Северный крест - Валерий Дмитриевич Поволяев

возобновлению и расширению моих познаний Библии и Житий Святых. Эти две книги я решаюсь просить у Вас, высокочтимый Владыко, во временное пользование на 2–3 месяца, а по прочтении обязуюсь их Вам возвратить».

Послание он подписал так: «Вашего Преосвященства покорный слуга раб Божий Евгений».

Ответа не последовало и на это письмо.

Последнее письмо Миллер направил Ежову в конце июля тридцать восьмого года – спустя десять месяцев после похищения. В этом письме он беспокоился о судьбе «жены 67 лет и трех детей 38–41 года» и спрашивал «Ежика»: «За что Вы заставляете так жестоко страдать совершенно невинных людей – моя жена и дети никакого участия в политике не принимали. Особенно же меня беспокоит состояние здоровья моей жены – всю жизнь страдавшей большой нервностью, выражавшейся в болезненных приступах при всяком волнении и беспокойстве. Моя жена по матери своей – родная внучка жены А. С. Пушкина, урожденной Гончаровой, бывшей вторым браком за Ланским, и унаследовала, как и ее мать, и ее сестра, большую нервность, свойственную семье Гончаровых… Меня берет ужас от неизвестности, как отразилось на ней мое исчезновение. 41 год мы прожили вместе!»

Далее Миллер пишет: «Никогда, ни в какие эпохи самой жестокой реакции ни Радищев, ни Герцен, ни Ленин, с историей которых я ознакомился по их же сочинениям, изданным Институтом Ленина и Академией, не бывали лишены сношений со своими родными. Неужели же Советская власть, обещавшая установить режим свободы и неприкосновенности личности с воспрещением сажать кого-либо в тюрьму без суда, захочет сделать из меня средневекового шильонского узника или второе издание „Железной маски“ времен Людовика XIV – и все это только ради сохранения моего инкогнито?»

Свое письмо Миллер закончил словами, способными вызвать жалость у кого угодно, но только не у «Ежика», а также гневным пассажем в адрес человека, заманившего его в ловушку в Париже: «Убедительно прошу Вас посмотреть на мою просьбу в данном случае с точки зрения человечности и прекратить те нравственные мучения мои, кои с каждым днем становятся невыносимее. 10 месяцев я живу под гнетом мысли, что я, может быть, стал невольным убийцей своей жены, и все это вследствие своей неосторожной доверчивости к гнусному предателю, а когда-то герою Гражданской войны в Добровольческой армии…»

На письмо это Ежов, как и на предыдущие письма, не ответил. Всемогущий нарком внутренних дел СССР, а по совместительству еще и генеральный комиссар государственной безопасности, уже почувствовал, что под ним вот-вот зашатается стул, и ему сделалось не до Миллера – надо было спасать самого себя.

Спасти себя Ежову, как мы знаем из истории, не удалось – он попал под каток, который сам же и сконструировал, и с жизнью своей распрощался, как и всякий другой рядовой узник Лубянки. А к узникам этим Ежов привык относиться с презрением. Как к неудачникам.

Черту под жизнью генерала Миллера подвел другой нарком – Берия[53].

Одиннадцатого мая 1939 года начальник внутренней тюрьмы Миронов получил предписание на личном бланке Лаврентия Павловича: «Предлагается выдать арестованного Иванова Петра Васильевича, содержащегося под № 110, коменданту НКВД тов. Блохину».

Во внутренней тюрьме Миллер содержался именно под этой фамилией – Иванов.

В тот же вечер Миллер был расстрелян.

В архивах сохранился следующий акт: «Приговор в отношении поименованного сего Иванова, осужденного Военной коллегией Верховного суда Союза ССР, приведен в исполнение в 23 часа 5 минут и в 23 часа 30 минут сожжен в крематории». Подписан акт двумя сотрудниками – комендантом НКВД Блохиным и начальником внутренней тюрьмы Мироновым.

Дело, которое вел следователь Власов, было незамедлительно уничтожено, лишь несколько листков сохранилось совершенно случайно – они по ошибке были подшиты к другому делу.

* * *

Печально сложилась судьба и участников похищения генерала Миллера – в частности, Скоблина и его жены певицы Надежды Плевицкой, которую муж нежно называл Васенькой.

Скоблин благополучно скрылся из Парижа, а Плевицкой исчезнуть не удалось – ее арестовала французская полиция. Состоялся суд. На суде было доказано, что она, как и ее муж, являлась агентом НКВД, и «Васенька» получила двадцать лет тюрьмы.

Там, в тюрьме, она и умерла. Скоблину, очень тосковавшему по своей жене, не удалось с ней встретиться.

Существует версия, что компрометирующие документы на маршала Тухачевского и его соратников попали в Советский Союз не без помощи Скоблина. Есть у этой версии и продолжение. Все дело в том, что Советский Союз, взявший тогда курс на сближение с Германией и знавший, как сильна военная машина этой страны, стремился направить эту мощь в обратную от себя сторону, на Запад, в частности на Англию и Францию.

Так на Лубянке возник план превращения РОВСа в прогерманскую «пятую колонну», которая помогала бы Гитлеру. Позиция Миллера, который не захотел изменять своей родине, России, здорово мешала воплощению этого плана в жизнь. Поэтому судьба генерала была решена… А наши спецслужбы, используя Скоблина как двойного агента – и ОГПУ, и немецкой СД, – бросили Гейдриху документы, из которых следовало, что главной своей опасностью Гитлер должен считать Запад…

Скоблин был убит. Как конкретно он окончил свои дни, неизвестно, это тайна. Ведомо только, что Скоблин после Парижа объявился в Испании.

Там, по одним данным, он погиб во время бомбежки Барселоны франкистской авиацией, по другим – во время перелета из Франции в Испанию был выброшен из самолета…

Ведомо и другое: он пытался похитить Деникина, так же, как и Миллер, настроенного антигермански. Двадцатого сентября 1937 года Скоблин явился на квартиру к Деникину, когда тот находился дома один, и стал настойчиво приглашать его в поездку на автомобиле за город. Деникин, будучи человеком осторожным, отказался.

Говорят, что был предусмотрен и силовой вариант похищения Антона Ивановича – в машине, стоявшей у деникинского подъезда, сидели двое дюжих молодцов, которые ожидали сигнала…

Но сигнал этот не последовал – к Деникину явился казак, который должен был помочь генералу в ремонте квартиры, Скоблин глянул на широкие плечи казака и поспешил откланяться – понял, что с бравым воякой ему не справиться. Да и за первым казаком могли явиться еще несколько…

Через два дня был похищен Миллер.

Вообще, Деникин, обладавший, как всякий образованный штабист, аналитическим умом, еще за десять лет до этого, в двадцать седьмом году, пришел к выводу, что бывший начальник геройской Корниловской дивизии Скоблин работает на… чекистов.

Никто тогда в его версию не поверил, но это было так. Существует расписка «б. генерала Николая Владимировича Скоблина» о сотрудничестве с «представителями разведки Красной армии», датирована расписка эта, правда, не двадцать седьмым годом, а двадцать первым января 1931 года…

После похищения Миллера РОВСом стал руководить генерал-лейтенант Федор Федорович Абрамов[54], бывший начальник Первой Донской конной дивизии, а потом – командир Донского корпуса, но занимал он этот пост недолго: некоторое время спустя он переехал в Америку, где дожил до преклонного возраста. Когда ему исполнилось девяносто три года, попал в автомобильную катастрофу и погиб.

Руководство РОВСом