Барышня ищет работу - Салма Кальк

держат. Он начинает реветь — вот прямо слышно, как ревёт — и метаться, и дёргаться, а наша задача — удержать, чтобы не сорвался, и сломать шею. В том месте, где наши щупальца соприкасаются с ним, летят клочья свалявшейся шкуры, и вот остаётся только шейный отдел позвоночника — так это называется, да?

Держать тяжело, сдавливать ещё тяжелее. Я представляю, как это самое щупальце уплотняется и истончается, чтобы создать большее давление, и переломить эту дурацкую кость. Руки начинают замерзать, но куда деваться? Держу, тяну.

— Щаз дёрну чутка, не боись, — кричит мне Ряхин.

Он и в самом деле дёргает… я слышу треск, голова медведя отваливается, он в тот же момент осыпается пеплом в снег, а я падаю в сугроб. Глаза закрываются, сил нет, подступает холод.

— Поднимайтесь немедленно, Ольга Дмитриевна, — я слышу голос Авенира Афанасьевича.

Он, кажется, поднял меня и держит. Я же ощущаю себя слабой и понимаю, что сама не устою на ногах никак.

— Один шаг, Ольга Дмитриевна. И мы в тепле. Вы уже справились, теперь нужно добраться в безопасное место.

Видимо, я делаю этот шаг с ним вместе, и открываю глаза уже в нашей практической аудитории. Вокруг шум, крики, я понимаю, что для кого-то зовут целителя — где они ночью найдут этого целителя?

Впрочем, оказалось, что дежурный целитель был — профессор с их факультета и при нём трое студентов.

— Двое попали под удар, одна без сил, — говорил Авенир Афанасьевич, а я просто сидела на своей лавке, даже не снимая полушубка, и смотрела, как парни-целители снимали шубу с Толоконникова и тулуп с Гурьева, и осматривали их, и что-то с ними делали. Довольный Ряхин делился впечатлениями от победы — «я-то думал, всё, конец мне пришёл, такого здорового ещё не встречал ни разу, ей-богу, уж молиться было начал, но решил с ней вот ещё раз спробовать, а она не сплоховала, даром, что баба» — и кивал на меня. Марьяна сидела подле меня и причитала, что она бы ни в жизни не справилась с таким страшилищем.

— Так, орлы, что скажем? — Авенир Афанасьевич строго нас оглядел. — Первое. Молодцы, справились. Я уже думал, придётся самому вам помогать, но — одолели. Хвалю. А вот за что не хвалю — это за то, что не смогли сразу договориться и выступить совместно. Толоконников, куда полез? Если бы не Ольга, там бы и остался. Гурьев, почему ворон считал? Благодари Дмитрия, что не дал пропасть.

Названные что-то бормотали, и хорошо, что бормотали, потому что я думала уже — их дела совсем плохи.

— Ольга Дмитриевна, — Пуговкин глянул на меня. — Молодец, сообразила и не сплоховала. Но силу-то кто будет применять соразмерно задаче? Можно было бы сделать этот захват, не тратя все ресурсы тела, они ещё пригодятся. Но я понимаю, что это первый опыт, и он получился с непростым объектом. Поэтому — очень хорошо.

Мне оставалось только вздохнуть. Потому что — я вообще не понимала, каким чудом я справилась.

— Дмитрий Федотович — молодец. Супостата победил, товарищам пропасть не дал. Высший балл.

Вот и славно. А в следующий раз, глядишь, и получше выйдет.

Наутро перед лекцией по теории ко мне подошёл Толоконников. Очевидно, ему было непросто это сказать, но он всё же сказал:

— Благодарю вас, госпожа Филиппова. Ваш своевременный удар спас мне жизнь.

— Сочтёмся, — отмахнулась я.

Потому что кто его там знает, что ещё приготовят преподаватели нам на практику.

23. Марьяна солирует

23. Марьяна солирует

Преподаватели готовили на практику… разное.

До конца зимы мы побывали во множестве разных мест и повстречались лично с несколькими разновидностями нежити. А потом на теоретическом занятии Афанасий Александрович спрашивал — что видели да как упокоили. И нужно было правильно назвать, описать жизненный цикл — ну, то есть, откуда берётся да, как функционирует, думать о нежити в формате жизненного цикла мне пока было туговато. И ещё рассказать, как правильно упокоить, и что было сделано, и какие ошибки совершили.

Скажем, про того шатуна мы на следующий день рассказывали все вчетвером — почему не догадались скрутить его все вместе сразу же, как он приблизился достаточно близко, и мы могли бы его зацепить.

— Что ж, хорошо, что у Мити и Оленьки хватило сил додавить шатуна, — сказал Пуговкин, так и сказал — у Мити и Оленьки. — Но на будущее запомните — вам редко когда придётся выходить против нежити командой. Чаще вы будете одни. И он — один. И тут или вы, или он. И нужно, чтобы это были вы, успели вовремя и сделали всё правильно.

Что тут возразишь? Ничего.

Видимо, в учебном плане первого курса стояло — познакомиться на практике с самыми распространёнными видами нежити. Чаще всего мы бывали как раз на кладбищах, там водились те, кто почему-то не до конца упокоился. Но звери вроде того шатуна тоже встречались. И поддавались если не кому-то одному из нас, то команде-то точно.

Марьяна должна была выйти против нежити последней из нашей группы, все остальные уже попробовали, многие — не по разу. Даже меня называли дважды, а, скажем, Митя Ряхин приучился поглядывать — и если тем, кто сегодня атаковал, приходилось туго, то он просто вмешивался и добивал нежить, или помогал добить. При том на теории он традиционно не мог связать двух слов, а письменные работы ему давали списывать спасённые на практике товарищи. Афанасий Александрович его стыдил, он только сопел и признавал полную правоту наставника.

Так вот, Марьяна. Она боялась, но понимала, что деваться некуда. Что толку ей тогда здесь учиться, если она не справится с практикой? А как вернуться домой без диплома? Соседям в глаза смотреть стыдно. В общем, страшно, но нужно.

По дороге до места через тени я держала её за руку. Сегодня кроме неё, солировали Коля Малинин — балбес балбесом, учил и учился он, только если его прижимали преподаватели, Лёва Сошников — старательный, но не обладающий большой силой, и обаятельное трепло Войтек Томашевский, самый, наверное, сильный из всей четвёрки.

На месте — сегодня это было очередное кладбище — уже привычно заняли позицию, осмотрелись. Авенир Афанасьевич помалкивал, а вот Митя заметил:

— Малинин, к лесу