Происхождение - Ирвинг Стоун

"...В заключение хочу выразить свое отвращение к этой теории, потому что: во-первых, она сугубо материалистична; во-вторых - отказывается от индуктивного метода, единственного истинного пути в познании материального мира; в-третьих - отказывается признать высшее предназначение человека, и, следовательно, у сторонников этой теории тоже подорваны моральные устои.

Я, конечно, не допускаю мысли, что Дарвин не верит в бога, хотя материализм его открыто атеиста-чен...

Факты сгруппированы и связаны меж собой цепью догадок и бесконечными перепевами одного и того же в корне неверного положения. Но из мыльных пузырей каната не совьешь". Гексли возмутился:

- Каково, а?! Сегодня превозносят до небес, а завтра - лицом в грязь.

Чарлз нехотя улыбнулся.

- Точно как на "Бигле": придем в порт - матросы пьют, гуляют, а потом расплата - боцман их плеткой-девятихвосткой угощает.

"Происхождение видов" носило по штормовым волнам в основном у научных и теологических берегов. Усилиями Адама Седжвика дискуссионная буря разыгралась не на шутку. Седжвику не терпелось пустить на дно своего врага, как некогда едва не пошел на дно "Бигль", попавший в страшный ураган у мыса Горн. От Генсло Чарлз узнал, что Седжвик замышляет нанести новый удар на конференции Кембриджского философского общества. Он утверждает, что "Происхождение" - всего лишь модная книжица. Сегодня ее читают, а через неделю, через месяц появится другая.

Гексли считал, что ее читают сегодня и будут читать и завтра, и послезавтра.

На обвинение в атеизме Чарлз ответил в письме к Асе Грею: "Точка зрения теологов меня огорчает. Даже не знаю, что сказать. У меня и мыслейбогоборческих не было. Я признаю, что не так отчетливо вижу во всем промысел божий и дарованную нам благодать. В мире, по-моему, слишком много страданий. Не верится, что всемогущий и милосердный всевышний нарочно создал ихневмонов для единственного предназначения: паразитировать в организмах гусениц и пожирать их изнутри, а кошек - чтобы охотиться за мышами. Все вокруг, по моему разумению, развивается по определенным законам, а частности (неважно, вредные или полезные) зависят от более тонких механизмов, которые мы называем случайностью. Такое представление, разумеется, не в полной мере удовлетворяет меня. Я глубоко убежден, что человеческому разуму не объять необъятного. С таким же успехом собака могла бы рассуждать об уме Ньютона..."

Аса Грей написал Чарлзу, сколь бурно обсуждается книга в Соединенных Штатах. Из "Высоких вязов" верхом прискакал молодой Джон Леббок и сообщил, что отец прочел хвалебный отзыв в "Обозрении Старого и Нового Света".

- Скоро вся Европа вслед за Англией и Соединенными Штатами оценит "Происхождение". От редактора "Атенея" отец узнал, что Роберт Фицрой, некогда командовавший "Биглем", хочет выступить единым фронтом с епископом Уилберфорсом на конференции Британской ассоциации в Оксфорде и...

- Стереть меня в порошок?

- Вы, несомненно, примете вызов Фицроя.

Леббок ускакал домой, а Чарлз опустился в кабинетное кресло и задумался, поглаживая бокал холодного лимонада - об этом позаботилась Эмма.

- "Примете вызов Фицроя" - черта с два! - выругался он.

В 1860 году конференция Британской ассоциации в Оксфорде обещала быть представительной. Из двух уже заявленных докладов явствовало, что не один день будет посвящен обсуждению "модной книжицы", даже недруги признавали, что это самый значительный в научном мире труд за последние годы. Оксфордский профессор Чарлз Добини, специалист по сельскому хозяйству, человек ученый и известный, приготовил доклад "О предназначении половых различий растений в свете книги мистера Дарвина "Происхождение видов". Второй доклад - Уильяма Дрей-пера, бывшего профессора химии и физиологии, ныне ректора медицинской школы при Нью-Йоркском университете, - назывался "Интеллектуальное развитие Европы и влияние на него взглядов мистера Дарвина".

На конференцию приехал Ричард Оуэн. Епископ оксфордский Самюэль Уилберфорс обещал выступить непосредственно на открытии в субботу с изложением официальной позиции церкви. Уилберфорс немного знал математику и посему полагал, что разбирается во всех науках. Он считался, благодаря остроумию, одним из известнейших ораторов в Англии, везде, где бы он ни выступал, собирались огромные толпы. Естественную историю он не знал, да и не интересовался ею. Поэтому все нападки его - это ловкое жонглирование словами, искажение смысла и издевка. А слушать его будут в основном его сторонники. Спорить с ним все равно что ловить облака сачком. Чарлз понимал, что никто и не попытается возражать.

