Сборник фантастических рассказов - Дмитрий Емец

— Прощай и ты, брат, — со слезами целуя его, отвечал Иван Данилович.

— Тебе одному скажу. Видит Бог, как тяжело у меня на сердце. Будь моя воля, не ехал бы, но, коли останусь — ведаю, пришлет Узбек рать и вырежут всех в вотчине нашей.

Перекрестившись, Юрий принял благословение, и, сев на коня, с немногими боярами отправился в путь.

В воротах конь его споткнулся, а потом, не желая идти, упрямился и то и дело оборачивал морду к городу. Юрий же, неприятно пораженный этим, веле привести ему другого коня.

— Настал, видно, мой черед платить за грехи, — сказал Юрий.

Путь в Орду вышел для московского князя долгим и опасным.

Тверские бояре, как и прежде, стерегли его на всех дорогах, желая схватить и доставить в Орду своими руками, сказав: «Вот преступник! Не своей волей приехал он на суд, но нашей!» Чтобы не быть плененным, Юрию приходилось выбирать окольные пути, но все равно возле Ярославля он едва не был захвачен братом Дмитрия Грозные Очи Александром Михайловичем — и отбился лишь чудом.

Наконец окольной дорогой через Пермь Юрий прибыл в Орду и предстал перед ханом. Узбек принял его плохо и, едва взглянув на дары, послал за Дмитрием Грозные Очи.

Войдя в шатер, Дмитрий Грозные Очи поклонился хану и обратился к Московскому князю:

«Ведаешь ли, Юрий, что нынче за день?»

«Не знаю того.»

«Ведай же: нынче канун казни отца моего Михаила! Привело же нас небо встретиться в этот день!»

В следующий миг Дмитрий Грозные Очи выхватил меч и зарубил Юрия Даниловича на глазах хана Узбека.

Так погиб князь Московский Юрий. Дмитрий Грозные Очи пережил его ненамного: по ордынскому обычаю, все совершившие убийство без приказа хана должны были быть казнены. Так случилось и с Дмитрием…

По смерти Юрия Московского старшинство в Данииловом роде перешло к брату Юрия — Ивану.

Оплакав брата, Иван Данилович стал единолично княжить в Московской волости. Первым поступком его было призвание в Москву из Владимира митрополита Петра, с которым он и прежде был очень близок духовно. Этим поступком князь Иван желал положить благое начало своему княжению.

В ту пору митрополиты русские уже прочно обосновались в северной Руси перенеся туда в 1299 году престол свой из разоренного Киева.

Митрополит Петр давно уже всем сердцем любил Москву, в которой часто останавливался для отдыха во время частых своих путешествий по Русским землям.

Главной же причиной переезда митрополита Петра в Москву, была глубокая душевная привязанность его к Ивану Даниловичу, в котором прозорливо видел он спасителя и объединителя Русских земель.

Святой митрополит Петр недолго прожил в Москве и преставился в следующем же, 1326 году. Незадолго перед смертью он призвал к себе Калиту и завещал похоронить себя в Москве в построенном для того каменном храме во имя Успения Святой Богородицы.

«Если меня, сын, послушаешься, храм Пречистой Богородице построишь и меня упокоишь в своем городе, то и сам прославишься больше других князей, и сыновья, и внуки твои, и город этот славен будет, святители станут в нем жить и подчинит от себе все остальные города».

Калита поспешил исполнить волю митрополита, и еще при жизни его заложил Успенский собор. Митрополит же Петр своими руками вытесал себе каменный гроб и написал для собора запрестольный образ.

Его мощи, положенные в Успенском соборе, великую благодать принесли Москве, оберегая ее в часы испытаний. Следующий после Петра митрополит Феогност, человек исключительной святости, не пожелал оставить гроба чудотворца и остался в Москве, которая с той поры навсегда стала местом жительства митрополитов.

«В лето 1327, сентября 15 убили в Орде двух князей: Дмитрия Михайловича Тверского да князя Александра Новосильского в один день и на одном месте.

Того же лета князю Александру Михайловичу дано великое княжение, и пришел Александр из Орды и сел на великое княжение.»

Однако княжение Александра Михайловича в Твери не было долгим, и один необдуманный поступок его превратил процветающий волжский город в пепелище, и все города Русские, кроме Новгорода и Москвы в погибель.

Летопись пишет об этом горестном для Руси событии следующими словами:

«Вскоре за умножение грехов наших дьявол вложил злую мысль безбожным татарам. Стали они говорить беззаконному царю:

— Если ты не погубишь князя Александра и всех князей русских, то не будешь иметь власти над ними.

