Звезда запада - Андрей Мартьянов

— А люди здесь живут? — неожиданно спросила Сигню, не отрываясь от работы.

— Где «здесь»? — не понял монах, но тут же сообразил, что она имеет в виду. — Это в Междумирье-то? Локи говорил, что живут, и даже много. А Один сказал, будто тут ещё больше всяческих духов и тварей, наделённых речью и разумом, но на людей не слишком похожих.

— Каких? Помнишь, ты читал нам, что в Греции были полулюди-полулошади и люди с козлиными ногами? Хотела бы я на них посмотреть!

— Кентавров и сатиров никогда не существовало! — строго сказал монах. — Их выдумали, когда греческие земли ещё не знали Истинной Веры, а люди поклонялись идолам!

— Про Одина ты так же говорил, — легкомысленно заметила Сигню, и была совершенно права. Монах вздохнул и замолчал.

«Конечно, кентавров и прочих нелюдей мы тут вряд ли встретим, а вот что делать, если к людям выйдем? Наречий здешних никто не знает, обычаи и верования местные тоже неизвестны. И дорогу-то не спросить никак будет. Да и не верю я, что иные существа, кроме людей, разговаривать могут. Не верю, хоть лопни!» — подумал отец Целестин и тут же вспомнил ётунов, Вендихо и китов Ньёрда. А Мунин, ворон Одина? А Гендуль, которая в лебедя перевоплощалась? Тут во что угодно уверуешь, даже в кентавров, будь они неладны!

Возможность уверовать появилась тотчас. За зарослями, в стороне, куда Торин с Гунтером повели поить и купать лошадей, раздались крики, плеск воды и тоненький, почти поросячий визг. Отец Целестин с Сигню вскочили на ноги, не зная, что делать, а Видгнир, обнажив меч, с треском вломился в кусты, поспешая на помощь дяде и германцу. Холодея, монах ждал того, что сейчас зазвенит сталь, и уже видел несметную орду дикарей, навалившихся на конунга возле реки. Вытащив кинжал, он прижался спиной к дереву, ожидая нападения, но дикари так и не появились, а вместо них из кустов вылез голый по пояс и совершенно мокрый Гунтер, с улыбкой неся на вытянутой руке создание, отдалённо напоминавшее крупную жабу. Торин и Видгнир привели лошадей следом за ним и тоже ухмылялись и переглядывались.

— Гляди, что поймал! — Гунтер сунул отцу Целестину под нос слабо трепыхавшееся тельце. Монах так и сел.

По-первости существо, крепко удерживаемое германцем за шкирку, действительно казалось похожим на помесь жабы с обезьяной, а присмотревшись, монах понял, что оно, как и крылатые чёрные волки, доселе в цивилизованном Мидгарде никогда видано не было. Строение тела походило на человеческое — две руки, две ноги и голова с огромными черно-золотыми глазищами. На этом сходство и заканчивалось. Ростом существо не вышло — от силы два локтя от пяток до голой макушки. Бугристая, в бородавках и наростах, зелено-бурая кожа напоминала лягушачью, тонкие пальцы на руках заканчивались острыми изогнутыми жёлтыми коготками. Никаких признаков волос на коже не было, морщинистые веки прикрывали жалобно глядящие выпуклые глаза. И на ногах, и на руках между пальцами протянулась тонкая, почти прозрачная, перепонка, а сзади свисал коротенький мясистый хвостик.

— Это что? — недоуменно спросил монах, переведя взгляд на Гунтера.

— Сидел в траве у берега и следил за нами. — Германец тряхнул существо, и оно тихонько пискнуло. — Соглядатай Нидхёгга небось. Я его приметил, кинулся ловить, а он в воду сиганул. Едва поймал. Кусается, подлец.

Гунтер показал левую руку, на которой явственно проступали следы маленьких, но весьма острых зубов.

— И что нам с ним делать? — снова задал вопрос отец Целестин. — Не убивать же бессловесную тварь…

Тварь показала, что она вовсе и не бессловесна. Не успел монах закончить, как она несколько раз дёрнулась и быстро-быстро заговорила писклявым голоском. Естественно, никто не понял ни единого слова, но отец Целестин ясно различил, что существо не просто издаёт бессмысленные звуки, а именно говорит. Говорит на каком-то своём наречии.

— Устал я его держать! — сказал Гунтер и левой рукой выхватил у монаха кинжал. — Ну что, прирезать?

— Ещё чего! — сразу воспротивился отец Целестин, отбирая нож. Вслед за ним за несуразное создание вступились и Видгнир с Сигню. Тогда Гунтер попросил принести верёвку и, обвязав своего пленника за шею, прикрутил второй конец шнура к дереву. Существо отбежало подальше от людей, насколько позволяла привязь, и спряталось в траве, почти слившись с ней. Только глазищи сверкали, отражая свет костра. Синир, поборов робость, подошёл к твари, обнюхал её и сразу же получил затрещину в ответ на подобную наглость. Некоторое время они шипели друг на друга, как две змеи, а затем кот, решив не связываться с эдаким чучелом, гордо развернулся и направился к Сигню.

— Наверное, есть хочет, — задумчиво сказала она. — Отец Целестин, как ты думаешь, я могу дать ему рыбу?

— Живёт он, скорее всего, в воде, значит, я полагаю, рыбу ест. Только смотри, чтобы он тебя не укусил…

Сигню положила вяленую рыбину в пределах досягаемости существа, но оно не обратило на неё никакого внимания, продолжая меланхолично покачиваться вперёд-назад. Только когда Сигню отошла в сторону, пленник осторожно подобрался к еде, обнюхал, схватил в руку и сразу утащил в траву. Чуть погодя донёсся возмущённый крик, и Торин едва увернулся от брошенной рыбьей тушки.

— Не нравится, — вздохнула Сигню.

— Тогда пусть голодный сидит, — заявил Торин. — А кидаться было вовсе не обязательно. Неужто придётся эту жабу с собой тащить?

— Увидим, — сказал отец Целестин и подозвал Сигню, чтобы она помогла ему привести себя в порядок. Пусть и в ином мире, но бенедиктинский монах обязан выглядеть всегда пристойно, не роняя непотребным видом чести ордена. Вынув малюсенький острейший ножик, отец Целестин вручил его Сигню и терпеливо сидел, читая молитвы, пока она выбривала ему тонзуру и скребла щёки и подбородок.

Когда стемнело, Торин вбил вокруг костра четыре рогатины, повесив на положенные на них ветки запасные плащи — чтобы кто недобрый огонь не углядел.

На сей раз сторожить первую половину ночи вызвался Гунтер.

— Хорошо привязал? — Торин кивнул в сторону, где сидела пойманная тварь. — Не сбежит за ночь?

— Такие узлы разве что бог из Асгарда развязать может! — хвастливо сказал германец. — Я с этого урода глаз не спущу!

После восхода луны Гунтер разбудил Видгнира и сам улёгся спать, а под утро на стражу встал конунг. Отца Целестина и Сигню решили не трогать. От реки уже начал подниматься туман, в траве гасли огоньки светляков, когда Торин, одолев желание заснуть, взял топор и, срубив несколько веток посуше, бросил их в костёр. Где-то далеко в лесу переливались соловьиные трели, иногда подавал голос филин, а пару раз над стоянкой пронеслись тени летучих мышей. На самом рассвете Синир вылез из-под плаща, которым укрывалась Сигню, и пружинистой походкой подошёл к конунгу.