Лиловое пламя (СИ) - Квилинская Амалия

От нечего делать, я стала каждый день процарапывать своими новыми кандалами-браслетами полоску на показавшейся мне особенно податливой плитке. От этого действия скверные железки всегда сжимались сильнее, но поскольку я старалась вести свой календарь максимально быстро, то это действие скоро перестало находить отклик в изобретении магических изуверов.

В остальное время я была посвящена самой себе. Из всех доступных занятий мне оставались только тренировки, чем я собственно и занималась. Но спустя две недели, я стала замечать, что мое тело изматывается значительно быстрее чем раньше. Силовые упражнения давались с трудом, а выносливость и вовсе упала. Я сильно похудела и в конце концов решила прекратить себя истязать, оставив только гимнастику и медитации. С такой диетой особенно много достижений на поприще спорта не добьешься, как ни старайся.

Но самым тяжелым испытания для меня наступали с приходом ночи. Стены моего каземата никогда не гасли. С приходом темного времени суток они лишь слегка угасали, меняя цвет пламени на более темный. Я не привыкла спать со светом и первую неделю очень долго не могла заснуть. Затем немного приспособилась, используя ту самую повязку на глаза, в которой меня сюда привели, но это не избавило меня от навязчивых мыслей. Они постоянно преследовали меня. Чем дольше я прибывала здесь, тем больше сомнений в благоприятном исходе во мне зарождалось.

Я сильно беспокоилась о Северусе. Постоянно задавалась вопросом о том где он? Чем занимается? Сможем ли мы с ним увидеться, или его не пропустят ко мне? Что его вынуждают делать? В том, что его вынуждают, я была твердо уверенна. Иначе бы мы давным-давно отсюда бы ушли.

Помимо этого, я размышляла и над своей судьбой. Что за испытание я должна пройти и в чем его суть? Какой смысл моего пребывания здесь и как скоро за мной придут? Действительно ли меня признают виновной в убийстве палача и покушении на жизнь школьника, а если признают, то что со мной будет? А если меня казнят, что подумает обо мне Рус? Будет ли грустить хоть немного так же пылко, как по своей погибшей любви? Вот как раз ответы на эти вопросы мне категорически не нравились, только отделаться от них не получалось. О чем бы другом я не думала, все сводилось к этому.

А еще я истово боялась, что в какой-то момент Рус сдастся. Передумает спасать меня и просто оставит здесь. Наверное, это был сейчас мой самый большой страх. Естественно, что за всеми этими измышлениями я в лучшем случае проводила в беспокойном сне пару-тройку часов, часто просыпаясь в слезах.

А еще на психику сильно давило одиночество. Поначалу я опасалась, что за мной могут явится в любой момент, но с течением времени эти страхи исчезли. Если бы не регулярно появляющаяся еда, мне бы и вовсе подумалось, что обо мне забыли. Я расслабилась и стала спать, сняв верхнее платье. Так было хоть немного прохладнее.

В детстве, я всегда считала, что окажись один на один сама с собой буду счастлива. Тогда мне не нужно было бы опасаться отца и его дружков. В те далекие годы я даже мечтала в один прекрасный день поселиться на необитаемом острове вместе с мамой. И вот я здесь. На моем собственном необитаемом пятачке, окруженном океаном огня. Одна одинешенька. Счастлива ли я теперь? Нисколечко.

Я то и дело стала ловить себя на желании поговорить с кем-то, описать какой формы облака проплывали сегодня над моим окошком. Поделиться новостью о том, что я умудрилась из спиц корсета соорудить себе примитивную щетку для волос и теперь не такая растрепанная как прежде. Да и вообще, спросить, что происходит вокруг? Сколько прошло времени в реальном мире, пока я сижу в этих застенках? Как там Драко? Грустит ли обо мне? А гриффиндорское трио? Они ведь живы-здоровы? Заработал ли Блэк поцелуй дементора? Теперь я ему искренне сочувствовала. Если он жил в таких же условиях, если не хуже, двенадцать лет, не удивительно, что он сбежал. И я, пожалуй, даже была готова простить его за извращенские замашки. Мне так сильно захотелось это ему сказать, что я попробовала вызвать Добби — естественно, безрезультатно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Неужели я постепенно начинаю сходить с ума? Как ни странно, эта мысль меня не особо пугала. Мой мир и до этого момента нельзя было назвать нормальным.

