Пьесы - Зот Тоболкин

В том же гармоническом слиянии гражданственного и этического — сила и обаяние образа Маши. Ее вдохновенный образ, как и весь материал пьесы «Песня Сольвейг», можно зримо представить не только в сценических формах драматического театра, но и в героико-поэтическом решении музыкального спектакля.

В пьесах Тоболкина часто встречаются люди талантливые, стремящиеся к творческому совершенствованию. Это и сыновья и муж Анны («Баня по-черному») и молодой ненецкий охотник Матвей («Песня Сольвейг»). И юный герой пьесы «Жил-был Кузьма», перенявший от отца мастерство резьбы по дереву. Фигурками своих четвероногих дружков он щедро одаривает всех, кому они по душе. Присмотритесь к жизни, действительно, щедрость, доброта, как правило, — это свойства людей талантливых.

«Человек лет двенадцати-тринадцати» — так уважительно называет драматург героя пьесы «Подсолнух». В феерических сновидениях Егор устремляется ввысь, по пути легендарного Икара, к солнцу. Говоря о мечтаниях своих героев, автор утверждает веру в свершение их добрых замыслов.

Одну из пьес драматург так и назвал — «Верую!». Рядом со сложной темой, связанной с несправедливостью, обрушившейся на колхозника Игната Мантулина, развивается в пьесе удивительно светлая, как родниковая вода, история духовного становления его сына Григория. Талантливый парень высекает из мраморной глыбы могучую фигуру сеятеля — в ней символически выражена его любовь к отцу, ко всем честным и добрым труженикам земли.

Писателю близки и дороги его юные герои, их жажда духовного взлета; поиски своих, непроторенных дорог, как правило, связаны с родным краем, с людьми, схожими с ними в главном — в мироощущении. Пьеса «Верую!», так же как и «Подсолнух» и «Жил-был Кузьма», — это как бы единый вдохновенный рассказ о тех, кому строить будущее.

Есть среди многих пьес Тоболкина одна, особо печальная. «Журавли» — это грустная история сломанного чувства. Но — странное дело — пьеса словно пронизана ярким, искристым светом: она согрета теплом большого благородного сердца. Рассказ о молодой женщине, оставшейся верной своей первой и единственной любви, Тоболкин строит оптимистически. Любава не страстотерпица, не мученичество привлекает художника в образе этой женщины. Раскрывая величие ее неугасимого чувства, драматург показывает сложный духовный процесс героини: мы верим, что она найдет в себе силы начать новую жизнь.

Рассказ ведется на фоне задумчивой, душевной русской природы, как бы в раздумье, — автор и не скрывает своего сострадания к героине и восхищается чистотой и силой чувства Любавы.

Оптимистическая драма — так, пожалуй, можно назвать эту пьесу. Как, впрочем, и «Баню по-черному» и «Песню Сольвейг» — произведения, с наибольшей полнотой отражающие суровое, но доброе, жизнеутверждающее мироощущение писателя.

Не случайно именно в нашей литературе, в нашем театре родилась героико-революционная оптимистическая трагедия.

Есть, вероятно, принципиальная закономерность и в том, что сложнейший этот вид сценического искусства — психологическая драма оптимистического звучания — все более утверждается именно в советской драматургии. И именно в наши дни, в период мощного подъема всей общественной жизни народа. Ибо оптимизм — это одно из основных свойств советского человека, выражающее его способность трезво и мужественно решать самые сложные проблемы.

Тема женской судьбы занимает особое место в драматургии Тоболкина. Образ женщины в его пьесах овеян глубокой нежностью. При этом подчеркивается сугубо личностное, глубоко уважительное отношение автора к образу матери, жены, хранительницы семейного очага. В большинстве случаев — это скромная трудолюбивая дочь Сибири. Писатель умеет видеть (и умеет показать) и особую ее женскую стать, и свойственное ей природное чувство собственного достоинства, и непреклонное ее мужество — это подлинная хозяйка своего дома, своей земли. Рядом с замечательными образами Анны («Баня по-черному»), Маши («Песня Сольвейг»), Любавы («Журавли») это и Анисья («Подсолнух») и Клавдия («Верую!»).

Недавно драматург написал пьесу, которую также посвятил судьбе современной женщины. Драма «Про Татьяну» строится так, что поначалу увлекает не сама героиня, а судьба ее мужа, Петра Жилкина. Далее их образы развиваются как бы параллельно. В самом этом сюжетном приеме — своеобразный психологический и сценический расчет.