Эмма посмотрела на мужа, поняла и даже пожалела:

- Раз уж ты отказался поехать в Оксфорд, может, проведешь недельку на водах? У доктора Лейна в Ричмонде новая лечебница, это недалеко, всего миль двадцать...

И доктор Лейн, и его супруга обрадовались Чарлзу. Он выбрал тропу для прогулок, начал принимать водные про-цедуры... И совсем занемог. Раньше, будь то в Молверне или в Мур-Парке, недомогание быстро проходило. Сейчас же пропал аппетит, замучила бессонница, одолела тоска. Он взялся было за "Тайме", которую выписывал доктор, но и газета не подняла настроения. В Лондоне городская осветительная компания устанавливает газовые фонари прекрасно, но его родному Дауну о таком мечтать да мечтать еще много лет. В районе Вест-Энда открыли новый вокзал - Чэринг-кросс, добираться до Лондона теперь быстрее. На часовой башне парламента установили тринадцатитонный колокол - Биг Бен, его звон разносился каждый час по всему Лондону. Англия вновь воюет с Китаем, тринадцатитысячная армия обстреливает из пушек Пекин. Маори - коренные жители Новой Зеландии, которых Чарлзу доводилось видеть во время экспедиции "Бигля", взбунтовались из-за земли, напали на английские укрепленные пункты, изгнали белых поселенцев из глубинных районов...

Он отложил газету и взялся за два новых романа - "Мельница на Флоссе" Джордж Элиот и "Большие надежды" Чарлза Диккенса. Воздал должное и тому и другому, но сосредоточиться на чтении больше чем на пять минут не мог. Вконец отчаявшись, решил, что его предрасположенность к болезням наследственная и наверняка передалась детям.

Леттингтон, садовник и возница в одном лице, довез их до "Высоких вязов" - усадьбы в четырнадцать тысяч акров: зеленые лужайки, пруды, посреди которых бьют фонтаны, обилие статуй, нисходящие галереи, неожиданные в столь строгом саду тропки, теряющиеся в буйстве июльского пестроцветья. Усадьба - продолговатое трехэтажное здание, причем потолки в гостиной и в библиотеке на первом этаже - метров шесть в высоту. Уже не одко поколение Леббоков занималось банкирским делом на Ломбард-стрит.

Встретил Дарвинов Джон Леббок-младший, личность весьма незаурядная для своих двадцати шести лет. В четырнадцать лет ему пришлось прервать учебу в Итоне и заняться банковскими операциями - заболели сразу несколько компаньонов отца, сэра Джона, и тот решил понемногу передавать ведение дел сыну. Сам Леббок-старший был весьма поднаторевшим натуралистом. Сын самостоятельно изучил антропологию и археологию, начал заниматься исследованиями, написал две книги: "Доисторические времена по свидетельствам, дошедшим до нас" и "Поведение и обычаи современных дикарей". Мощный лоб, на который ниспадали курчавые волосы - Джон Леббок постоянно отбрасывал их рукой, - широко расставленные глаза, пробивающаяся бородка - таков был его облик.

И он, и отец побывали на конференции в Оксфорде. Они очень интересовались письмом Гукера, хотя и самим нe терпелось поделиться впечатлениями.

Леббок-младший открыл дневник и начал с предисловия:

- Четверг в Оксфорде выдался солнечным; хотя иногда набегали облака, было тепло, тихо, на редкость славный денек, ничто не предвещало страшной битвы, которая вски-рости разыграется в этом милом городке. И битва грянула. Не сразу, конечно. Сначала вашего друга профессор Генсло избрали председателем секций ботаники и зоологии, затем пришлось выслушать бестолковый доклад преподобного Карпентера "Развитие естественной истории в США и Канаде". После него выступил Добини. Потом Генсло попросил Томаса Гексли высказаться по докладам. Тот отказался, видно понял, что у присутствующих чувствэ возобладают над разумом, что совершенно неправомерно, и потому бессмысленно затевать с ними обсуждение научных работ.

- Не похоже на Гексли, - удивилась Эмма.

- Вступать в бой ему еще не время, - вставил сэр Джон.

- Потом мы выслушали от некоего мистера Даудена из Корка анекдоты о мартышках как доказательство того, что все обезьяноподобные - будь то мартышки, гориллы, бабуины или лемуры - намного уступают в умственном развитии собаке, слону и прочим.

- Вот это уже, похоже, сигнал к атаке, - снова вмешался сэр Джон.

- Выступил некто доктор Райт и рассказал о поведении горилл. Не успел он сесть, как на трибуне оказался Ричард, Оуэн. Поначалу медоточиво распространялся о том, что он, дескать, подходит к вопросу философски. Воздав должное смелости Дарвина - еще бы, выдвинуть такую теорию! онсказал, что ее истинность могут подтвердить только факты. И вот здесь-то он ринулся в наступление. Он пришел к выводу, что всю книгу можно считать ошибкой, доказав несостоятельность вашей гипотезы о происхождении человека от обезьяны.