Мифология греков и римлян - Лосев Алексей Федорович

Во многих античных текстах говорится о любви Аполлона к юноше Кипарису. В них образ Аполлона связывается с кипарисовым деревом. О магических действиях кипариса говорит Сервий в комментарии к «Энеиде» (III 64) вместе с изложением мифа о дружбе Кипариса с Аполлоном. На значение кипариса для Аполлона указывает и Овидий (Met. X 106). В Мессении была роща, богатая кипарисами, со статуями Аполлона Карнейско–го, Коры и Гермеса Бараноносца (Paus. IV 33, 4). Сам Аполлон носил также эпитет Дримаса — Дубового (Ly–cophr. 522). Одна из возлюбленных Аполлона, родившая ему сына Амфиса, зовется Дриопа Дубовидная, а сын Аполлона и Диады — Дриопс.

Рядом с именем Аполлона упоминается и пальма. Одиссей в известном месте у Гомера (Од. VI 162 и сл.) сравнивает Навсикаю с пальмой, которую он видел у храма Аполлона на Делосе. В Гомеровском гимне (I 117 и сл.) Лето рождает своих детей, ухватившись руками за пальму. О делосской пальме упоминает Каллимах (Hymn. И 4). У Еврипида об этом говорит Креуса в «Ионе» (990 и сл.), хор в «Гекубе» (458 и сл.) и хор в «Ифигении в Тавриде» (1099). Лавр и пальма в мифе о рождении Аполлона и Артемиды — традиционный мотив. Овидий (Met. VI 335) говорит в этом случае о соединении оливкового дерева и пальмы. О пальмах около храма Артемиды в Авлиде читаем у Павсания (IX 19, 5). Из деревьев в мифологии и культе Аполлона имеет значение маслина, хотя это дерево связано преимущественно с образом Афины Паллады. В приведенном выше тексте Еврипида (Iphig. Т. 1099) речь идет не только о пальме, но и о маслине. У Катулла (XXIV 7 и сл.) читаем:

Павсаний (VIII 23, 4) дает интересное перечисление древних деревьев, среди которых — и делосская маслина: «…самой древней из них является ива, которая растет в храме Геры на Самосе, за ней идет додонский дуб, затем оливковое дерево на (афинском) Акрополе и оливковое дерево у делосцев». Говорится и о кизиловом дереве в связи с именем Аполлона. Наконец, мы встречаемся с мифом о любви Аполлона к Гиацинту, или Иакин–фу; здесь перед нами хтоническое и фетишистское прошлое мифологии. Полибий (VIII 30, 2) говорит о возжигании огня на одной могиле в Таренте, которая именуется то Гиацинтовой, то Аполлоновой. Другими словами, была некоторая ступень мифа, когда Аполлон и Гиацинт представляли собой одно и то же. Почиталась смерть Гиацинта: его могила была чтимой в Спарте и Таренте. Имеются сведения об Артемиде Иакинтотрофос — Иакинфопитательнице на Книде. Следовательно, почиталось и рождение Гиацинта. По общим законам мифологической абстракции фетишистское представление о цветке развилось до антропоморфного представления о боге или демоне Гиацинте, которому издавна в Спарте был посвящен праздник Гиакинфии. Явившийся сюда позднее Аполлон оттеснил Гиацинта и низвел его до степени героя, а сам овладел его Гиакинфиями, сохра :нившими прежнее название.

Этот архаический и хтонический Аполлон, несомненно, реализовал собой ту же идею вечного возвращения жизни и смерти, которая еще более хтонически была выражена в самом Гиацинте. Отсюда с Гиацинтом связываются человеческие жертвы, характерные для архаических представлений о круговороте жизни и смерти. Некоторым намеком на них является сообщение Аполло–дора (III 15, 8, 3—4) о принесении в жертву дочерей Гиацинта — Антеиды, Аглеиды, Литайи и Орфайи во время голода и чумы в Афинах (Hyg., fab. 238, упоминает только одну Антеиду). Интересно, что приносимые в жертву дочери Эрехтея тоже в источниках именуются Иакинфидами; об этом читаем у историка Фанодема (FHG I, р. 366, frg. 3), причем эти дочери Эрехтея почитались вместе с Дионисом, как об этом отчетливо говорит историк Филохор (там же, р. 389, frg. 31). Таким образом, от Гиацинта тянется некоторая нить к Дионису, что и понятно ввиду существенности для Диониса идеи трагической смены жизни и смерти.

