Белые пешки - Екатерина Звонцова

этой идеальности Рей замкнут на себе, пациенты на его тепло и участие рассчитывать, конечно, могут, а вот с непациентами начинаются нюансы. В особенно плохом настроении она любила спрашивать у Кирилла: «Как думаешь, он нас с тобой вообще различает?» Как оказалось, различал.

Он пришел к Марти на берег в третье или четвертое ее купание – и когда она, голая и злая на то, что ее спалили, вылезла из волн, молча протянул большое голубое полотенце и термос с горячим кофе. Это было кстати: тогда, в первые дни, каждый поход на ночной пляж был сродни припадку. Марти сбрасывала шмотки, неслась в морскую пену, падала, плыла, а потом вылезала, похожая на дрожащую кошку, натягивала кое-как одежду и шла прочь, покупать себе какую-нибудь горячую и жирную уличную еду. Полотенце окутало Марти уютным коконом, а сочувственный взгляд, лишенный хотя бы тени «Вау, малышка, а ты ничего!», – теплом. Хотя… без «Вау, малышка» было, если честно, обидно. Поэтому Марти глотнула кофе, поставила термос на гальку и, шагнув Рею навстречу, поцеловала его сама. Прильнула голой кожей к искусственной, запустила в волосы пальцы, встала на носки, чтобы хоть как-то доставать… Ее подхватили под голые бедра – чтобы точно достала. Она почти задохнулась, и Рей тоже, но когда он отстранился и поставил ее на ноги, Марти поняла, что, вглядываясь в нее, он все же видит кого-то другого. А еще чуть позже, плюнув на все приличия и порывшись у Рея в комоде, поняла кого. Оказывается, он не был лишен сентиментальности, хранил фотки сорбоннских времен.

У меня все еще большие проблемы с доверием – а может, они стали только больше. Я все еще верю: никто никогда не спасет тебя в беде лучше, чем ты сам. Никто не вытащит тебя из болота за волосы, как Мюнхгаузена, не содрав твой скальп. Лучше не забывать, что единственный, кто всегда, что бы ни случилось, будет с тобой рядом, – ты. Но иногда искать союзников и держаться за них – все, что остается. Рей оказался именно таким союзником. И пусть, целуясь со мной, он, скорее всего, закрывал… как это… гештальты насчет своей бывшей, потом он как ни в чем не бывало улыбнулся и позвал меня заскочить в бургерную. Я тогда опасливо сказала:

– Только давай это… без всякого романтического дерьма, ладно? – потому что еще не понимала, с чего он вдруг ответил на мой поцелуй.

– Без всякого дерьма, – кивнул он со слабой улыбкой. – Только рубленое мясо, луковые кольца и кетчуп. А потом здоровый трехчасовой сон.

– Зато эти любимые люди с тобой не пропадут, – просто сказал Рей. Он не стал ни отрицать очевидное, ни подтверждать.

Марти не была в этом так уверена. Она снова пыталась вспомнить, откуда взяла чемодан. Точнее, понять, почему помнит мужчину с алым значком на пиджаке и его «Насладитесь вашим адом».

– Я бессимптомный носитель, – тихо сказала она. Рей вздрогнул. А ведь он, кажется, никогда не вздрагивал.

– Что?..

– Нет, ничего, – уверила она и обняла колени. – Говорю же, королева драмы. Много нас таких выросло, целое поколение. Калечных актеров, калечных клоунов, калечных снежных королев и королей.

Рей усмехнулся. Понял, что последний камень – в его огород. Обнял Марти за плечи. И они стали ждать в вязкой ночной тишине.

Мы вернулись домой и продолжаем обманывать Его Честь: «Мариночка, любовь всей моей жизни» и вот это все. Мы по-прежнему очень близки, но все те смыслы наших отношений, которые так не нравились Максу, наверное, ушли прочь. Я не заслуживаю Кирилла. А он не заслуживает меня. Но это неважно и нестрашно. Ведь главное, мы все еще нужны друг другу во множестве других смыслов.

А еще у нас есть Рей, которому всегда можно отправить шутливую SMS в духе «Ну что, как там у вас на загнивающем Западе делишки?» Благодаря которому Крыс теперь знает, каким врачом хочет стать. А я – как здорово спасать жизни и быть нужной. Наверное, будь я еще немного сильнее и умнее, я забрала бы документы из полиграфического и пошла бы в медицинский. Но я не могу.

Похоже, скоро я буду сражаться с драконом.

Ведь в Москву пришел именно дракон.

Бар «Бараний клык». Рабочий полдень

Зиновий оглядел бар и криво усмехнулся. Ну надо же… ни одного клиента и даже в допотопных кранах испуганно притихло разливное пиво. И птиц в небе нет… Ясно. В непростом офисном мирке «Мироздания» только один тип из топ-менеджмента по-прежнему любил дешевые средневековые спецэффекты: резко обезлюдить забитый зал, явиться в снопе пламени, влететь в окно на драконе или вовсе остановить время, чтобы кто-то не донес котлету до рта. Остальные давно предпочитали обычные деловые визиты, иногда даже заранее оговаривали их по телефону или присылали уведомление.

– Ну давай уже! – рявкнул Зиновий, тяжело вздохнув. – Хватит. Заходи.

Черная портьера колыхнулась – спасибо, не обуглилась. Валаар вошел, бодро помахивая дипломатом, осмотрелся с видом не то собственника, не то санитарного инспектора и, приблизившись, радостно заявил:

– О-о! Ну наконец-то тут тихо и не помоечно! Привет, привет!

Серый костюм, лиловая рубашка, белый галстук, значок – два лотоса на алой эмали. Лживый интеллигентный лоск, а ботинки-то, ботинки в пыли! Зато взгляд будто взвешивал каждую чужую мысль на сверхточных весах и бросал в сторону за ненадобностью. Убожество. Наваливаясь на стойку, Зиновий презрительно отклячил губу: его-то мыслей хлипкие весы бывшего смертного, что бы этот смертный из себя ни корчил, никогда бы не выдержали. Секунды тянулись. Его немо подначивали: «Начинай». И он начал:

– Я тебя и не ждал. Кажется, в последний раз ты мотал срок, да?

«И тебя не отпускали». Это, увы, значения не имело. У нижних тюрем много общего с тюрьмами смертных: уродливая униформа, мерзкая еда, хорошие шансы стать чьей-то сучкой. Но в главном они различаются: чтобы освободиться из тюрьмы Ада, ее не обязательно покидать физически – достаточно начать с лазеек в умах тех, кто на свободе, – хлипких, порочных, жадных до запретного и готовых самостоятельно открыть дверь в душу. Валаар с умами работал хорошо и был очень терпелив, за пять веков управился, превратившись из бестелесного духа в эту кровь с молоком. Да и Хаос, будь он неладен…

– Было дело. – На теме Валаар не задержался, тут же экзальтированно воскликнул: – Слушай, как я скучал по смертным! По святости и наивности, по цветам зла вроде гордыни и