На моем календаре было уже тридцать отметок, когда я окончательно поняла, что с меня хватит. Мое тело ослабло настолько, что я уже не могла нормально ходить по камере и постепенно в моём сознании зрела мысль о том, что в мою еду подмешивают что-то. Даже со столь редкими приемами пищи я бы не была столь истощена спустя какой-то месяц, ведь по сути еда была хоть и плохой, но достаточно сытной. К тому же я неплохо научилась нормировать свою еду. Что-то было здесь не так. Эта мысль, отдающая легкой паранойей, не давала мне покоя ни днем, ни ночью. Мое настроение ухудшилось и уподобилось детским качелям — от малейшего толчка качалось то вверх, то вниз. В конце концов я решилась на очень отчаянный поступок. То, что до меня никто не делал. Скорее всего Северус хотел меня просто поддержать, когда вручал мне маховик. Но он наверняка не предполагал, что я пойду на очередное «безрассудство».

Маховики… Эти механизмы несовершенны. Их изобретатели задумывали их только как способ вернуться на короткое-время в прошлое и что-то в нем исправить. Или добыть новые знания, как это делал Гермиона. В общем, что-то малозначительное. В данном случае это бы мне не помогло. Только получив маховик, я подумывала, о том, чтобы вернуться назад и каким-то образом предупредить тех нас о грядущих событиях. Вот только у меня не было гарантии, что в прошлом камера будет открыта. Вообще, как она открывается я ни разу не видела, а антимагические браслеты все еще были на мне и об этом стоило помнить. Таким образом я рисковала встретиться с прошлой собой и создать временной коллапс. Тогда я отказалась от этой затеи. И вот сейчас, спустя месяц передо мной снова лежал маховик.

Я осторожно взяла его в ладонь. От жара огненных стен тонкая оправа нагрелась. Во всех книгах, я читала только об одном — маховиком можно было пользоваться только для перемещения назад. Но что если я покручу его в обратную сторону? Прекращу ли я существовать в этой конкретной точке пространства-времени или рискую наложиться на моего бессознательного двойника? Возможно наоборот, в будущее прыгнет мое сознание? Крутя эту мысль и так, и сяк, в конце концов пришла к выводу, что хуже не будет. По крайней мере разрешу этот вопрос и избегу смерти от истощения. Мысленно я уже смирилась с тем, что у Северуса может уйти много времени на то, чтобы освободить меня. И мне нужно было по крайней мере дожить до того момента.

Я смахнула со лба пот и для начала решила одеться. Мало ли что меня ожидало по окончании этого эксперимента. Для начала стоило попробовать перевеститься на небольшой интервал времени. Добпустим, если сейчас день, то я хочу оказаться здесь ночью. Так я точно смогу увериться по движению солнца, что мое перемещение действительно состоялось. Часов шесть-семь для этих целей должно было хватить с лихвой. Еще раз проверив, исчезла ли посуда и глубоко выдохнув, удобнее расположившись на своей предельно жесткой кровати решительно повернула крошечные песочные часики в обратную сторону. Вернее, попыталась. После попытки эдак надцатой, когда я даже умудрилась поднажать не неуступчивый артефакт краем каменного ложа, что-то в нем щелкнуло. Послышался переливчатый свист и пространство вокруг меня завертелось.

Песочные часики крутились, как только что спущенная юла. Солнце надо мной пролетало с востока на запад сменяясь глубокой ночью, стены вспыхивали и притухали. И эта круговерть никак не останавливалась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Мерлиновы подштанники! — От избытка чувств, испуганно воскликнула я, пытаясь хоть как-то остановить бег времени. Я же хотела переместиться только на шесть часов вперед! Попыталась было всунуть свою недоделанную расческу в бешено вращающийся маховик, но противная магическая штучка только бесследно раскрошила спицы. Глядя на огрызок «расчески», я только подумала: «Как же хорошо, что я не всунула туда свой особо «любопытный» палец.»