Питомец - Александр Сапегин

Взвалив на спину тюк с поклажей, котелок и погребец, я потянул уставшую спутницу за собой, хотя лесной пожар и без меня неплохо сыграл роль стимулирующего фактора. Превратиться в поджаренный шашлык ни у нее, ни у меня желания не возникло. Рядом с нами спасалось бегством лесное зверье. Олени, козы, несколько волков, чуть в отдалении громадными прыжками мчалась горная пума, а позади хищницы перебирал копытами Бурый — жеребец Лилины. Уцелел, поганец, даже оседланный. Во время дневной стоянки седло Лилина не снимала, только ослабляла подпругу.

— Бурый! — что есть мочи крикнула хозяйка четвероного транспорта. Конь радостно заржал. Тысячи лет лошади прожили рядом с человеком, и теперь животное инстинктивно искало у людей защиту. Надо же, услышал. — Бурый!

Выдрессированный жеребец, кося лиловым взглядом на надвигающуюся огненную стену, подскакал к нам. Лилина ткнула Бурого кулаком в живот, махом подтянула подпругу и взлетела в седло.

— Гони! Но!

Ревущий монстр, выпущенный мною на волю, медленно, но верно догонял, неистово бросаясь за любой добычей. Вспыхивали и падали на землю чадящими комками птицы, перекрикивая рев пламени, кричали заживо сгорающие звери. Пожар стрелял искрами и обдавал жаром, от которого скручивались волосы. Широкий язык каменной осыпи избавил нас от печальной участи, отделив жизнь от смерти.

До лугов мы домчались быстрее пули. Еще несколько верст неслись на полном автомате, не чувствуя под собой ног. Пусть пожар остался позади, но стремление как можно дальше убраться от угрозы никуда не делось.

«Осторожно, Бурого не загони. Я все, у меня лапы отваливаются».

Из лошадей у нас остался только Бурый. Загнать еще и его означало, что остаток дороги кое-кому придется топать ножками. Лилина кивнула, натирать мозоли на пятках она не желала. Не знаю, как Бурый (эмпатия от усталости отключилась, я даже мыслеобразы формировал с трудом), а я себя ощущал выжатым досуха. Единственным желанием было плюхнуться на землю и забыться мертвецким сном. Давно так не бегал. Чего уж тут говорить, я за две жизни ни разу так не бегал! Подрался с обезьянками, понимаешь. К демонам такие драки! И макак туда же. Надеюсь им в аду жарко.

— Скайлс.

«А?»

— Ты как? На пару верст тебя хватит? Впереди озерцо в распадке. Дотянешь?

«Под гору — не в гору. Дотелепаю как-нибудь».

Не, нормально так. Прогулялись по старому тракту… чтобы я, да еще раз… Ищите дураков! Романтиков с большой дороги на ней лет семь как не водится, перебрались на более хлебные места, зато других сюрпризов — выше крыши. Какая-то черная полоса, прости Господи. Или нам подсунули не зебру, а другую скотинку, у которой белые полосы оказались нарисованы мелом и смылись при первом дожде? Скорее всего, так и есть, беды навалились дружным гуртом, будто кто проклял. Я даже боюсь загадывать, что нас ждет ближе к столице. Нам бы эту ночь пережить. Не до жиру, быть бы живу.

До озерца мы плелись больше часа. Оно находилось в стороне от дороги. Вроде и под гору, и лес с этой стороны не такой уж густой, чахлые рощицы, но высокая трава скрывала многочисленные норы зверьков, похожих на земных евражек. Замаскированные густой растительностью ловушки грозили переломами ног четвероногому транспорту. Так что с места в карьер никто не рвал.

Озерцо хранило следы присутствия человека: сложенные полукругом камни очага, врытые в землю бревна, стойки под навес. Было хорошо заметно, что место периодически используется, скорее всего сезонно, о чем свидетельствовали яма с пережженными костями и кучки шелухи от перемолотых шишек. В становище захаживали охотники и заготовители орехов, только в этом году мы им бизнес подпортили. Хвойный лес на противоположном склоне не скоро даст урожай. Лет так через тридцать, при условии, что склон не затянет сорными породами.

Набрав сухих шишек, я запалил костер и отправился в поход вдоль берега за широкими листьями неизвестного мне растения, названного Лилиной семицветом. В отличие от лопуха, у которого варили корень, у семицвета собирали молоденькие листочки с выпускаемых усиков. Листья тщательно перетирали и полученную массу накладывали на раны. Как разнообразна мать-природа! А я из прежней жизни только о подорожнике и помню. Не забыть пометить: то варим, это трем. Думаю, эти нехитрые знания мне еще не раз пригодятся. Фу, весь перемазался в липком соке, да и запашок тот еще. Никогда мне не нравилась валерьянка.

«Раздевайтесь, снимайте куртку, тунику и исподнее, — скомандовал я. — Какие у вас жалобы, миледи?»

Лилине серьезно досталось, павианы человеколюбием не страдали.

— Меня покусали и поцарапали милые цирковые обезьянки, — морщась от боли, ответила она, стягивая через голову походную тунику.

Шутить пытаемся, это хорошо. Кровь и материя уже присохли, было мало приятного отрывать одежду от ран.

«О-о-о, подруга, да тут шить надо, — протянул я, разглядывая две глубокие драные полосы вдоль позвоночника Лилины. — Не дергайся!»

Чтобы промыть место укуса на плече от засохшей крови, пришлось жестко фиксировать спутницу левой лапой.

«Как тебя угораздило?» — меняю тряпицу на кипяченую.

— Я не заметила, как хурги подобрались к стоянке. На меня сразу две штуки с дерева свалились. Если бы не кожаная куртка… Брр. Пока разобралась, что к чему, стая уже заводных драла, а Бурый успел кого-то копытами затоптать.

«Терпи. Умница, Бурый, хорошая коняшка, купи ему морковку или яблоко в городе, заслужил. Без него сгинула бы ты там ни за полушку. Не выбежали бы мы вдвоем».

Хурги, значит. Название кровожадных обезьян говорило само за себя. Хурги — кочевники. Стаи приматов действительно кочевали с места на место, разоряя сельхозугодья и нападая на стада домашнего скота. Как и множество земных приматов, они были всеядными. Оказаться на пути такой большой толпы — огромная редкость. Сельские жители южных провинций регулярно нанимают охотников или сами устраивают облавы на хургов, так что никто уже не припомнит стаю больше десяти-пятнадцати голов. А вот нам сказочно повезло столкнуться чуть ли не с сотней. И где? Считай на севере! Хотя назвать эту встречу везением… Только я не помню, устраивают ли земные мартышки, шимпанзе и гориллы охоту на дичь?

— Ай!

«Там грязь, терпи. Кто его знает, в каком дерьме эти хурги ковырялись своими погаными лапищами и какую падаль жрали. Как бы заражение не пошло. Шить будем? Учти, я ни разу до этого ничем подобным не занимался».

— Нет, сруби несколько толстых черенков семицвета. Там внутри клейкая масса, залей ею укусы и царапины. Когда она засохнет, наложи поверх кашицу из листьев и перебинтуй.