Последний долг (ЛП) - Винтерс Пэппер

Направив пульт на телевизор, я остановила пленку, когда Кат во второй раз пригнулся к Эмме. Я была с ней, пока Кат читал урок истории. Я обнимала ее призрачное тело, пока она ждала своего наказания. Но я больше не могла смотреть на ее агонию. Я не могла сидеть там и притворяться, что это не разрушало меня. Что в то время, когда моя мать чуть не утонула, я была жива, ненавидя ее за то, что она бросила моего отца.

Прости меня.

Прости меня за то, что я вечно проклинала тебя. Я не знала.

Наклонившись над столом, я извлекла кассету и вставила обратно в футляр.

Я просмотрела ее досье. Я наблюдала за началом Первого Долга и быстро перемотала процесс порки. Я подсмотрела записи с камер видеонаблюдения, на которых Эмма прогуливалась по коридору, как любой желанный гость. Я затаила дыхание, когда она шила и рисовала в тех же местах, где Джетро сломался, занялся со мной любовью и рассказал мне, кем он был.

Я больше не могла смотреть.

Все, что происходило в ее время в Хоуксбридже, принадлежало ей. Было неправильно подглядывать за ее триумфами над Катом или отчаиваться из-за ее минутной слабости. Не мне было утешать или осуждать.

Присутствие моей матери наполняло мое сердце, и в каком-то смысле я чувствовала ее рядом со мной. Мое плечо потеплело там, где, как мне показалось, она прикоснулась ко мне. Моя спина задрожала там, где ее призрачная фигура пронеслась мимо.

Я вызвала ее из могилы и удерживала ее дух, готовая освободить ее от оков этой комнаты.

Я должна освободить их всех.

Вскочив со стула, я вытерла липкие щеки от незамеченных слез и бросилась к другим шкафам с картотекой. Каждый из них был посвящен предку.

Я не могла нормально дышать, когда открывала металлические ящики и хватала охапки папок. Работа одной рукой замедляла меня. Я роняла, бросала, разбрасывала их по столу.

Проклиная свой гипс, я любовно касалась каждой страницы, пробегала глазами каждое слово.

Время текло вперед, каким-то образом переплетая историю с настоящим.

Джетро был прав, что ушел.

Как Хоук, он не был бы желанным гостем.

Чем дольше я стояла в этой камере, тем больше боролась с ненавистью.

Папка за папкой.

Документ за документом.

Я свила гнездо, окруженное коробками, бумагами, фотографиями и памятными вещами от женщин, которых я никогда не встречала, но так хорошо знала.

Опустившись на колени, я тяжело вздохнула, поскольку их присутствие и призрачные прикосновения становились все сильнее, чем больше я читала. Их кровь текла в моих жилах. Их манеры сформировали мои, их надежды и мечты отражали все, чего я хотела.

Неважно, что десятилетия и столетия разделяли нас, все мы были Уивер, которых брали и эксплуатировали.

Мои джинсы стали серыми от пыли, нос зачесался от испачканных временем вещей.

Подняв изображения из ближайшего файла, я уставилась в глаза незнакомого мне предка. Она была меньше всего похожа на меня из всех моих родственников. У нее была большая грудь, пышные бедра и круглое лицо. Ее волосы были фирменного черного цвета, как у всех женщин-Уивер, и она выглядела будто испанка.

В ее глазах было столько боли. Испытания за испытаниями, где сам воздух затвердел от несправедливости и общей ненависти к Хоукам.

Я больше не хотела там сидеть. Я не хотела покрывать себя чувствами из прошлого и медленно погружать свои конечности в лавину воспоминаний, но я была в долгу перед ними. Я сказала своим предкам, что освобожу их, и я это сделаю.

Проводя кончиками пальцев по зернистым изображениям, я поклонялась мертвым и извинялась за их потерю. Я молча говорила им, что справедливость восторжествовала, карма исправлена, и им пора двигаться дальше и обрести покой.

Мои пальцы были испачканы карандашом и пергаментом, покрытым грязью. Видеозаписи прекращались тем раньше, чем шли годы. Фотографии потеряли пигмент и четкость, став зернистыми и цвета сепии.

