Седьмая жертва - Александра Маринина

– Нет, Маргарита Владимировна разрешила, но потом Лиле кто-то сказал, что котенок не спасет ее от одиночества, ей нужен щенок, который станет ей настоящим другом. Так она теперь мучается, не знает, кого хотеть, щенка или котенка, – пояснила Ира.

– А я где-то читала, что есть такие кошки, которые по характеру как собаки, а уход за ними требуется как за кошками, – оживилась Наташа, подняв глаза от рукоделия – во время беседы она вязала старшей сестре длинный толстый свитер к зиме. – Надо вспомнить, как эта порода называется, и Лиле сказать. Это будет как раз то, что нужно.

Коротков ворвался в тихую обитель как ураган, кинулся пожимать руку Мирону и целовать девушек, которых не без оснований считал своими крестницами. Проницательная Наташа пыталась было задавать вопросы о причинах столь внезапного визита работников уголовного розыска, но предупрежденный Настей Коротков, громко хохоча, рассказал байку о том, что им по долгу службы нужно быть вечером в районе Сокольников, но когда и где – пока неизвестно, им должны позвонить и сообщить дополнительную информацию, так что они, если хозяева не возражают, посидят здесь до наступления полной ясности. Хозяева не возражали.

Первым прорезался Сережа Зарубин, которому Коротков оставил телефон Терехиных с указанием звонить, как только появится хоть какая-то информация.

Поговорив с ним, Коротков озадаченно посмотрел на Настю.

– С соседом мы проехали мимо станции, – удрученно сказал он. – Казаков Андрей Тимофеевич – уважаемый человек, крупный ученый в области стратегических вооружений, в настоящее время действительно находится на пенсии, но продолжает активно работать, его систематически вызывают то на консультации, то на испытания. Знающие его люди говорят, что у Казакова есть пунктик – секретность. Очень старательно всегда выполнял инструкции по работе с секретными документами, и вообще… В те времена, когда он начинал работать, оборонщикам даже заикаться нельзя было о том, где и кем работаешь, чем занимаешься. Можно было запросто в тюрягу угодить. Болтун – находка для шпиона, помнишь, был такой лозунг. Казаков все правила свято соблюдал, он искренне верил, что акулы империализма спят и видят, как бы украсть у нашей бедной Родины ее оборонные секреты. И вот таким он остался и по сей день.

– Ясно. И запертые двери нашли свое объяснение, – прокомментировала Настя, которой стало немного легче при мысли, что Ирочке Миловановой опасность, пожалуй, не угрожает. Или все-таки угрожает? – И отлучки, которые он прикрывал россказнями о якобы рыбалке. Но, строго говоря, Юрик, эта информация объясняет странности в поведении, но не избавляет Котофеича от подозрений в убийствах. Кто сказал, что известный ученый-оборонщик не может стать убийцей? Шувалов – яркий тому пример. Тоже ученый, правда, социолог, но что это меняет? Убивал как миленький.

Она немного помолчала, разрезая на тарелке сваренные Ириной сосиски.

Какая-то мысль мешала сосредоточиться, назойливо выпячивалась вперед, но, как только Настя пыталась ухватить ее, исчезала.

– Юра, а как фамилия того фелинолога, которого Доценко разрабатывает?

– Что есть фелинолог? Не выражайся, пожалуйста, нецензурно, здесь молодые девушки.

– Специалист по кошкам. Мне кажется, его фамилия Казаков. Нет? – осторожно спросила она, все еще не веря, что поймала наконец ту коварно ускользающую мысль.

– Казаков, – подтвердил Юра. – Мало ли Казаковых в Москве, почти как Ивановых.

– И зовут его Александром Ильичем, – задумчиво продолжала Настя.

И вдруг как ошпаренная выскочила из-за стола и бросилась к телефону.

Только бы Зарубин оказался дома, только бы не убежал никуда после того, как отзвонился сюда с докладом!

– Сережа, – быстро заговорила она, когда Зарубин подошел к телефону, – быстро найди Казакова Илью Андреевича. Срочно, Сережа! Год рождения – примерно начало пятидесятых. Больше ничего о нем не знаю, кроме того, что у него должен быть отец Андрей Тимофеевич и сын Александр Ильич. Только очень аккуратно. И фотографию обязательно. Привезешь в Сокольники, записывай адрес.

Зарубин появился в двенадцатом часу ночи. Глаза у Насти слипались, но она мужественно боролась со сном. Ирина ушла на свою вечернюю работу в ресторан, вместе с ней на всякий случай отправился Мирон, чье присутствие в ресторане было обычным и не вызвало бы ни у кого подозрений – он частенько приходил к концу ее смены, чтобы встретить и проводить домой. Коротков дежурно флиртовал с красавицей Наташей, а Настя мучилась, притулившись в уголке дивана, в попытках не уснуть.

