Иосиф Флавий. История про историка - Петр Ефимович Люкимсон

одним из первых подвел под это событие теологическую базу, и она, повторим, совпадает в целом с той, которая была провозглашена духовными лидерами еврейского народа и используется до наших дней, нисколько эту боль не снимало. То, что он прекрасно сознавал, какую ответственность несут за это разрушение те, кто узурпировал за собой право называться военными и политическими вождями нации и всячески пытался оправдать Тита, а вместе с ним и всю римскую армию, отнюдь не означало, что он простил им этот варварский акт — что бы он ни писал в «Иудейской войне». У него, вне сомнения, был свой личный счет к римлянам, который он так до конца и не предъявил им, но о котором не раз намекал или обмолвливался в своих сочинениях.

Храм, по его собственному признанию, продолжал гореть еще долго. Как уже было сказано, еще несколько дней римляне добивали тех уже безоружных и не способных оказать сопротивление, кто оставался в Храме, и продолжали разграбление его бесчисленных сокровищ. По признанию Иосифа, «добычей все солдаты были так нагружены, что в Сирии золото упало в цене наполовину против прежнего». Апофеозом всего происходящего стали языческие жертвоприношения, которые римляне совершили на территории еще только полуразрушенного Храма.

В той безумной ситуации, в которой он оказался, Иосиф решил спасти жизни своих близких и хотя бы некоторых своих соплеменников и вымолить для них у Тита сохранение жизни и свободы. А что еще он мог сделать?!

Глава 9. Агония

И все же это был еще не конец. Нижний и Верхний, хорошо защищенные районы города продолжали оставаться в руках евреев. Кроме того, многие защитники Храма, поняв, что сражение проиграно, успели перебежать в находившийся неподалеку царский дворец, бывший хорошо укрепленной крепостью, построенной Иродом как раз на тот случай, если в столице вспыхнет мятеж и ему нужно будет место, где он сможет отсидеться до подхода помощи. Так что полностью оккупировать город было совсем непросто. Это было сопряжено для римлян с новыми огромными потерями, и в надежде на то, что Тит не захочет их нести, Симон бар Гиора и Иоанн Гисхальский впервые по собственной инициативе предложили Титу начать переговоры.

И вновь Иосиф выступает в роли адвоката Тита и, пытаясь оправдать его пред историей, называет «человеколюбивым» и утверждает, что, разрушив Храм, он все еще надеялся спасти сам город, а потому, став у Западной стены Храма, произносит страстную речь, в которой с позиции победителя диктует свои условия. По законам жанра Иосиф приводит целиком эту речь, хотя опять-таки, вероятнее всего, выступает в роли спичрайтера-мажора и многое добавляет от себя.

В зачине речи Тит констатировал, что мятежники начали такие переговоры слишком поздно, и упрекает их в том, что они пошли на них только после того, как «насытились страданиями вашего отечества», и, «не рассчитав вашего могущества и чашей собственной слабости, в безумной ярости погубили и народ, и город, и храм».

Он говорил о том, что самим фактом мятежа против Рима они заслуживают смерти; что изначально они исходили из ложной оценки мощи своих крепостей, своего мужества и хитрости вождей, и напомнил, что Рим побеждал в прошлом и более могущественных врагов — таких как карфагеняне, но самим этим сравнением он, безусловно, делает честь евреям.

Тит, безусловно, прибег и к некоторому перехлесту, утверждая, что против евреев воевала лишь «ничтожная часть римской армии», хотя, как уже говорилось, к Иудее было стянуто более трети всей имевшейся тогда у Рима военной мощи, и это была самая крупная и ожесточенная военная кампания за всю историю империи.

Основная идея речи Тита сводилась к тому, что евреи должны просто признать свое поражение и сдаться на милость победителя, если хотят сохранить в неприкосновенности хотя бы часть Иерусалима. А дальше он казнит тех, кого сочтет виновными в мятеже, но помилует остальных.

«Что хотите вы еще спасти? — воскликнул Тит. — Что может вызвать хотя бы отдаленное сравнение с тем, что уже погибло? Да и какую цену может иметь ваша жизнь после падения Храма? Однако вы и теперь еще стоите здесь под оружием? Даже в самом крайнем положении вы все-таки не хотите и вида подать, что нуждаетесь в милости! Несчастные! На что вы еще уповаете? Народ ваш мертв, храм погиб, город — мой, в моих руках и ваша жизнь, и вы еще лелеете славу героической смерти? Но я не желаю состязаться с вами в безумии; если вы бросите оружие и сдадитесь, так я дарую вам жизнь. Как кроткий домохозяин, я накажу только неисправимых, а остаток спасу для себя» (ИВ, 6:6:2) — такими словами Тит завершил свою речь.

В ответ ему было заявлено, что условие о капитуляции принято быть не может, так как защитники города поклялись не сдаваться римлянам ни на каких условиях и не могут нарушить клятву. Поэтому они просят лишь дать им беспрепятственно выйти со своими семьями из города, и тогда римляне без всяких потерь станут его полновластными хозяевами.

Этот ответ, сама попытка побежденных поставить ему условия привели Тита в такую ярость, что он объявил: отныне больше никому, включая перебежчиков, не будет пощады. Одновременно он разрешил своим солдатам начать грабеж и сожжение Нижнего города, и вскоре там запылало здание архива и городского совета, а затем и другие дома. Впрочем, жертв во время этого грандиозного пожара было немного: в большинстве домов давно уже лежали только трупы их владельцев. Некоторые, правда, пытались укрыться с семьями в подвалах или подземных ходах, но огонь заставлял их покидать эти убежища, а выйдя на улицу, они тут же безжалостно были убиты римлянами.

* * *

Судя по всему, 19 августа 70 года Нижний город был уничтожен, и Тит отдал указания начать строить осадные валы для взятия Верхнего города, в котором всё еще оставались сотни тысяч людей. По-видимому, жители города раскололись во мнениях о том, что делать дальше.

Одни считали, что жить больше незачем и надо умереть, но умереть достойно, с оружием в руках, унеся с собой в могилу как можно больше римлян. Но другие просто хотели жить; их, видимо, было больше, и потому, несмотря на заявление Тита о том, что больше никакой пощады сдавшимся в плен не будет, они начали перебегать к римлянам.

Как оказалось, это был правильный ход: римляне к тому времени уже пресытились убийствами, а потому Тит решил нарушить свое обещание и утвердил суд, который решал судьбу перебежчиков: тех, кто был уличен в участии в войне, казнили, а остальных либо обращали в