Русская история - Сергей Платонов

Так совершился разрыв Павла с его союзниками. В 1800 году вследствие этого разрыва Россия заключает мир с Францией и готовится к войне с прежними союзниками. Император Павел заключает союз с Пруссией против Австрии и союз с Пруссией же, Швецией и Данией против Англии. Особенно деятельно идут приготовления к военным действиям против Англии: донское казачье войско уже выступило в поход к Оренбургу с целью нападения на Индию. Но смерть Павла (11 марта 1801 года) прекратила эти приготовления.

Итак, принцип невмешательства не был выдержан императором Павлом. Отвлеченное чувство законности и страх подвергнуться нападениям со стороны Франции заставили Павла воевать с французами; личное чувство обиды заставило его отступить от этой войны и готовиться к другой. Элемент случайности так же силен был в политике внешней, как и в политике внутренней: и там и здесь император Павел руководился скорее чувством, чем идеей.

Смерть императора Павла

Рано нарушенное духовное равновесие Павла не восстановилось в пору его царствования; напротив, власть, доставшаяся ему поздно, кружила ему голову сильнее, чем страх перед матерью. Пока он жил в добрых отношениях с своею супругою Марией Феодоровной и продолжал свою платоническую дружбу с фрейлиной Нелидовой, эти обе женщины, дружные одна с другою, влияли благотворно на Павла, смягчали его настроение, тушили его гнев, сглаживали его бестактности. Но семейному миру Павла пришел конец в первой половине 1798 года. После рождения сына Михаила Павел отдалился от Марии Феодоровны и попал под иные влияния: он стал жертвою кружка, в центре которого находились его брадобрей Кутайсов и Лопухины. Его уверили в том, что жена желала держать его под своим игом, и побудили его порвать с нею сношения. Императрица и Нелидова «узнали свою беду» и подверглись гонению. В семье Павла началась драма, потому что Павел явно увлекся девицей Лопухиной, а к своей семье стал резко враждебен. Подчиненный внушениям низменных угодников и интриганов, Павел готов был видеть в жене своей недруга, желавшего будто бы повторить 28 июня 1762 года, а в старшем сыне Александре – своего соперника, готового захватить престол. Такое настроение государя сказывалось открыто и грубо и стало для него роковым. Император переносил опалы с подданных на родных, угрожал самой династии, и это придавало вид лояльности мятежному движению против Павла. Лица, желавшие свергнуть Павла, руководились разными побуждениями: и чувством личной мести и злобы, и сословными инстинктами, и видами чужой (говорят, английской) дипломатии, но снаружи у всех было желание избавить страну от тирана и спасти императорскую семью от больной жестокости невменяемого отца и мужа.

В первом периоде заговора самую видную роль играл вице-канцлер Никита Петрович Панин (племянник Никиты Ивановича Панина, нам известного). В дружбе с английским послом Витвортом и Зубовыми он создал круг заговорщиков, имевших целью ввиду душевной болезни Павла создать регентство и вручить его Александру, убедив Павла лечиться. В эти планы, как кажется, Панин вовлек и самого Александра, который никогда не мог этого простить Панину, считая его начальным виновником смерти отца. Раньше чем заговорщики приготовились действовать, император Павел начал гнать Панина и осенью 1800 года выслал его в подмосковную деревню. Дело замедлилось, но не надолго. Руководство заговором перешло в руки петербургского военного губернатора графа Палена, любимца Павла, который повел его к определенному и решительному концу – к совершенному устранению Павла от престола какою бы то ни было ценою. Заговор окреп к весне 1801 года. В нем принимало участие петербургское офицерство, опиравшееся на солдатскую массу, пассивно шедшую за своим начальством. 11 марта 1801 года заговорщики к полуночи проникли в новый дворец Павла, Михайловский замок, построенный на месте старого Летнего дворца. Из сорока или пятидесяти человек заговорщиков до комнат Павла дошло человек восемь, и в запальчивом объяснении с ними Павел был убит в отсутствии графа Палена. Неизвестно, насколько преднамеренно было совершено это грубое насилие, но рассказывали, что заговорщики имели смелость открыто величаться своим поступком в первые дни по кончине Павла.

Так окончилась жизнь императора Павла, первого из русских государей после Петра, не служившего дворянским интересам.