– Вот, – Сергей протянул ксерокопию формы номер один, добытую в паспортном столе одного из отделений милиции, – Казаков Илья Андреевич, как заказывали.

Сон как рукой сняло. Форма номер один заполняется владельцем паспорта собственноручно. Вот она, характерная буква «д». А вот и горбатая запятая. И тщательно выписанные округлые буквы, стоящие отдельно друг от друга.

Настя долго всматривалась в красивое правильное лицо. Фотография была явно свежей, Илья Андреевич, как и полагается по закону, вклеивал в паспорт новый снимок в сорок пять лет. Сейчас ему сорок восемь.

– Вот ты какой. Шутник, – пробормотала она вполголоса. – Или я опять ошиблась и это не ты? Ты общался со своим отцом как раз в тот день, когда я была в гостях у Татьяны и готовилась к телепередаче. Отец мог рассказать тебе о нас. И ты был предупрежден о нашем участии в телемосте. У тебя была возможность подготовиться. Может быть, ты и не любитель живописи, но твой отец – большой поклонник Босха, и у него ты мог листать альбомы и выбирать крючки, на которые меня ловил. Ты сын своего отца, и ты, совершенно естественно, перенял некоторое его привычки, в частности, обращаться к женщинам со словом «дорогая». Ты общался со своим сыном и мог знать о ценностях старухи Фирсовой. Более того, ты мог даже познакомиться с ней у сына, поэтому она и впустила тебя в свою квартиру, хотя была крайне подозрительной и недоверчивой ко всем незнакомцам. Но почему, хотела бы я знать, ты выбрал меня? Или все-таки это не ты Шутник?

Они дождались благополучного возвращения Ирины с работы. Никто не пытался сегодня с ней познакомиться, и можно было отдыхать до завтра. На всякий случай показав ей фотографию Ильи Андреевича Казакова и попросив запомнить лицо, Настя в сопровождении Короткова и Зарубина покинула квартиру Терехиных.

Воскресенье прошло в томительном ожидании. Доценко и Селуянов мотались по редакциям газет и журналов в поисках фамилий тех, кто писал статьи или письма в редакцию на темы захоронений, инвалидов, малоимущих и по проблемам суицидов и эвтаназии. Зарубин по указанию Короткова пытался осуществить самую простую комбинацию по негласному дактилоскопированию Казакова Ильи Андреевича, но у него ничего не получилось: Казаков исчез из Москвы. Ирина Терехина ходила на свои три работы, за ней тенью следовал Мирон, старательно разглядывая всех приближающихся к ней мужчин. Указание следователя об охране Ольги и Павлика Терехиных в больнице выполнить не успели, но надеялись, что туда Шутник все-таки не сунется. Наташа Терехина сидела дома в компании знакомой, Зои Ташковой, которая по просьбе Насти приехала якобы навестить семью друзей.

Но ничего не произошло. И Настя снова начала сомневаться: правильно ли она его вычислила? Правильно ли определила направление седьмого удара, который собирался нанести Шутник? Там ли его ждут? Того ли ждут? Как ни силилась, она не смогла вспомнить больше ни одного инвалида, которого знала бы лично. Кроме Соловьева, своего бывшего возлюбленного. Но, наведя справки, она узнала, что Соловьев уже полгода живет в Швейцарии, проходит лечение в какой-то клинике. Значит, остаются только Терехины.

С утра в понедельник Коротков написал официальную бумагу об организации наружного наблюдения за Казаковым. Ему ответили, что людей не хватает и «наружку» за фигурантом смогут выставить не раньше чем дня через два. Злобно чертыхнувшись, Юра попытался задействовать неформальные связи, после чего ему пообещали, что работать начнут уже сегодня, но к вечеру.

К девяти вечера на Петровку вернулся Коля Селуянов с длинным списком участников газетных дискуссий.

– Все, что смог, – устало сказал он, кладя список перед Настей. – Это только тридцать два издания. Начинай пока, а я завтра продолжу.

От напряженного сидения в прокуренном кабинете у Насти так болели глаза, что она не смогла прочесть даже первые пять фамилий – сразу потекли слезы.

– Коля, там есть фамилия Казаков? – только и спросила она, прижимая к лицу носовой платок.

Селуянов взял список и быстро пробежал глазами.

– Есть.

– Илья Андреевич?

– Не знаю, мать. И.А. какой-то. Может, он Иван Александрович.

– На какую тему он выступал?

– Он числится как автор двух писем по проблемам эвтаназии. Одно из них было даже опубликовано в рубрике «Мнение наших читателей».