Статьи и письма 1934–1943 - Симона Вейль

в самую нашу плоть, так что эта прополка причиняет нам страдание. Однако семя, так или иначе, прорастает само собой. Наступает день, когда душа принадлежит Богу, и тогда не просто согласна любить, но истинно и деятельно любит. Теперь ей, в свою очередь, приходится пройти через все мироздание, чтобы достигнуть Бога. Теперь она любит не той сотворенной любовью, которой любят другие создания. Любовь, живущая в ней, божественна и нетварна, ибо она есть любовь между Богом и Богом, проходящая сквозь душу39. Один Бог способен любить Бога. Мы можем только согласиться утратить наши собственные чувства, предоставляя Его любви пройти сквозь нашу душу. Это и означает отрицать самих себя40. Только ради этого согласия мы и сотворены.

Божественная Любовь пересекла безмерность пространства и времени, чтобы пройти от Бога к нам. Но как ей пройти в обратном направлении, от тварного естества? Когда семечко Божественной любви, посеянное в нас, растет, становится деревом, как нам перенести его туда, где его родина, проделать в обратном направлении путь, которым к нам прошел Бог, преодолеть бесконечное расстояние?

Это кажется невозможным, но есть одно средство. Оно хорошо известно, это средство. Мы ведь помним, на что похоже дерево, возросшее в нас, – столь прекрасное дерево, в ветвях которого укрываются птицы небесные41. Мы ведь знаем, что за дерево лучше всех деревьев. «Ни один лес не произрастил подобного…»42 Штука малость похуже виселицы – вот оно какое, это дерево, что всех деревьев прекраснее. Это и есть то дерево, семечко которого Бог заронил в нас, да так, что мы и знать не знали, что это за семечко. А если бы знали, то в первый момент не сказали бы свое «да». Это и есть то дерево, что возросло в нас и которое невозможно выкорчевать никакой силой. Только измена может вырвать его из нас.

Когда молотком забивают гвоздь, весь удар, полученный шляпкой гвоздя, проходит до самого его конца так, что из силы удара ничто не теряется, хотя конец гвоздя – всего лишь точка. Если даже молоток и шляпка гвоздя будут бесконечно большими, произойдет то же самое. Конец гвоздя перенесет в точку, куда он приставлен, этот бесконечно сильный удар.

Крайнее несчастье, которое одновременно сочетает физическую боль, душевную подавленность и социальную деградацию, подобно такому гвоздю. Его конец вбивается в самую середину души. Шляпка гвоздя – это вся необходимость, распределенная на всем протяжении пространства и времени.

Несчастье есть чудо Божественной техники. Это простое и гениальное устройство, через которое в душу ограниченного пространством и временем создания может войти, во всей своей безмерности, слепая, безжалостная и холодная сила. Бесконечное расстояние, разделяющее Бога и творение, всецело собирается в одной точке, чтобы пробить душу в самой середине. Человек, с которым случается что-то подобное, не принимает никакого участия в этой операции. Он бьется, как бабочка, которую заживо накололи на булавку. Но даже и сквозь ужас он может сохранять желание любить. К этому нет никакого препятствия, в этом не только нет ничего невозможного, но, решаемся сказать, даже и ничего трудного. Ибо даже самая тяжкая боль, доходящая до потери сознания, не затрагивает ту точку в душе, которая соглашается с выбором правильной ориентации.

Просто надо знать, что любовь есть не состояние души, а ее ориентация. Не понимая этого, можно впасть в отчаяние при первом касании несчастья.

Тот, чья душа остается направленной к Богу в то время, когда ее пронзает гвоздь, пригвождена к самому центру мироздания. Истинный центр, пребывающий не посреди, но вне пространства и времени, это Сам Бог. Не в пространстве, не во времени, но в совершенно другом измерении – гвоздь пробил насквозь творение, всю толщу преграды, отделяющей душу от Бога.

В этом дивном измерении душа, не покидая места и момента, где находится связанное с нею тело, может преодолеть всю протяженность пространства и времени – и предстать перед лицом Божиим.

Душа пребывает в точке пересечения между созданием и Творцом. Точка пересечения – это место, где соединяются брусья Креста.

Возможно, что-то в этом роде подразумевал апостол Павел, когда писал: «Будьте укоренены в любви, чтобы вам быть способными постигнуть, что есть широта и долгота, высота и глубина, и познать то, что превосходит всякое разумение, – любовь Христову»43.

Чтобы, в случае крайнего несчастья, быть распятым на кресте самого Христа, человек должен в момент, когда придет несчастье, иметь в своей душе не просто всеянное Богом семя, но уже взращенное древо жизни.

В ином случае остается выбор между крестами по одну и по другую сторону распятия Христова.

Мы подобны неблагоразумному разбойнику, когда ищем утешения в презрении и ненависти к товарищам по несчастью. Но это обычно и бывает следствием настоящего несчастья. Именно это производило в душах римское рабство. Почти все люди, которые изумляются такому настрою души у несчастных, сами впадают в него, когда несчастье коснется их.

Чтобы уподобиться благоразумному разбойнику, достаточно понять, что, сколь бы ни было тяжко наше несчастье, это лишь самое меньшее из того, что мы заслужили. Ибо прежде того, как несчастье сковало наши силы, мы, по своей лености, инерции, безразличию или неведению, конечно же, были причастны к преступлениям, которые ввергли других людей в несчастья не менее тяжкие. Вне сомнения, как правило, воспрепятствовать этим преступлениям мы не могли, но могли хотя бы сказать, что их порицаем. Мы забывали это делать, или даже одобряли их, или, во всяком случае, давали повод другим думать, что одобряем. Терпя несчастье, мы, если судить по справедливости, еще не слишком сурово наказаны. У нас нет права на жалость к себе. Мы знаем, что, во всяком случае, однажды Человек, совершенно чистый от вины, претерпел несчастье более тяжкое; лучше, сквозь века, обратим сострадание к Нему.

Только что сказанное может и должен приложить к себе каждый; ибо в наших общественных институтах и нравах много до такой степени жестокого, что никто не вправе считать себя чистым от этого распространенного на всех соучастия. Определенно, каждый из нас окажется виновным по меньшей мере в преступном равнодушии.

Но при этом каждый человек вправе желать причастности Кресту самого Христа. У нас есть одна неограниченная возможность – просить у Бога все, что есть благо. Такие прошения – не из тех, в которых подобает проявлять умеренность или сдерживать себя.

Не следует просить себе несчастья: такое желание противно природе, это извращение. К тому же несчастье само по себе есть то, чему мы подвергаемся против своей воли. Если мы