Первый день праздника Гиакинфий был траурным днем, а на второй и третий день из трех дней праздника распевались пеаны и было обильное угощение. Что имя «Гиацинт» — негреческого происхождения, об этом свидетельствует суффикс этого имени. Что на Гиакинфиях перед жертвой Аполлону приносилась жертва Гиацинту и что связь между аполлоновскими Гиакинфиями и древним Гиацинтом — самая непосредственная, об этом читаем у Paus. Ill 19, 3. Важность этой архаической фигуры для последующих времен следует из того, что месяц Иакинфий мы находим не только в Спарте, но и на Родосе, Косе, Фере, Книде, Крите и в других местах. В героическую эпоху Гиацинт — сын Амикла (основателя спартанского города Амиклы, где был его главный культ) и Диомеды, дочери Лапифа, или музы Клио и Пиера (последний — антропоморфизавдя знаменитой горы около Олимпа или реки в Ахайе). О любви к нему музыканта и певца Фамирида читаем у Аполлодора (I 3, 3).

Наконец, в науке ставился вопрос и о том, какой именно цветок имели в виду греки, когда они говорили о гиацинте. Мы не будем заниматься исследованием этого вопроса, но заметим, что дошедшие до нас античные описания плохо вяжутся с нашим представлением о гиацинте. По–видимому, это было скорее то, что мы теперь называем ирисом.

В историческом отношении в мифологии Аполлона чрезвычайно важен мотив плюща, указывающий на переплетение с мифологией и культом Диониса. У Эсхила (frg. 341) находим слова: «Плющевой Аполлон, Бакхий, прорицатель». У Еврипида (frg. 477) — восклицание: «О, Пеан–Аполлон, прекраснолирный!» В магическом гимне (Orphica, р. 288) Аполлон называется «Плющекудрый». Об этом объединении Аполлона с Дионисом свидетельствует Дельфийский оракул.

Тексты говорят также об Аполлоне и тамариске. У Никандра (Ther. 613 со схол.) читаем: «Аполлон Коро–пейский посредством тамариска установил гадания и священный обычай». Здесь имеется в виду мантическое значение тамариска в культе Аполлона из Коропы.

в) Из насекомых фигурирует в мифологии Аполлона саранча. Он носит название «Парнопий» — истребитель саранчи. Павсаний (I 24, 8) говорит о медной статуе Аполлона–Парнопия на афинском Акрополе (создание Фидия), прибавляя к этому свои рассуждения о том, каким путем вообще может уничтожиться саранча. Страбон (XIII, I 64) сообщает о месяце Парнопии и соответствующих жертвах у азиатских эолийцев. Из птиц представление об Аполлоне связано с вороном. По Кал–лимаху (Hymn. II 65—68), Аполлон в виде ворона указывает, где нужно основать город. По Овидию (Met. V 329), в том же виде Аполлон прячется от Тифона. Рассказывая о превращении богов в разных животных во время их борьбы с Тифоном, Ватиканские мифографы (I 86, 35) тоже говорят о превращении Аполлона в ворона (хотя Гигин, Astr. II 28, говорит в данном случае о превращении Аполлона в журавля, а Антонин Либерал, 28, — о превращении его в ястреба).

По схолиасту к Аристофану (Nub. 133), беотийцы однажды запрашивали Аполлона, где им поселиться, и получили от него ответ, что они поселятся там, где увидят белого ворона. Этого ворона они и увидели в Фессалии у Пагасейского залива. Со слов Каллисфена Страбон (XVII 1, 43) рассказывает, что однажды Александра Македонского, заблудившегося в пустыне, тоже спасли два ворона. У Павсания (IX 38, 3) читаем, что ворона, согласно указанию пифии, дала знать орхоменцам, где находятся кости Гесиода, которые нужно было перенести в Орхомен для прекращения там моровой язвы. По Геродоту (IV 15), пророк Аполлона Аристей, прибывший в Метапонт для учреждения культа Аполлона, сначала был вороном и в этом виде сопровождал Аполлона. Афина у Гомера (Од. XIII 408) рекомендует Одиссею идти к Евмею, пасущему свиней около утеса Ворона у источника Аретузы. Следовательно, культ ворона был и на Итаке, хотя здесь и не указана связь его с Аполлоном. На Лесбосе был храм Аполлона с воронами. Относительно ворона Аполлона имеются разные аллегорические догадки у Ватиканских мифографов (III 8, 14, р. 207 и сл. 1) со ссылками на Стация и Овидия.

Аполлон называется и «ястребоподобным» (Ил. XV 237). В качестве вещей птицы ястреб с растерзываемой им голубкой пролетает справа от Телемаха (Од. XV 525—528), причем он здесь прямо объявляется быстрым вестником Аполлона.