Горький вкус Солнца - Галина Мишарина

— Не могу больше, руки ноют! — сказал он.

Когда все немного привыкли к новому дому и устроились с уютом, я вернулась к одному из своих любимейших занятий — снова стала шить для всех, кому это было нужно, с радостью и вдохновением. Марк — и тот заинтересовался. Он садился в кресло напротив и глядел на меня, что нисколько не отвлекало, хотя прежде я предпочитала трудиться в одиночестве. Супруг говорил, что ему легче думается, если он видит мое сосредоточенное лицо.

Марк учил меня рисовать, и неожиданно выяснилось, что я способная ученица. А через несколько дней мы уже рисовали вместе — карандашом или акварелью, хотя совладать с цветом оказалось куда сложнее, нежели с графикой. Обычно я изображала окружение — природу или дом изнутри, а Марк оживлял виды фигурами. Чтобы рисовать людей и животных у меня не хватало опыта. Наверное, помимо близости эти часы были самыми прекрасными, потому что через живопись мы учились понимать друг друга глубже.

Хотя морозы и не отступили, а все-таки стало чуть теплее, и мы ходили гулять. Вообще-то возле Солнечного поместья сам воздух изменялся, становился более мягким, а снега лежало куда меньше, чем у Грозовых. Тем более теперь, когда вся огромная семья была в сборе и грела окружающий мир на полную мощь.

Однако даже этого тепла оказалось недостаточно. Тихим пасмурным утром нежданный гонец пришел в Солнечное поместье, и сразу стало ясно: добрых вестей не жди.

Это был Бэйт — усталый, помятый и замерзший. Добирался он верхом, дорога была не слишком долгой, но шел ледяной снег, который славился своей злобной силой.

— Марк, Габи… — выговорил он.

Солнечный не стал слушать, сразу потащил парня отогреваться чаем. Хорошо, что мы встали раньше остальных и не случился переполох.

— Садись. Габ, ботинки!

Я принялась незамедлительно стягивать с младшего обувь. Ноги его оказались мокрыми и холодными. Неудивительно, что Колэй боялся именно этой погоды, ведь небесные сосульки проникали сквозь любую одежду и могли наставить ссадин на неприкрытом лице и теле.

— Ребят, времени мало… Нам нужна помощь, — чуть пригубив, сказал Бэйт.

— Что произошло? — спросил Марк.

— Грозового поместья больше нет, — едва справляясь с голосом, сказал парень. — Уничтожено. Вы не чувствовали толчков? Это было землетрясение пополам со странной бурей.

— Боже!.. Все живы?! — воскликнула я.

— Нет, — пробормотал парень. — Не все.

— Не томи! — всхлипнула я и схватила его за плечи.

— Магици пострадали, но никто не погиб, однако воины… Пятеро… Потом мы нашли под завалами Дамира и… — он сжал зубы. — Бирн серьезно ранен. У Колэя сломаны ребра. Многие в плохом состоянии.

— Выезжаем. Сейчас, — сказал Марк. — Ты останешься, хорошо? — поглядел он на парня.

— Не могу. Там Чэйн…

— Обещаю привезти её целой и невредимой, — тихо и твердо произнес Марк. — И всех твоих близких, Бэйт.

Парень утерся и кивнул.

— Не берите лошадей. У оленей более толстые шкуры… Не знаю, куда зверей девать… Уживутся ли с вашими котами?

— Они сделают то, что им скажет человек. Давай руку. Тебе нужно полежать.

Пока мы перебудили всех, кто был необходим, пока силком уложили Бэйта, собрались, прошло около получаса. Ехали большой компанией, взяли светлячков, одеяла, еду, лекарства — всё, что могло пригодиться. Я отдавала распоряжения девушкам готовить комнаты и прогревать и без того теплый дом, а мужчинам — расчищать дорогу. Марк просил меня остаться, но прекрасно знал — поеду всё равно.

На улице было ужасно, хотя ледяной снег начинался уже за границей солнечных земель. Мы ехали так быстро, как могли, и встретили большую часть Грозовых после полудня. Да, раненых было много, и среди них — Ласс. Я не разбиралась в повреждениях, но стало ясно сразу — всё плохо. Хорошо, что мама не пострадала, но по её серому лицу я поняла, что эта потеря может стать последней для её сердца.

— Дэр и Мэй остановились в доме Советов, — сказал Колэй. Он шел своими ногами несмотря на боль. — Пожалуйста, заберите их.

Марк кивнул.

— Сделаем. В поместье вас ждут. Элдри, позаботься!

Мы не стали дожидаться, пока раненых погрузят в сани, и поехали вперед. Хорошо, что Марк своим теплом уничтожал большую часть сосулек. Он был как никогда хмур и сосредоточен, и до самого дома Советов мы не разговаривали. Каждый, наверное, думал о своем: Марк, скорее всего, о причине бедствия, я — о близких.

Спустя время мы спрыгнули с саней и устремились к дверям.

— Дэр!..

Однако брат открыл нам далеко не сразу, а, увидев его лицо, я как-то сразу поняла, что случилось. Такие мысли гонишь до последнего, надеясь, что ошибся, и не придется принимать происходящее.

— Слава Цахталу! — воскликнул взмыленный, напуганный муж. — Габи, Мэй рожает!

У меня чуть сердце не остановилось от этих слов.

— Так… рано же… — пролепетала я, в то время как Дэр тянул меня вглубь дома.

— С двойней такое часто бывает. Успокойся. Ты — умница. Ты много раз присутствовала при родах и всё знаешь. Я помогу грозами, Марк — солнцем. Всё будет хорошо.

Он бормотал это быстро и уверенно, но по лицу было видно — напуган, и, наверное, впервые в жизни так сильно. Марк, растерянный ещё больше друга, скромно стоял у двери, глаза были круглые. Превозмогая собственный страх, я подошла к Мэй. Девушка стояла возле очага, пошатываясь из стороны в сторону. Судя по всему, пока что схватки были терпимы.

— Габи! Слава предкам! — всхлипнула она. — Мне кажется, сейчас живот треснет!..

— Расскажи, как дела? — мягко спросила я.

Из всех кто-то должен был держать себя в руках, командовать, действовать правильно. И, несмотря на внутреннюю дрожь, этим кем-то должна была стать я.

— Больно. Накатывает волнами. Раз в десять минут или чаще…

— Хорошо. Марк, прогрей дом, чтобы можно было спокойно раздеться. Дэр, тащи воду, все зелья, что найдешь, большой котел поставь на огонь… Одеяло, простыни, чистые тряпки, сколько найдете — всё несите. Живо!

Они сорвались одновременно, а я помогла Мэй устроиться на кресле.

— Можно, посмотрю?