Русское мессианство. Профетические, мессианские, эсхатологические мотивы в русской поэзии и общественной мысли - Александр Аркадьевич Долин

С древнейших времен было известно, что слово обладает магической силой. В устах жрецов и заклинателей оно приобретало порой такое могущество, перед которым бессильны были доводы рассудка. Поэтика Маяковского гипнотизировала читателя и заставляла верить в правоту ленинских идей. Даже губительные для страны призывы (например, приведший российскую армию к сокрушительному поражению лозунг «Превратим войну народов в гражданскую войну!» или извративший принципы государственного управления лозунг «Выучим каждую кухарку управлять государством!») приобретают на страницах поэмы эпическое звучание. Действия Вождя (его позиция на Циммервальдской конференции, приезд в Питер и знаменитая речь с броневика, обличение «торгующих в храме» эсеров и меньшевиков, пребывание в Разливе, руководство Октябрьским восстанием, заключение Брестского мира, поворот к нэпу и пр.) описываются в сугубо апокрифическом жанре, сдобренные авторским эмоциональным комментарием.

Патетика описания нарастает с развитием событий, и значение ленинской личности непомерно разрастается, приобретая вселенский масштаб:

Он

в черепе

сотней губерний ворочал,

людей

носил

до миллиардов полутора.

Он

взвешивал

мир

в течение ночи…

Как и подобает вездесущему божеству, Ленин присутствует во всех делах новообращенной паствы:

…и в каждом — Ильич,

и о каждом заботится

на фронте

в одиннадцать тысяч верст.

Подобно Христу, приносит он искупительную жертву во имя народного счастья, проходит свой крестный путь:

Ты знаешь

путь на завод Михельсона?

Найдешь

по крови

из ран Ильича.

Учение Вождя распространяется по миру и овладевает массами:

Подымаются страны

одна за одной —

рука Ильича

указывала верно…

Как и положено в Евангелии, слова и дела Учителя интерпретируются и внедряются в сознание прозелитов через слова и дела его последователей и учеников. Особое место в поэме занимают «верные ленинцы» (по списку до 1924 г.) наследники и преемники Учения: Сталин, Троцкий, Зиновьев. О них сказано скупо, но лестно. Четко прорисованы и образы врагов истинной веры: эсеров, меньшевиков, монархистов и прочих прихвостней мировой буржуазии. Акценты расставлены так, что сомнения в правоте большевиков и их Вождя у читателя не должно возникнуть ни при каких обстоятельствах.

Смерть диктатора, успевшего за свою недолгую жизнь загубить миллионы и обречь на муки несколько поколений соотечественников, изображается как величайшая трагедия мирового пролетариата, трудового народа и всего человечества, в сравнении с которой меркнут распятие Христа и успение Будды:

Замрите

минуту

от этой вести!

Остановись,

движенье и жизнь!

Поднявшие молот,

стыньте на месте.

Земля, замри,

ложись и лежи!

И наконец — мощный финал, славящий имя и дело Ленина, которым суждено жить ныне, и присно, и во веки веков. Гимн ленинизму становится гимном всей созданной большевиками Системе — соответственно и зреющему в недрах этой системы сталинизму.

В поэме «Хорошо», опубликованной в 1927 г. к юбилею Октября, ранее созданный поэтом апокриф расцвечивается новыми историческими деталями последнего десятилетия, поданными уже в контексте существующего мифа. Публицистический запал автора и великолепно переданный в поэме героический пафос эпохи в сочетании с достоверностью деталей, известных фактов и имен не оставляют рядовому читателю никакой возможности для альтернативной оценки событий. Воинственная апология Октября изображает большевистский переворот, пожар Гражданской войны, красный террор, голод, холод и мор, унесшие десятую часть населения страны, как «триумфальное шествие революции». Он оплакивает павших за народное дело и называет поименно героев нового культа: Антонова-Овсеенко и Подвойского, Красина и Дзержинского (в других стихах к пантеону добавляются имена Войкова, Нетте и прочих достойных поклонения большевиков). Семнадцатая, восемнадцатая и в особенности заключительная, девятнадцатая, главы поэмы представляют собой описание идиллического социалистического рая, воплощенной мечты героев революции. Славя «отечество, которое есть» и «трижды — которое будет», поэт не жалеет сочных красок для описания мощных заводов, тучных пашен, заполненных товарами магазинов, радостных демонстраций и повсеместного трудового энтузиазма:

Что ни хутор,

от ранних утр

работа люба.

Сеют,

пекут

мне

хлеба.

Доят,

пашут,

ловят рыбицу.

Республика наша

строится,

дыбится.

Владимир Маяковский

Радость, бьющая ключом и переливающаяся через край, составляет общий фон повествования о героике будней Страны Советов, в которой «всегда есть место подвигу». СССР в этой картине предстает Землей Обетованной, текущей млеком и медом, где трудности жизни стократно окупаются воплощением светлого Идеала, сбывшейся вековой мечты человечества.

И наконец, первое вступление к поэме «Во весь голос», написанное за несколько месяцев до самоубийства, в январе 1930 г., — политическое завещание поэта, обращение к потомкам, чистейший образец профетизма советского типа. В год «великого перелома», когда сталинская коллективизация ломала становой хребет российского крестьянства, Маяковский подводил итоги своей работе, «не ожидая, что будут рассказывать критики в будущем». Драматично звучит это начало поэмы о пятилетке, исповедь барда, который видит в себе «ассенизатора и водовоза, революцией мобилизованного и призванного». Агитатор и горлан-главарь, не понятый родной страной, пророк, отдавший без остатка всю свою звонкую силу поэта атакующему классу и ничего не получивший взамен, он апеллирует к будущему:

Я к вам приду

в коммунистическое далеко

не так,

как песенно-есенинный провитязь.

Мой стих дойдет

через хребты веков

и через головы

поэтов и правительств.

«Во весь голос» (первое вступление) — это поэма, сознательно предсказывающая будущее: «построенный в боях социализм», ликвидацию проституции и болезней, снятие капиталистической блокады республики и всеобщее признание сочинений Владимира Маяковского, этих «ста томов партийных книжек» как евангелия революции, Священного Писания победившего пролетариата Страны Советов.

В Маяковском Октябрьская революция обрела свой уникальный поэтический голос, который бесспорно заглушал голоса современников. Плакатный напор, эпическая мощь, метафорическая экспрессивность революционных поэм и подкупающая искренность, автобиографическая правдивость гражданской лирики поэта не оставляют нас равнодушными и сегодня, когда время высветило истинный смысл драматических событий, воспетых Маяковским. Другого такого автора, способного осенить благодатью и наполнить высшим смыслом кровавые зрелища мятежей и казней, Сталину в дальнейшем найти или создать так и не удалось, как ни мечтал он увековечить свои деяния пером Горького или Пастернака.

О Маяковском в советское время было написано слишком много. Его афористичные строки затасканы по цитатам, его лозунги отгорели и погасли вместе с красными звездами, но творчество