников. Измайлова, Зябликова, Судейкина.
И вот, когда беглецы подошли к шестнадцатому Курильскому острову Симуширу и остановились здесь для выпечки хлебов, четверо из этой пятерки образовали заговор против Беньовского. Заговорщики, пользуясь тем, что весь экипаж галиота находился на острове и судно фактически никто не охранял, решили тайно подойти к галиоту с моря на ялботе, забраться на судно, обрубить якорные канаты и вернуться в Большерецк за казаками. Яков Рудаков, на общую беду, решил вовлечь в заговор матроса Алексея Андреянова. Тот донес обо всем Беньовскому. Мориц приказал расстрелять заговорщиков, но потом изменил свое решение и устроил им публичную порку кошками (плетьми).
29 мая в 9 часов вечера галиот «Святой Петр» покинул остров, на берегу которого остались штурманский ученик с галиота «Святая Екатерина» Герасим Измайлов и камчадалы из Катановского острожка Алексей и Лукерья Паранчины. Благополучно пройдя Японское море, беглецы оказались в Японии, но, не встретив там особого привета, поспешили уйти от греха на Формозу — остров Тайвань.
Формоза была одним из тех райских уголков, о котором члены экипажа галиота не смели и мечтать. Но райский уголок не был безопасным местом — пираты постоянно делали набеги на прибрежные селения, захватывали жителей в плен и продавали в рабство в те самые испанские владения, о которых грезили многие на «Святом Петре».
Жители острова встретили русских очень хорошо. Это было 16 августа 1771 года. Помогли отвести судно в удобную для стоянки гавань. Оказалось, что название острова в переводе с португальского означает «Прекрасный». На следующее утро туземцы привезли на галиот ананасы, кур, свиней, какой-то напиток вроде молока, сделанный из пшена. Началась торговля. На иглы, шелк, лоскуты шелковых материй, ленточки русские выменивали продукты, поражаясь их дешевизне.
Но в тот же день, пополудни, случилась беда. Беньовский приказал отправить ялбот за питьевой водой. Сначала отправили одну партию людей на берег, затем вернулись за второй. Туземцы приняли все это за подготовку к нападению на селение. И потому напали первые, убив и ранив несколько человек.
Когда мимо галиота проходила лодка с туземцами, с него раздался дружный залп. Пятеро из семи туземцев были убиты, двое тяжелораненых кое-как догребли до берега. По распоряжению Беньовского была снаряжена карательная экспедиция, которая жестоко расправилась с туземцами. 20 августа Мориц приказал спалить их селение. Когда пламя взметнулось к небу, ударили корабельные пушки. На следующий день галиот покинул прекрасный остров и ушел за горизонт.
12 сентября 1771 года галиот «Святой Петр» вошел в португальский порт Макао в Китае и возвестил об этом залпом из всех пушек. Три пушки с берега просалютовали в ответ согласно рангу галиота, и Беньовский на ялботе отправился нанести визит португальскому губернатору Макао. Мориц облачился в парадную форму убиенного капитана Нилова, причем даже не снял орден Святой Анны.
Губернатор любезно принял гостя. Мориц назвался поляком, бароном и генералом польской королевской армии. О службе у конфедератов, воевавших против короля Станислава, естественно, умолчал.
«Военная служба мне не по вкусу, — заливал авантюрист. — Я, знаете ли, человек миролюбивый, книжник, скорее склонный к странствованиям, научным исследованиям. Я перебрался в Россию и предпринял большое путешествие через всю Сибирь, чтобы потом написать книгу… — Заметив, что взгляд губернатора задержался на ордене, Мориц продолжил: — Это русский орден Святой Анны, пожалованный мне императрицей Екатериной. Я оказал Российской академии наук одну небольшую услугу. Добрался до Камчатки. Занимался там коммерцией и пушным промыслом. Купил судно у одной купеческой компании и набрал русскую команду. Посетил Японию… Кстати, я отмечен королем Станиславом несколькими высокими наградами, но я их оставил в Польше».
Губернатор Макао был покорен гостем.
Русские с нетерпением ждали своего предводителя. Видимо, все-таки многое в своей жизни связывали они с галиотом. Но Морис продал галиот португальскому губернатору и зафрахтовал в соседнем Кантоне два французских судна для плавания в Европу. Чем руководствовался Беньовский? В общем-то, соображения у него были разумные. Во-первых, на потрепанном галиоте далеко не уйдешь, во-вторых, их повсюду ищут, поэтому «Святой Петр» могут задержать англичане или голландцы. Старый флегматичный швед Винбланд был вне себя от ярости, когда вдруг выяснилось, что никакой Беньовский не генерал, что царевича Павла он и в глаза никогда не видел.
«Бунт на корабле! — обратился Морис за помощью к губернатору. — Эти люди — отъявленные головорезы и могут наделать тут больших бед Их нужно срочно изолировать…» Губернатор симпатизировал Беньовскому, польскому барону в тринадцатом колене, даже не предполагая о том, что баронов в Польши никогда не было, и приказал посадить всех русских в тюрьму. «Пока не одумаются», — установил для них срок заключения Беньовский и занялся своими делами, которые предполагалось удачно довершить во Франции.
16 октября 1771 года умер Максим Чурин, а за ним в течение полутора месяцев умерли еще четырнадцать человек. Остальные признали свое поражение и согласились следовать за Беньовским в Европу. Все, кроме Ипполита Степанова, — его Морис оставил в Макао, как в свое время Измайлова на Симушире…