«Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1 - Александр Мартынов

Как-то в описываемое мною время я получил от «Николаева» сведения о прибывшем в Саратов новом транспорте эсеровской литературы, изданной за границей. Транспорт этот состоял из двух больших ящиков, наполненных брошюрами. Каждый ящик был пудов до семи-восьми. Один из этих ящиков предназначался для внутреннего, саратовского, употребления, а другой, по распоряжению Левченко, должен был быть переправлен в Пензу, в распоряжение местного комитета.

Мы условились с «Николаевым», что наш, саратовский ящик поступит целиком в моё распоряжение, т. е. будет уничтожен, а ящик пензенский пойдёт по назначению, причём, для того чтобы в точности знать все подробности в отношении внешнего вида ящика, его упаковки, данных, заключенных в накладных на товар, адреса получателя и пр., я поручил всё дело переправки ящика чинам моего отделения. Конечно, все малейшие детали по отправке товара в Пензу я сообщил начальнику пензенского губернского жандармского управления, полковнику Николаеву. Я сообщил ему также, что, ввиду необходимости соблюдения конспирации и во избежание провала ценной агентуры, он ни в коем случае не должен задерживать получателя, который явится за ящиком на вокзал, и по возможности не задерживать ящик и на первой же квартире, куда он будет доставлен. В своём сообщении я рекомендовал Николаеву использовать предстоящий случай для возможно более широкого наблюдения за пензенской группой активных эсеров — в целях включения её в предстоящую ликвидацию Поволжского областного комитета эсеров. Словом, начальнику Пензенского губернского жандармского управления предоставлялся весьма удобный случай вскрыть пензенскую группу активных эсеров.

Прошло недели две или три, и на одном из свиданий с «Николаевым» я узнаю, что Левченко получил письмо из Пензы с сообщением о том, что отправленный туда из Саратова транспорт партийной литературы задержан на вокзале вместе с получателем! «Николаев», естественно, волновался, справедливо усумнясь в моих обещаниях и плане действий, которые должны были его огораживать от всяких ненужных подозрений. Я постарался успокоить его и восстановить прежде всего его доверие к моим словам и действиям. Это было не так легко. В то же время я немедленно написал письмо полковнику Николаеву, прося необходимых разъяснений. Разъяснения пришли и заключались в том, что Николаев решил задержать на вокзале груз подпольной литературы, опасаясь того, что дальнейшее наблюдение могло бы не дать желанного результата, а распространение по вверенной его наблюдению губернии большого количества нелегальных изданий он считает крайне нежелательным.

В этом ответе сказалась вся неналаженность нашего розыскного аппарата. К тому же после ареста нелегальщины на вокзале полковник Николаев немедленно посылает телеграмму директору Департамента полиции, что им задержан в Пензе груз нелегальной литературы весом в семь пудов. Расчёт опять-таки на психологию: дескать, директор прочтёт такую телеграмму и составит себе представление о молодце, задержавшем вовремя целый груз нелегальщины.

Вот с такими-то, одновременно и ловкачами, и наивными в деле политического розыска, младенцами в жандармских мундирах приходилось иметь дело всегда, как только розыск выходил из пределов города Саратова.

Едва я вступал в связь по делам розыска с другими агентами его, одетыми в жандармские мундиры, как неукоснительно получались в результате неприятности, недоразумения и нарекания. В данном случае с полковником Николаевым мне было тем более обидно, что я значительно помог его розыскной работе, вставив в пензенский эсеровский комитет одного из своих сотрудников. Произошло это таким образом. Приезжие эсеровские главари в целях оживления партийной работы на местах решили послать по некоторым губернским городам Поволжья своих людей из Саратова. Они обратились за ходатайством в этом к Левченко, а последний, конечно, в свою очередь, обратился к «Николаеву». Я решил воспользоваться этим обстоятельством. В числе моих секретных сотрудников был некий недоучившийся семинарист, числившийся среди местных эсеров, но к описываемому мною времени несколько порастерявший свои партийные связи, склонный по своему характеру к некоторому шалопайству и вообще человек, как говорится, малосерьёзный. Я наметил его, как лицо не столь полезное мне, но могущее оказать неплохое содействие в розыске на новом месте. Человек он был, во всяком случае, расторопный и сообразительный, но требующий присмотра за собой и руководства со стороны лица, заведующего розыском.

Я поясню, что я подразумеваю под этим руководством. Большинство сотрудников всегда стремилось к увеличению своего денежного оклада и часто в этом смысле надоедало заведующим политическим розыском. В стремлении к увеличению своего содержания некоторые из наиболее напористых и менее совестливых сотрудников начинали присочинять и добавлять кое-что из головы к сообщаемым ими сведениям. Вот тут-то и требовалось от лица, заведующего розыском, вовремя осадить такого зарвавшегося сотрудника и твёрдо поставить его на должное место. Задача эта отнюдь не была лёгкая, ибо, с одной стороны, желательно было удержать с секретным сотрудником по возможности более доверительные и тёплые отношения и не ссориться с ним, а с другой — надо было, пользуясь более осведомлённой агентурой, уличить и доказать сотруднику, что он если и не сфальшивил, то всё же преувеличил факты. Однако, уличая сотрудника, заведующий политическим розыском как бы невольно приоткрывал пред ним то обстоятельство, что местный политический розыск имеет в своём распоряжении другого, более осведомлённого и ближе к подпольному центру стоящего осведомителя. Этого обстоятельства надо было всемерно избегать, и заведующий розыском обычно делал вид, что он, по крайней мере в данный момент, не имеет более «сильного» сотрудника, чем тот, с которым он в то время беседует. Это положение, твёрдо мной проводившееся, стоило мне многих, бесполезно, по существу, проводимых часов с каким-нибудь менее серьёзным сотрудником, дававшим мне почти те же сведения, что и незадолго перед тем выслушал от другого, более осведомлённого.

Мне часто необходимо было высказывать свои глубочайший интерес к совершенно иногда одинаковым сообщениям и делать «приятное лицо». Если же эти сообщения разнились, то надо было понять, почему именно и кто из двух передатчиков событий уклоняется от правды. Когда правда была выяснена и уклонившийся от истины был понят, требовалось своеобразное искусство, чтобы поставить его на место, ибо такой преувеличивающий или присочиняющий сотрудник мог бы понять или начать приходить к выводу, что у меня есть другой осведомитель в рядах членов той же организации. Для секретного сотрудника представлялось немаловажным выяснить личность информатора-конкурента, особенно из одной и той же организации, ибо если он по тем или иным причинам начинал чувствовать недоверие к себе, ему легко было попытаться переложить подозрения со своих на другие плечи. Вот почему нужна была чрезвычайная осторожность, чтобы не слишком явно показать каждому из своих секретных осведомителей свою полную осведомлённость.