Экспериментальный фильм - Джемма Файлс

ему достаточно держать пленку в руках, чтобы запечатлеть на ней образы, которые возникают в его сознании.

– И вы в это поверили? – фыркнул Уоленс.

– Я верила в то, что он в это верит. Проверенный метод, с помощью которого я всегда помогала открыться людям, у которых брала интервью. Мы полагали, это будет… нечто вроде самогипноза. Полагали, если он вернется в тот момент, о котором идет речь, это облегчит разговор. Хотелось записать его рассказ с первой попытки и…

– Да, возможности сделать вторую попытку у вас теперь, несомненно, не будет, – вставил Уоленс.

– Вы думаете, я не сожалею о смерти мистера Сидло? Насколько я могу судить, он был прекрасным человеком. К тому же мне вообще не хочется, чтобы в нашей квартире кто-либо умирал, при любых обстоятельствах… – я осеклась. – Неужели вы думаете, что мы… я… способствовали его смерти?

– А вы уверены, что это не так?

Уверена ли я? Нет, я ни в чем не была уверена. Я не только не была адвокатом, но и не имела своего адвоката, о чем вспомнила только сейчас. Я понятия не имела, какими правами обладаю на основании Канадской хартии прав и свобод. Единственным источником информации по этому вопросу для меня служил сериал «Закон и порядок».

– В чем вы меня обвиняете? – спросила я напрямик. – Меня, моего мужа, мою подругу?

– В данный момент – ни в чем, – ответила Кореа.

– Рада слышать. Тогда зачем все эти разговоры?

– Разве вы не хотите узнать все, что известно нам? – в голосе Кореа послышался едва уловимый сарказм. – Если вы действительно ничего не помните, произошедшие события должны вызывать у вас интерес.

– Да, я действительно ничего не помню. И не могу увидеть воочию ту фигню, которую вы мне якобы показываете. Где доктор Харрисон?

– Я здесь, мисс Кернс, – раздался голос доктора, как всегда ровный и уверенный. – Поскольку детективы, по всей вероятности, подозревают вас в симуляции, я дам необходимые разъяснения. Мисс Кернс страдает конверсионным расстройством, и, разумеется, этот диагноз основан на предположении, что такое заболевание существует. Признаюсь, доказать это не просто, но симулировать симптомы конверсионного расстройства еще труднее. Судя по моим наблюдениям, мисс Кернс в данный момент слепа, хотя я надеюсь, что это временное явление.

– Насколько я понимаю, это последствия тяжелой психической травмы, – произнесла Кореа, хотя в ее устах «травма» звучала почти как «драма».

– Скорее всего. Представьте себя в подобной ситуации.

– Нет, я не могу представить… – попытался возразить Уоленс, но доктор Харрисон хладнокровно перебил его:

– …что с вами произойдет нечто подобное? Мисс Кернс тоже не могла, поверьте. Тем не менее случилось то, что случилось.

Наступила очередь Кореа тяжело вздохнуть.

– Хорошо, на сегодня довольно. Мы свяжемся с вами позже, мисс Кернс.

Мне отчаянно хотелось выставить вперед указательные пальцы и пристрелить обоих детективов, но я сдержалась и кивнула.

– Вероятно, я пробуду здесь еще какое-то время.

Затем я услышала, как они все вышли. Доктор Харрисон тихо закрыл за собой дверь, оставив меня в одиночестве. Я лежала в темноте, которая была не совсем полной, и, наверное, со стороны могло показаться, что я сосредоточенно смотрю в потолок. Если бы найти хоть какой-то выход из всего этого, думала я, ощущая, как мозг совершает головокружительные обезьяньи прыжки, гоняясь за собственным мягким серым хвостом так быстро, что из него сыплются искры, с шипеньем гаснущие на окровавленных стенках черепа.

Вероятно, через какое-то время я уснула, и во сне одна волна паники сменилась другой, еще более тяжелой и удушающей. Внезапно я почувствовала, что больше не одна. Кто-то был рядом, до меня доносилось его дыхание, влажное, прерывистое. Однако никакого запаха трупа или диковинного цветочного аромата, такого, как в инсталляции Сорайи Муш, я не ощущала. Значит, слава богу, это была не миссис Уиткомб. И уж конечно, не Госпожа Полудня – та не стала бы держаться так тихо и скромно.

– Кто здесь? – выдохнула я, протянув вперед руку. В следующее мгновение моей руки коснулась другая рука – теплая, мягкая, знакомая. Я словно вернулась домой после долгого отсутствия, такого долгого, что уже не важно, взрослая я или нет.

– Луиз.

Я с усилием перевела дыхание и спросила дрожащим голосом:

– Мама?

Она прижала меня к себе, я не сопротивлялась. Несколько секунд мы покачивались, заключив друг друга в объятия.

– Мне так жаль, – пробормотала я, когда ком в горле немного растаял и позволил мне говорить. Когда мама качала головой, ее волосы касались моего лица, гладя меня по щекам.

– Не переживай, – прошептала она. – Все хорошо, Луиз. Теперь все хорошо.

Кроме такого пустяка, как истерическая слепота, подумала я, но ничего не сказала вслух. Потому что да, в тот момент это действительно казалось сущим пустяком.

– Как Саймон-старший, Белла?

– Поехали домой. Завтра у него какое-то важное мероприятие, он ведь дьякон. Саймон еще не вернулся, но несколько минут назад от него пришло сообщение. Пишет, его выпустили. А в коридоре ждет кое-кто, кого, я думаю, ты очень хочешь уви… – мама осеклась и на мгновение смутилась. – Я имею в виду…

Я уже открыла рот, чтобы сказать «я знаю, что ты имеешь в виду, мам», или какую-нибудь банальность в этом роде. Но не успела, потому что мама позвала, повысив голос:

– Заходи, малыш!

Раздался звук шагов, сопровождавшийся повизгиваньем, и кто-то – маленький, но умеющий громко топать, испускавший такое тепло, что я ощутила его задолго до того, как он ко мне приблизился и взобрался на кровать.

– Ну что же, ребята, мы надеемся, вам нравится петь и танцевать! – объявил Кларк, имитируя австралийский акцент. Как видно, сегодня он взял за образец один из своих любимых DVD группы Wiggles. – Но есть одна проблема: мама спит! – Затем, уже другим голосом. – О, видно, она устала от всех этих танцев! Давайте разбудим ее, чтобы сказать «до свидания». Раз, два, три! Проснись, мамочка!

Я изобразила пробуждение – встрепенулась, вздрогнула, заморгала и попыталась направить взгляд на Кларка.

– О, зачем ты меня разбудил! – воскликнула я, чувствуя, как слова дрожат во рту. – Я видела такой хороший сон!

(«Мне снилось, что у меня нет никакого мальчика», – этими словами я обычно заканчивала свою тираду, преобразуя бурлящее раздражение в шутку, понятную нам обоим. Кларк усвоил правила этой игры так же быстро, как и любые другие. «Нет мальчика! – неизменно провозглашал он торжественным тоном. Но сегодня все было иначе; сегодня эти слова застряли у меня в горле.)

Вместо этого я обратилась к доктору Сьюзу, надежнейшему запасному варианту после Матушки Гусыни.

– Здесь, в темноте, – сказала я. – Скажи,