Я ненавидела Хоуков.

Я ненавидела долги.

Я даже ненавидела первых Уивер за то, что они обрекали нас на такую участь.

Так много слов.

Так много слез.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Чтение, чтение, чтение…

Освобождение, освобождение, освобождение…

Не было ни одного файла, к которому я бы не прикоснулась.

Жуткое ощущение того, что я не одинока, становилось только сильнее, чем больше документов я открывала. Картотечные шкафы из полных превратились в пустые. Папки рассыпались по полу, как потускневшие от времени снежинки.

Я потеряла счет минутам, у меня не было часов, которые напоминали бы мне вернуться к моему поколению. Я оставалась в подвешенном состоянии, запертая с призраками, не желая оставлять их одних после стольких лет.

В конце концов, мой взгляд затуманился. Слова больше не имели смысла. И повторение того, что каждая женщина платит одни и те же долги, слилось в акварель, искусно смешав так много рисунков в один.

К тому времени, когда я добралась до последней коробки, фотографии превратились в масляные портреты. Последнее изображение было потрескавшимся и едва различимым, но я знала, что у меня в руках последний фрагмент.

Женщина, которая все это начала.

Настоящая Уивер, которая отправила невинную девушку на смерть, уклонившись от табурета, и закрыла глаза на все остальное.

Она не заслуживала такого же сострадания, как остальные мои предки, — она осудила нас всех. Но в то же время было пролито достаточно боли; пришло время отпустить ее.

Все они заслуживали мира.

Маленькое пространство кишело призраками моей семьи, все они сплетались вместе, как вихрь урагана. Воздух терзал меня омерзительными порывами ветра.

Сделав глубокий вдох, я вернулась в страну живых. Я застонала от дискомфорта, когда встала. Мои колени ныли. Я медленно прокладывала себе путь через храм коробок.

Я не верила в призраки, разгуливающие среди нас, но я не могла отрицать правду.

Они были там.

Плачут из-за меня. Радуются за меня. Празднуют конец, даже несмотря на то, что они заплатили самую высокую цену.

Страница 38

Они любили меня. Они благодарили меня.

И это наполнило меня стыдом и, в конечном счете, гордостью.

Гордостью за нарушение традиций.

Гордостью за то, что я сдержала свою клятву.

Они умерли.

А я нет.

Я выжила.

Я нашла Джетро снаружи.

Солнце давно село, и зимний холод завывал над ухоженными садами, стеная вокруг башенок Хоуксбридж-холла.

Я предусмотрительно захватила более теплую одежду, прежде чем отправиться на свежего воздух, и плотнее закуталась в куртку, позволив перевязи принять на себя вес моего гипса. Натянув капюшон из искусственного меха на уши, я пожалела, что не захватила перчатки для своих быстро замерзающих пальцев.

Джетро поднял глаза, когда мои ботинки на овчинной подкладке захрустели по гравию. Вингс и Мот стояли вдалеке, закрывая горизонт, закутанные в одеяла.

Когда я шла по Холлу, я увидела силуэты людей снаружи. Я узнала фигуру Джетро. Я хотела присоединиться к ним — быть рядом с реальными людьми после призраков.

Теперь я нашла не только Джетро, но и всех, кого любила и о ком заботилась.

На большом пространстве лужайки стояла моя новая семья. Жасмин, Вон, Джетро и Текс. Все они стояли вокруг огромной кучи веток, и предметов, которые я никогда больше не хотела видеть.

Наклонив голову навстречу ветерку, я прошлась по траве. Мой капюшон откинулся назад, и я поймала взгляд Жасмин.

Она улыбнулась мне, протягивая руку.

Я взяла её.

Ее пальцы были как фруктовое мороженое, она сжала мои, когда я наклонилась и поцеловала ее в щеку. Нам не нужно было разговаривать. Мы понимали друг друга без слов. Она потеряла своих братьев и отца. Я потеряла свою мать. Вместе мы выстояли и не прогнулись под слезами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вдалеке южные сады сверкали быстро образующейся росой, словно природными бриллиантами, на листьях и травинках.