Журнал «Если» 2010 № 3 - Наталья Резанова

— Совсем? — жалобно спросил Дима.

— Абсолютно. Вы увлеклись, вам хочется научиться этому праязыку. И вы начинаете его изображать… как умеете. Но это… это ерунда.

— Ну а то, что я вначале говорил? — спросил Дима.

— Слишком мало материала. Будь у меня час-другой вашего монолога… а желательно еще, чтобы вам задавали вопросы, а вы на них отвечали…

Профессор развел руками. Дима сидел, глядя в стол, и медленно багровел. Издеваться над ним я не хотел — видно было, что ему и так несладко. Но удержаться было невозможно.

— Гляп, — сказал я. — Хлюп-барам-пам!

Дима встал и молча направился в прихожую.

— Молодой человек, попробуйте спать со включенным диктофоном! — сказал ему вслед профессор. Но Кабайлов уже выскочил за дверь. Я кинулся следом — и успел протиснуться в сдвигающиеся двери лифта. Сказал:

— Ну извини…

Дима поиграл желваками и сказал, неожиданно спокойно и убежденно:

— Извинениями не отделаешься. Сейчас заглянем в магазин… купишь бутылку коньяка.

— Хорошо, — сказал я, вспоминая, сколько у меня с собой денег.

— А я возьму пару бутылок водки… — рассуждал вслух Кабайлов. — Украинской. Закуска вроде есть… Минералочки надо.

— Ты чего? — не понял я.

— Сейчас едем ко мне, — сказал Дима. — Придется напиться. Причем выпить столько же и того же, что и в прошлый раз… Мне — придется. А ты так… компанию составишь. Потом будешь сидеть и ждать, пока я заговорю.

— А если не заговоришь?

— Завтра продолжим. Выходные впереди, два дня и три ночи.

— И утром после трехдневного запоя я пойду на работу? — уточнил я.

— Посмотрим. Надо будет — не пойдешь!

В безумии моего друга было все-таки что-то притягательное…

— Никогда не пил в научных целях, — признался я. — Только учти, на три дня такого веселья я не согласен!

Возможно, той ночью мой друг снова разговаривал с ангелами. Увы. То ли я устал после рабочей недели, то ли мы переоценили ту памятную гулянку…

В общем, где-то далеко за полночь, когда Кабайлов повалился на кровать и велел «Бди!», я прилег на диванчик. Дверь в спальню была открыта… вот как донесется голос, так сразу и встану… Я был абсолютно в этом уверен, пока не закрыл глаза.

— Еще друг называется… — пробормотал Дима, нависая надо мной грозно, как нечистая совесть. — Зря пили!

Желания повторять эксперимент на следующий вечер у нас не возникло. Все-таки нам было не по двадцать лет, и свое здоровье мы оценивали трезво даже с похмелья. Я выпил с Димкой кофе и пошел домой.

И лишь через пару месяцев, когда судьба свела нас на какой-то конференции, Дима мимоходом сказал:

— А я, кстати, шесть с половиной часов записал…

— Чего? — даже и не сразу понял я.

— Как чего? Языка, на котором Яхве разговаривал с ангелами.

— И кто тот страдалец, который тебя записывал? — спросил я. — Или тебе хватило совести девушку заставить дежурить при пьяном теле?

— Андрюша, — насмешливо сказал Дима, — ты крепко отстал от жизни. Все диктофоны давным-давно имеют функцию автовключения на звук. А стоят, между прочим, сущие копейки.

— А, диктофон купил… — сообразил я. — Последовал, значит, совету профессора…

— Плеер на самом-то деле. Но он еще и диктофон. И радио ловит. Нет, прогресс, что ни говори…

И Дима оседлал своего любимого конька. Мы поговорили о прогрессе, о светлом будущем, когда любая кофемолка сможет поддержать с тобой утреннюю беседу, потом я спохватился:

— Ну так что запись-то?

— Отдал нашему великому лингвисту. Он колупается помаленьку. Говорит, что увлекательнейшее занятие, что, когда он это опубликует, — весь мир ахнет.

— Пусть нобелевкой не забудет поделиться… — сказал я.

— Нет, серьезно. Знаешь, что он говорит? Что если разобраться в структуре, то это будет самый простой и понятный в мире язык. Его сможет выучить человек любой национальности за несколько дней. Представляешь? Эсперанто отдыхает! Хотя, конечно, английский так просто не сдастся…

— Все равно люди будут учить китайский, — сказал я.

И жизнь снова развела нас на несколько месяцев.

Если бы я тогда знал, к чему все это может привести! Нет, если бы только догадывался…

Хотя что бы я сделал? Пришел к профессору с дубиной и треснул по башке, чтобы у него оттуда и русский язык вылетел? Увы, не в моей ангельской натуре. Познакомил старикана с молодой девицей, увлекающейся лингвистикой? Это, конечно, тоже хорошо от работы отвлекает, но таким ловким интриганом я никогда не был. За что и страдаю, кстати…

Профессор позвонил мне ровно через год после первого визита.

— Здравствуйте, Андрей…

В общем-то у меня плохая память на голоса, но профессора я узнал сразу.

— Здравствуйте, Пётр Семёнович…

— Я думаю, вам с вашим другом стоит зайти ко мне, — сказал профессор.

— Когда?

— Сегодня. Лучше не откладывать, знаете ли…

У меня часто забухало сердце.

— Вы что… серьезно… разобрались? Выучили этот язык?

— Да.

Нет, он сказал иначе. Не «да», а что-то совсем другое. Только это было именно «да».

— Мы сейчас приедем, — пробормотал я. И кинулся звонить Кабайлову…

Честно говоря, я сам ничуть не волновался и почти ни на что не надеялся. Если бы мне предложили пари, то я поставил бы десять против одного, что профессор ничего не расшифровал и сдался. Ну не в человеческих это силах!

Хотя, конечно, робкая, слабая надежда у меня все-таки была. Просто потому, что очень хочется верить в чудеса.

Профессор сам открыл нам. Был он торжественен и задумчив. Смотрел на нас как-то… странно. И это меня насторожило.

— Чай? — спросил профессор. — Или чего-нибудь покрепче?

— Чай, — попросил Дима. — И не томите, ради бога!

Профессор кивнул, стал возиться с чайником, согнувшись над столом знаком вопроса. Этот вопрос из него прямо-таки лучился.

— Вы что-то хотите спросить? — не выдержал я;

— Скажите, а она была высокая? — спросил профессор, не оборачиваясь.

— Кто «она»? — спросил я, просто чтобы выиграть время.

— Вавилонская башня.

Дима вздохнул и ответил:

— Да нет, конечно. Метров девяносто в высоту. Это и не башня-то была, а здание. Университет. И никаких богоборческих настроений там не было, это же смешно даже помыслить! Кафедра теологии, кафедра потопопознания, кафедра языковедения… ну, если нашими терминами излагать.

— Так зачем вы ее сломали? — завопил профессор, поворачиваясь.

Мы с Димой переглянулись.

— И не надо валять дурочку! — продолжал бушевать Гольянов. — Я изучил этот язык! Я перевел ваш монолог! Я знаю, кто вы такие!