Время императора Александра I (1801–1825)

Вступление на престол

В момент смерти Павла два его старших сына – Александр и Константин – находились в Михайловском замке под домашним арестом и ждали грозы от отца, не ведая, за что. О движении против отца Александр знал, но он и мысли не допускал о возможности кровавой развязки. Поэтому, когда Пален сообщил ему, придя из спальни Павла, о происшедшем, Александр впал в обморок и потом обнаружил сильнейшее отчаяние. Пален не был в силах убедить Александра «начать царствовать» и, говорят, только окриком привел его в себя. Положение Александра было очень тяжело: он чувствовал, что, зная и попуская умыслы на власть отца, он рисковал подпасть обвинению и в том, что случилось. Он смотрел на себя как на невольного участника преступления и боялся, что на него так посмотрят и другие. Горше всего было то, что в первые минуты после кончины Павла его супруга и мать Александра отнеслась к Александру с подозрением и как бы ждала его оправданий. В отчаянии и гневе она требовала отчета в происшедшем, настаивала на наказании виновных, хваталась за власть, боясь, что Александр ее недостоин. Надобны были большие усилия, чтобы ее успокоить и уничтожить недоразумения между нею и сыном. Такова была обстановка воцарения Александра. Мучительные движения совести при воспоминании об отце, трудность положения между матерью и заговорщиками, которых не было возможности наказать, необходимость уживаться до времени с теми, кто, произведя один переворот, мог отважиться и на другой, – все это удручало Александра и делало его глубоко печальным и тоскующим безутешно. Таким явился он перед своими подданными, и его трогательное горе подкупало сердца тех, кто видел в нем любящего сына.

Характерен был манифест императора Александра I, обнародованный 12 марта: «Судьбам Вышнего угодно было прекратить жизнь любезнейшего родителя Нашего Государя Императора Павла Петровича, скончавшегося скоропостижно апоплексическим ударом в ночь с 11 на 12 число сего месяца. Мы, восприемля наследственный Императорский Всероссийский престол, восприемлем купно и обязанность управлять Богом нам врученный народ по законам и по сердцу в Бозе почивающей Августейшей Бабки нашей Государыни Императрицы Екатерины Великия, коя память нам и всему Отечеству вечно пребудет любезна, да по Ее премудрым намерениям шествуя, достигнем вознести Россию на верх славы». Новая власть свидетельствовала, что она не солидарна с только что прекратившеюся властью императора Павла и желает возвратить страну к порядкам, которые он осуждал и преследовал. Отсутствие опал и гонений на участников переворота и милостивое увольнение от дел в июне 1801 года графа Палена еще более утверждали в мысли, что новый государь очень далек от режима императора Павла. Казалось, воскресает «бабушкин век» (выражение самого Александра) дворянской царицы Екатерины II. Однако такое заключение было бы несправедливо: в лице Александра для государства явился не подражатель Екатерины, а руководитель совсем нового склада и необычного типа, уразуметь который было очень трудно. Не понимая Александра, современники звали его «очаровательным сфинксом» и догадывались, что его разгадку надобно искать в его воспитании.

Личность Александра действительно становится нам понятна лишь тогда, когда мы вдумаемся в обстоятельства его воспитания и в его семейную обстановку. Судьба поставила его между бабкою и отцом как предмет ревности и спора. Когда Александр родился, Екатерина взяла его у родителей на свое собственное попечение и сама его воспитывала, называя его «мой Александр», восхищаясь здоровьем, красотою и добрым характером ласкового и веселого ребенка. Выросши бабушкиным внуком, Александр не мог, разумеется, уйти и от влияния родителей и понял, какая бездна разделяет большой двор Екатерины и скромный гатчинский круг его отца. Чувствуя на себе любовь и бабки и Павла, Александр привык делать светлое лицо и там и здесь. У бабки, в большом дворце, он умел казаться любящим внуком, а переезжая в Гатчину, он умел принимать вид сочувствующего сына. Неизбежная привычка к двуличию и притворству была последствием этого трудного положения между молотом и наковальней. Но умение менять по произволу свое настроение и прятать свои мысли и чувства могло бы стать для Александра удобной привычкой общежития, если бы эта привычка выработалась не в столь тяжких условиях. В последнее десятилетие своей жизни Екатерина пришла к мысли о необходимости отстранить Павла от престола и воспользоваться законом 1722 года для того, чтобы передать престол мимо Павла Александру. В 1796 году она пыталась посвятить в это дело самого Александра, который и ранее, в 1793–1794 годы, мог уже ловить сторонние намеки на этот проект. На сообщение Екатерины Александр ответил ей ласковою благодарностью за доверие и благоволение; в то же время в письме к отцу именовал его пока не принадлежавшим ему титулом «величества», а за спинами их обоих говорил, что сумеет уклониться от передачи ему власти, и собирался даже «спастись в Америку». Надо вдуматься в дело, чтобы понять, какой ужас переживал Александр в своей душе за это время и как тяжела была для него необходимость двоиться между Екатериною и Павлом и уметь казаться своим для обеих сторон. Воспитанная семьей двойственность и двуличие остались навсегда свойством Александра; он отлично входил во всякую роль, какую хотел играть, и никогда не внушал уверенности, что он в данную минуту искренен и прям. Сперанский называл Александра сущим прельстителем за умение овладеть собеседником, но именно Сперанский на себе мог познать, как неожиданно исчезало благоволение прельстителя и как призрачно бывало его расположение.