И беззаконный и трехклятый всему злу начальник Шевкал, разоритель христиан, отверз скверные уста свои начал говорить, дьяволом учим:

— Господине царю, если мне велишь, я пойду на Русь и разорю христианство а князя их убью, а княгиню и детей к тебе приведу».

В действительности же дело обстояло несколько иначе. Шевкал или Щелкан как называют его летописи, был двоюродный брат хана Узбека — Чол-хан. В то же лето, как Александр Михайлович Тверской получил ярлык на великое княжение Чол-хан с большим татарским отрядом пришел в Тверь и начал творить там многие насилия, оскорбляя жителей и их жен. Явился же Чол-хан на Русь с тем, чтобы взять с князя Александра Михайловича и с бояр его долг за дарованный ему ярлык на великое княжение.

Насилие и самовольством Чол-хана были тем больше, что он был не простым баскаком — сборщиком дани, но двоюродным братом Узбека, и считал себя вправе творить на Руси всё, что возжелает. И вот Чол-хан ездил со своими татарами по Твери, словно по завоеванному городу, грабил, брал, что ему захочется непокорных же убивал.

«Беззаконный же Шевкал, разоритель христианский, пошел на Русь с многими татарами и пришел в Тверь, и прогнал князя великого Александра Михайловича со двора его, а сам стал на дворе великого князя со многою гордостью и яростью и воздвиг гонение великое на христиан насильством, и граблением, и битьем, и поруганием. Люди же городские тверичи повсегда терпели оскорбления от поганых и жаловались они много раз великому князю Александру Михайловичу, дабы он их оборонил. Он же видел озлобление людей своих, но не мог их оборонить и велел им терпеть.»

Однако тверичи терпеть уже не могли, и у них с каждым новым днем пребывания Чол-хана нарастала ненависть к татарам.

Всё чаще на городском торгу слышался плач, жалобы оскорбленных и возмущенные крики:

— Что ж деется ныне, православные! Церкви поругают! Слыхали ли: вчера в Спасе, как служба шла, татарин срывал ризы, оклады ломал и глумился над верой нашей. Отца же Антония саблей ткнул в лицо.

— Позорят, аспиды, жен и дочерей наших! Вчера после позора бросилась девка одна в Тверцу с камнем. Грех смертный взяла на душу.

— Нич-чег-го… Придет час: захлебнется семя каиново своей кровью!

Гнев тверичан ждал только часа, чтобы прорваться. Случилось это вопреки воле князя Александра Михайловича, многократно посылавшего сказать тверичам:

«Сами ведаете силу татарскую. Терпите ныне со смирением, не могу заступиться за вас, ибо погибель будет земле».

Пишет тверская летопись:

«И было это 15 августа месяца ранним утром, когда торг собирается. Некий диакон тверитин, прозвище ему Дудко, повел кобылицу молодую и очень тучную на водопой на Волгу. Татары же, увидев это, отняли ее. Тогда диакон начал громко кричать:

— О мужи тверские, не выдавайте!

И был между ними бой.

Татары, надеясь на свое самовластие, начали сечь, и тотчас стеклись люди и пришли в смятение, и ударили во все колоколы, и стали вечем, и поднялся град весь. Весь народ тотчас собрался, и восстали все. И кликнули тверчи и начали избивать татар, где кого поймают, всех подряд, пока самого Шевкала не убили.

Били всех подряд, не оставили и вестника, кроме пастухов, которые в полях пасли табуны коней. Те схватили лучших жеребцов и скорей бежали на Москву, а оттуда в Орду и там возвестили кончину Шевкала.»

Так избит был в Твери ханский посол, а кроме него все ордынские купцы и все татары, бывшие в городе. Когда Александру Михайловичу донесли об этом, он заплакал и сказал: «Безумцы, ведали бы, какую кару навлекли на себя!»

Татары не сразу решились донести хану Узбеку о восстании в Твери и гибели Чол-хана, сына брата отца его. Происходило это оттого, что в Орде существовал обычай казнить гонцов, привозивших дурные вести. Эта же весть не была просто плохой, но убийственной, как для Руси, так и для самих глашатаев.

Утаивать её однако долго было нельзя, и гонцы, пугливо подталкивая друг друга, подошли к ханской веже. Так Узбек узнал всё…

Внешне хан воспринял известие довольно равнодушно. Их трех гонцов он лишь одному приказал поломать спину, сведя ноги его к голове — такова была процедура бескровной казни у татар. Однако в Орде, успевшей хорошо изучить хана, знали — этим не ограничится. Узбек всегда медлил с принятием решений о наказании, пытая провинившихся томительным ожиданием.