Опавшие листья - Уильям Коллинз

– Милая моя, какие вы странные говорите вещи! Если вы толкуете о том, что я когда-нибудь женюсь, то какое же отношение может это иметь к вашей смерти?

– Дело не в том, Амелиус. Но ведь я могу умереть. Велите зарыть меня в покойном, уединенном месте, далеко от Лондона, где мало могил. И когда вы сделаете свое завещание, не велите сжигать себя. Прожив долгую, долгую жизнь и вполне насладившись счастьем, которое вы заслуживаете, велите зарыть себя подле меня. Мне бы приятно было думать, что одни и те же деревья будут осенять нас и те же цветы покрывать наши могилы. Нет! Не говорите, что я говорю странные вещи, я не могу выносить этого. Я хочу, чтоб вы весело, с добротой отнеслись к этому. Вы хотите идти домой? Я чувствую усталость и сознаю, что плохая собеседница сегодня.

И за обедом разговор не клеился, несмотря на все старания Тофа.

Вечером добряк француз сделал попытку развеселить молодых людей, он пришел со своей скрипкой и заявил, что имеет просьбу.

– Я имею, сэр, некоторые сведения в приятном искусстве танцевать. Не могу ли я поучить мисс танцам? Видите ли, я позволяю себе это, потому что другие уроки – о, значительно полезнее и важнее – несколько серьезны. Нужно что-нибудь для отдыха и развлечения, сэр, вы простите мне это замечание. Я защищаю веселость, позвольте нам потанцевать.

Он сыграл прелюдию на скрипке, стал в позицию и любезно ожидал. Салли поблагодарила, его и извинилась, ссылаясь на усталость. Она пожелала Амелиусу покойной ночи, не дожидаясь, чтоб они остались одни, и ушла в первый раз, не поцеловав его.

Тоф после ее ухода приблизился к своему господину на цыпочках и с низким поклоном.

– Могу я взять на себя смелость – высказать свое мнение? Молодая девушка, отвергающая музыку и танцы, представляет явление крайне важное и серьезное. Не отчаивайтесь, сэр! Я радуюсь и горжусь тем, что никогда не теряюсь, когда дело касается вас. Здесь нужна женщина. Если вы доверяете моей жене, то я приглашу сюда госпожу Тоф.

Он скромно удалился, представляя своему господину свободно обдумать его слова.

Время шло, а Амелиус все думал и не пришел еще ни к какому решению, как услышал, что позади его отворилась дверь. Салли очутилась подле него прежде, чем он успел встать со стула. Ее щеки пылали, глаза горели, волосы были распущены по плечам, она упала к его ногам и прижалась лицом к его коленям.

– Я неблагодарная тварь! – воскликнула она. – Я не поцеловала вас, пожелав вам доброй ночи.

С самыми лучшими намерениями Амелиус сделал худшее, пытаясь успокоить ее: он легкомысленно отнесся к ее волнению.

– Вы, может быть, забыли, – сказал он.

Она подняла голову и посмотрела на него со слезами на глазах.

– Я дурная девушка, – сказала она, – но не настолько же дурна. О, не смейтесь, прошу вас. В этом нет ничего смешного. Вы меня разлюбили? Вы сердитесь на меня за то, что я так нехорошо вела себя сегодня и пожелала вам спокойной ночи, как если б вы были Тоф? Не сердитесь на меня! – Она вскочила, села к нему на колени и обвила шею его руками. – Я не ложилась еще в постель, – прошептала она, – я была слишком несчастна, чтоб спать. Я не знаю, что со мной делалось сегодня. Я, кажется, потеряла и тот небольшой рассудок, который имела прежде. Неужели вы не знаете, что я рада бы умереть за вас, так я люблю вас. А меня одолевают такие горькие мысли, что я вам в тягость, что я не должна была приходить сюда, и вы сами то же сказали бы мне, если б не жалость к несчастной, которой некуда приклонить голову. – Она крепче обвила его рукой и прижалась пылавшей щекой к его лицу. – О, Амелиус, у меня болит душа. Поцелуйте меня и скажите: доброй ночи, Салли.

Он был молод, был мужчина и на минуту потерял самообладание: он поцеловал ее так, как никогда еще не целовал до сих пор.

Но он быстро опомнился, пришел в себя. Нежно отстранив ее от себя, он довел ее до двери в ее комнату и молча затворил за нею дверь. С минуту оставался он один, потом пригласил Тофа.

– Как вы думаете, жена ваша примет Салли в учение? – спросил он.

Тоф с удивлением посмотрел на него.

– Если вы этого пожелаете, сэр, то жена моя, конечно, это исполнит. Она очень сведуща в своем мастерстве… – ему не хватило слов, чтоб выразить громадный талант своей супруги как швеи. Он в энтузиазме поцеловал кончики своих пальцев и сдунул поцелуй по направлению заведения госпожи Тоф. – Однако я должен предупредить вас, что у нее дело маленькое, очень маленькое, – продолжал Тоф. – Но мы все в руках провидения, и, может быть, наступит день, когда дела улучшатся. – Он поднял кверху плечи и брови и казался вполне довольным будущим своей супруги.

– Я завтра утром пойду и переговорю сам с госпожой Тоф, – объявил Амелиус. – Очень может быть, что я буду принужден оставить Лондон на некоторое время, и я должен устроить мисс Салли. Не говорите ей об этом ни слова, Тоф, и не принимайте на себя такого несчастного вида. Если я поеду, то возьму вас с собой. Покойной ночи.

Тоф, подносивший было уж платок к глазам, снова возвратил свою веселость.

– Я постоянно болен на море, – сказал он, – но это не беда. Я последую за вами на другой конец земного шара.

Так честный Амелиус нашел выход из критического положения, в которое попал. Он лег в постель в волнении и тревоге и долго не мог заснуть. Куда отправится он, оставив Салли? Если б он мог знать, что в этот самый день случилось по ту сторону канала, он, может быть, решился бы, несмотря на мистера Фарнеби, удивить Регину прибытием в Париж.

Глава XL

В то утро, когда Амелиус с Салли (в Лондоне) вошли в церковь посмотреть свадьбу, Руфус (в Париже) отправился гулять на Елисейские поля.

Не прошел он половины великолепного авеню, как увидел Регину, совершающую свою ежедневную прогулку в сопровождении пожилой особы. Руфус опять снял шляпу, совершенно равнодушный к холодному приему, встреченному им в первый раз. Однако Регина не только ответила на его поклонно остановила экипаж и заявила, что хочет поговорить с ним. Посмотрев на нее внимательнее, он заметил следы страдания на ее лице, выражение которого совершенно изменилось, насколько он помнил. Ее прекрасные глаза были тусклы и красны, румянец исчез с ее щек, голос дрожал, когда она заговорила с ним.

– Можете вы мне уделить несколько минут? – спросила она.

– Целый день, если вам угодно, мисс, – отвечал Руфус.

– Подождите меня здесь, Елизабет, – обратилась она к сопровождающей ее особе, – мне нужно поговорить с этим джентльменом.

С этими словами она вышла из экипажа. Руфус предложил ей руку. Она взяла ее с такой готовностью, точно они были старыми друзьями.

– Пойдемте по боковой дорожке, – сказала она, – здесь очень пустынно в это время дня. Вы изумлены. Рассчитывая на вашу доброту, я надеюсь, что вы простите мне мой поступок при нашей последней встрече. Может быть, я заслуживаю извинения, так как я сильно расстроена. А вы, может быть, в состоянии облегчить и успокоить мою душу. Вам, вероятно, известно, что я помолвлена?