Воин тумана (сборник) - Джин Вулф

Она не была похожа на смертную женщину.

Я попытался что-то сказать, но вода наполняла мой рот, и никаких звуков не получалось, лишь пузырьки воздуха вылетали из моих уст, опускались на светлое дно и исчезали.

– Я Тоя, дочь Нерея, – сказала девушка. – У меня сорок девять сестер, но все они старше меня. Нам, нереидам, разрешено показываться тем, кому вскоре суждено умереть.

Должно быть, она заметила страх в моих глазах, ибо рассмеялась, и я догадался, что она просто припугнула меня. Зубы у нее были мелкие и очень острые.

– Нет, утонуть-то ты не утонешь. – Она взяла меня за руку. – Ты ведь не ощущаешь удушья, верно? – Я покачал головой. – Ты ничего страшного и не почувствуешь, пока будешь со мной. Но как только я тебя покину, ты вновь опустишься на дно. Если только сам, конечно, не захочешь остаться со мною и умереть. Смертные мужчины не должны слишком часто нас видеть – они могут догадаться кое о чем, чего знать не должны. Ну а смертные женщины и вовсе почти никогда нас не видят, уж они-то догадались бы об этом сразу. Зато мы сколь угодно часто можем показываться детям, потому что у детей память короткая, как у тебя. – Тоя отплыла в сторону, извиваясь в воде точно змея, и махнула мне рукой, приглашая последовать за нею. Я хотел крикнуть, однако из уст моих донеслось лишь бульканье. – Мне говорила о тебе Европа.

Она моя хорошая приятельница, вот только себя слишком любит, да еще нос задирает, потому что с ней спал сам Громовержец. Иногда перед бурей мой отец всплывает наверх и показывается тем морякам, кто, как он считает, в этот шторм погибнет. Ты знал об этом? – Тоя оглянулась, и я молча покачал головой. – В таких случаях моряки говорят: "Смотрите! Вот и морской старец!" – спускают паруса и бросают якорь. И знаешь, порой они умудряются остаться в живых! По-моему, со стороны отца очень благородно – предупреждать их об опасности, правда? – Я кивнул. Мы плыли все вверх и вверх, кружа, точно ястребы на ветру. Теперь коричневая улитка на дне была еле видна, зато я видел множество человеческих ног, точно лягавших воду вокруг нее. Тоя между тем продолжала:

– Иногда и мы с сестрами показываемся тем, кто вот-вот налетит на риф, например. Мы даже кричим, предупреждая команду об опасности, но голоса наши на воздухе звучат слишком тихо, и моряки считают, что это мы просто поем, желая убаюкать их до смерти.

И тут я понял, почему не могу говорить в воде. Изо всех сил напрягая связки и стараясь говорить как можно выше, я наконец сумел выдавить из своей глотки какие-то звуки и даже сообщил Тое, что со стороны моряков такая точка зрения несправедлива. Она засмеялась, ибо говорил я с натугой и противным скрипучим голосом.

– Но иногда мы ведь действительно так поступаем, и моряки отчасти правы, – возразила она. – Видишь ли, порой корабли спасаются, и тогда мы, конечно, стараемся заманить моряков в море, чтобы нам самим не попало. Мы качаемся на волнах, расчесываем друг другу волосы и кокетничаем, как это делают все женщины в мире. И моряки обычно попадаются на эту удочку. Мы их не слишком обманываем – ведь мы действительно делим ложе с теми, кому удается уцелеть после кораблекрушения, пока они еще не слишком ослабли и не начали изнывать от жажды. Из моих сестер я одна еще девственница, потому что самая младшая в семье. И с тобой у меня это будет впервые.

Как только она это сказала, я сразу очнулся; мне уже начинало казаться, что подводный мир полностью овладел мною и мне никогда отсюда не вырваться; я прямо-таки ошалел от окружавшей меня дивной красоты, мне, собственно, и бежать-то никуда не хотелось. Однако после ее слов я понял, что, если мне удастся вновь вынырнуть на поверхность, почему-то оставшуюся далеко вверху, я снова окажусь рядом с Дракайной и спартанцами, которые соревновались в борьбе на палубе судна. Я жестом показал Тое, что хочу обратно, в тот мир, и она схватила меня за волосы.

– Не нужно бояться, – сказала она. – Мы ведь даже детей ваших вынашиваем на дне морском, так что они от рождения могут считаться утопленниками. – Заметив, что в моих глазах появился ужас, она попросила:

– Ну хоть поцелуй меня, прежде чем уйдешь, не то мне совсем стыдно будет перед сестрами.

Холодные гибкие руки ее обвили мою шею, прохладные губы легонько коснулись моих, и мне показалось, что меня всю жизнь мучил жар и самое лучшее – забыться в этой прохладе, охладить свой пыл среди ледяных, усыпанных снегом торосов северных морей, похожих на перья белых гусей, что плывут по свинцовым волнам между морем и небом…

Я не заметил, как оказался на поверхности, и помотал головой, стряхивая воду. Я хотел было глотнуть воздуха, но тут меня начало тошнить – морская вода изливалась из моих уст и ноздрей, точно струи фонтана из каменной статуи; вода была горько-соленой и мешала дышать.

Тут волна накрыла меня с головой, я вынырнул, отплевываясь и хватая воздух ртом, и попытался сообразить, хорошо лия умею плавать – разумеется, плавать, как Тоя, я не умел! – но мне казалось, что вряд ли Пасикрат бросил бы меня за борт, если б знал, что я плавать вообще не умею. Я не успел еще додумать эту мысль до конца, как уже плыл, хотя и не сразу понял, где нахожусь.

Было почти темно, и, пока я плыл, то взлетая вверх на гребне волны, то ныряя в пучину, на небе одна за другой зажигались звезды, образуя созвездия, которые здесь называют именами богов и животных. Я отыскал Большую Медведицу, а потом – Полярную звезду. Наш капитан говорил, что северный ветер для нас встречный, ведь нужно нам именно на север, так что Большая земля находилась на западе от нас, а остров Эвбея – на востоке. Я старался плыть так, чтобы Полярная звезда все время была у меня над правым плечом, надеясь выплыть на берег или отыскать судно.

Тоя вынырнула неподалеку, прыгая на волнах, точно с камня на камень, добралась до берега, остановилась там и стала надо мной смеяться. Когда ноги мои коснулись песка, она исчезла, и тихий смех ее сменился шелестом набегавших на берег волн. Довольно долго я, совершенно измученный, без сил валялся на песке, точно утопленник, однако жажда заставила меня подняться на ноги. Прислушавшись, я уловил бормотание ручейка, который словно рад был наконец добраться до моря и отдохнуть после долгого пути. Я отыскал ручей и вволю напился. Вдалеке я заметил красный огонек костра и услышал людские голоса, однако не пошел туда, а продолжал пить. (Не так давно я спросил Дракайну, кто из богов создал мир. Она сказала, что мир был создан Паном [150], четырехкрылым и четырехголовым божеством, которое одновременно имеет и мужские и женские черты. И до чего же был жесток этот Пан! Ведь из-за того, что он создал моря солеными, погибло так много людей!) Оказалось, что голоса принадлежали спартанцам с нашего корабля. Когда я это понял, то сразу догадался, что это Тоя привела меня к ним. А потом вспомнил, как наш капитан говорил, что Пасикрат собирался принести жертву в Фермопилах. И действительно увидел каменные колонны, алтарь перед ними, а на алтаре костер из плавника. Рядом стоял Пасикрат, держа за повод-быка, шею которого обвивала грубо сплетенная гирлянда. До меня донеслись слова: