Мир совкового периода. Четвертая масть - Игорь Черемис

подошел чуть поближе, присмотрелся – и понял, что это та самая «догонялка», на которой ко мне пару раз приезжал Валентин. Мне и самому довелось на ней поездить, и Аллу покатать.

Я толкнул Аллу и показал на эту машину.

– Похоже, тут и Валентин. Интересно, его выписали или он сам сбежал? Михаил Сергеевич говорил, что его ранили...

– Почти выписали, – раздался от крыльца голос полковника, и мы дружно обернулись. – Только врачи не отпускали, пришлось сбежать.

Выглядел Валентин неважно. Бледное лицо с запавшими глазами, перекошенный торс – я не сразу понял, что у него правая рука примотана к телу, а сверху эту конструкцию прикрывает распоротая по швам рубашка, которую как-то стянули теми же бинтами. Он стоял в дверях, держась здоровой рукой за косяк, а из-за него выглядывал тот самый охранник.

– Здравствуйте, – сказал я. – Как здоровье?

– Живой, как видите. Проходите.

Он чуть подвинулся и, кажется, одновременно задел того охранника, который так и маячил позади – и лицо его побелело ещё сильнее.

– Валентин! – воскликнула Алла.

– Всё хорошо, это Андрюша тут мешается... – прошипел тот. – Андрюша, уйди по-хорошему...

***

Казалось, что Михаил Сергеевич с субботы не покидал своего кресла – так и сидел, нахохлившись и обложившись бумагами, в которых что-то правил черной чернильной ручкой. Только бумаг тех стало гораздо больше, они заняли весь столик, сползли на пол и оккупировали добрую половину обеденного стола и пару стульев. Только глаза, которые он поднял на гостей, были совсем другими – черными и бездонными. Я вспомнил, что по самым оптимистичным прикидкам Смиртюкову сейчас где-то за семьдесят, он уже далеко не мальчик и такие нагрузки могут быть губительными для его организма. Но, видимо, другого подходящего организатора процесса у заговорщиков просто не нашлось.

– Михал Сергеич, смотрите, кто пришел! – Валентин уже оправился от столкновения с Андрюшей и привычно бодрился.

Впрочем, он сразу же шлепнулся на свободный стул и выдохнул с облегчением.

– Добрый вечер, молодые люди, – кивнул нам старик. – Прошу прощения за беспорядок, сами понимаете...

Мы тоже поздоровались – а заодно уверили, что беспорядок нас нисколько не смущает.

– С чем пожаловали? – спросил Михаил Сергеевич. – Но вообще с вашей стороны было очень безрассудно решиться на эту поездку. Хотя, конечно, основные события уже, можно сказать, завершились, но тем не менее...

– Возникли экстренные обстоятельства, – объяснил я. – Помните, я рассказывал про убитую девушку? В вашем поселке скрывается её убийца, и мне хотелось вас попросить...

– К сожалению, я давно уже не той форме, чтобы задерживать преступников, – перебил он. – Да и Валентин, как вы могли заметить...

– Я прошу вас не об том, – мои слова прозвучали немного невежливо, но мне не хотелось, чтобы он продолжил рассуждать, опираясь на неверные предпосылки.

– Вот как... а о чем же?

– Я хотел вас попросить, чтобы вы позволили Алле посидеть у вас в доме... наверное, с полчаса. Остальное я сделаю сам.

– Вот как... – повторил Михаил Сергеевич. – Просьба выполнимая, но теперь ты меня заинтересовал. Расскажи-ка всю историю.

Пришлось выкладывать всё, что мне стало известно за последние сутки – про нападение на меня в парке Покровское-Стрешнево, про опознание нападавшего, звонок следователю. Потом я дополнил это информацией от того же следователя про загрызенного медведем дезертира, а также тем, что рассказал Лёха.

– Любопытненько, – произнес Валентин. – И ты вот так поверил этому твоему Лёхе? Я помню этого шкета, ребята рассказывали, что он самый скользкий оказался. Врал, юлил, прощения просил – а в глазах один вопрос: «а что вы мне сделаете?».