По мнению близких, Петр — человек непутевый, безнадежный. Таким он и сам себя считает. Бескорыстный, добрейший, но — запивоха. Часто попадает в нелепые истории, наконец угодил в места, совсем отдаленные…

На первый взгляд Петр Жилкин чем-то напоминает то ли деревенского «чудика» с недетским его простодушием, то ли баламута, озорника, нарушающего общее спокойствие, неспособного найти свое место в жизни. Одного из тех обаятельных «чудиков», что получили такое живое воплощение в рассказах Василия Шукшина.

Но Петр Жилкин — человек сложный.

Прежде всего — он талантлив. Сочиняет задушевные песни («Душа просит», — объясняет он), играет на различных музыкальных инструментах, выступает с концертами в колхозных клубах.

Он любит сына, очень любит жену, щедро помогает тяжелобольному брату, проявляет самую нежную заботу о нем.

Но все больше отгораживается от жизни. Есть, конечно, у Петра свои причины для обид. Небезызвестный композитор районного масштаба каждую субботу заявляется к нему «вроде как за фольклором… Потом фольклор этот за свои песни выдает. Недавно премию отхватил за одну песню. А песню-то эту я написал… Да мне что… думаешь, жалко? Во мне фольклору-то этого…». Непротивленчество злу — не в этом ли одна из причин трагедий этой несостоявшейся личности?

Или, может, все дело в том, что Петра не понимают близкие люди, они требуют, чтобы нашел он себе дело попроще да поближе к дому. Чтоб было, как у других, как у всех…

Может, мало иметь щедрое сердце, надо уметь видеть доброе и в других людях, уметь самому идти им навстречу…

В чем же все-таки причина обособленности Петра от людей?

Человек имел все, чтобы стать личностью общественно полезной. Но богатства его души так и остались нераскрытыми. Тема эта не просто фиксируется, драматургу мало вызвать сочувственное отношение к Петру Жилкину. Пьеса утверждает: позиция, занятая им, приносит зло не только ему самому, позиция эта антиобщественна. Отстранение от людей, от жизни вызывает не только боль, но и негодование драматурга. Ибо это ведь тоже позиция, пусть бессознательная, это тоже действие, нередко социально опасное.

Так в пьесе ставится вопрос о вине Петра перед собой, перед семьей, перед обществом. Обвинение тягчайшее.

Но, оказывается, виновата и жена. Причем не только за судьбу мужа.

В отличие от Петра Татьяне присуще чувство общественного долга, это человек высоконравственный. На наших глазах как бы идет процесс трудового совершенствования скромной труженицы, заслуженно приходит всеобщее ее признание: сегодня она — главный зоотехник комплекса, завтра — заведующая. Татьяне посвящается телевизионная передача «Современная женщина». Сама она смотрит эту передачу в опустевшем доме, в одиночестве.

А ее называют счастливой: «У тебя же все есть!..»

«Правда, мужа нет и сына нет, — горестно размышляет Татьяна. — А кроме этого все — решительно все есть…» «Счастья! Простого бабьего счастья!» — молит Татьяна у «бога» своего, директора животноводческого комплекса Игошева, и это уже будто сам крик ее души…

А тот — в ответ: «Экая гусыня! Да разве я знаю, какое оно, бабье счастье! Проси, чего полегче: оклад посолидней или должность повыше… Тут я сразу резолюцию наложу. А счастье — штука туманная…»

Многие драматические произведения посвящаются сегодня судьбам нашей современницы, проблемам соотношения личного и общественного. И на экране и на сцене драматических театров можем встретить целую галерею современных «деловых» женщин — почему-то их так и обозначают, в кавычках, хотя это действительно деловые, достойные общего уважения люди. Но не сами их высокие общественные и моральные качества являются предметом художественного исследования. У героинь этих произведений, как правило, несложившаяся личная жизнь. Стало уже почти привычным, если судить по многим нашим пьесам и сценариям, что современную деловую женщину будто и представить себе нельзя без неустроенной личной судьбы. Даже когда ее называют «самой счастливой»…

Когда же эти героини пытаются самостоятельно решать свои семейные проблемы, их называют еще и «странными». Может, интригующая эта формула (деловая, уважаемая, но — не как все, странная) поможет разобраться в сложных нравственных проблемах современности — так, вероятно, считают создатели этих фильмов и спектаклей.