Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь - Эдвард Бульвер-Литтон

Кенелм вздохнул, но ничего не ответил. Эмлин перевел разговор на ученые темы. Таким образом они дошли до места, откуда открывался вид на город. Викарий остановился и указал на церковь, шпиль которой возвышался несколько левее. Два старых тиса осеняли кладбище, а немного дальше, в глубине сада, виднелся пасторский дом.

— Теперь вы будете знать дорогу, — сказал викарий. — Извините, если я вас покину. Мне нужно зайти в разные дома, между прочим и к бедному Хэйли, мужу той старухи, которую вы видели. Я каждый день читаю ему главу из Библии и все-таки думаю, что он верит в волшебные чары фей.

— Лучше верить слишком много, чем слишком мало, — сказал Кенелм, сворачивая в предместье.

Он провел полчаса у Уила, глядя на хорошенькие корзинки, которые Лили научила его делать. На обратном пути он заглянул на кладбище.

Церковь, построенная в тринадцатом столетии, была не велика, но, вероятно, достаточна для местной паствы, потому что при ней не видно было современных пристроек. В реставрации или ремонте она не нуждалась. Века только смягчили оттенки ее прочных стен, так же мало поврежденных разросшимися побегами плюща, настойчивые листья которого добирались до самой вершины стройной колокольни, как и гибкими розами, взбиравшимися не более как на фут по массивным контрфорсам. Кладбище было расположено необыкновенно живописно, укрытое с севера лесистыми холмами, оно спускалось к югу, к церковным пастбищам, по которым протекал ручеек. Пастбища эти были настолько близко, что в тихий день было слышно журчание ручейка.

Кенелм присел на древнюю плиту, наверное, на могиле какого-то важного лица, барельеф на которой стерся без следа.

Тишина и уединение этого места таили в себе очарование для созерцательного склада ума Кенелма, и он долго оставался тут, забыв о времени и почти не слыша колокола, который напоминал бы ему о протекших часах.

И вдруг тень женской фигуры упала на траву, на которой задумчиво покоился его взор. Кенелм вздрогнул, поднял глаза и увидел перед собой Лили, безмолвную и неподвижную. Образ ее до того наполнял его, что он почувствовал священный ужас, словно эти мысли вызвали ее появление. Она заговорила первая.

— Вы тоже здесь? — очень тихо, почти шепотом сказала она.

— Тоже? — повторил Кенелм, вставая. — Тоже! Неудивительно, что меня, чужого в этих местах, привлекло к себе самое старинное здание. Даже самый беззаботный путешественник, останавливающийся перед каким-либо отдаленным жилищем живых, отходит в сторону, чтобы взглянуть на то место, где покоятся мертвые. Но я поражен, что вас, мисс Мордонт, привлекло это же место.

— Это мой любимый уголок, — сказала Лили, — много часов сиживала я на этой плите. Как это ни странно, никто не знает, кто покоится под ней. "Путеводитель по Молсвичу", хотя и рассказывает историю церкви со времен того царствования, когда она была выстроена, только отваживается на догадку, что эта могила, самая пышная и самая старая на кладбище, принадлежит кому-то из рода Монфише, когда-то очень могущественного в графстве и угасшего в царствование Генриха Шестого. Но, — добавила Лили, — от фамилии Монфише не осталось ни одной буквы. Я разобрала больше всех других и даже специально изучила готическую азбуку, посмотрите!

Она указала на маленькое местечко, с которого был удален мох.

— Видите эти цифры, ведь это восемнадцать? Посмотрите опять, в строке над цифрами можно различить "Эли…" Должно быть, некая Элинор умерла восемнадцати лет…

— А мне кажется вероятнее считать, что цифры указывают год ее смерти, может быть, тысяча триста восемнадцатый, и, насколько я могу разбирать готические буквы — в этом мой отец искуснее меня, — мне кажется, что здесь «Ал», а не «Эл», и как будто между «л» и «и» была еще одна буква, которая теперь стерлась. Сама могила едва ли принадлежала могущественному роду. Его памятники, согласно обычаю, стояли бы в церкви, в собственной капелле.

— Не пытайтесь разрушить мою фантазию, — сказала Лили, качая головой, вам это не удастся, я слишком хорошо знаю историю этой девушки. Она была молода, кто-нибудь любил ее и украсил могилу самым красивым памятником, какой мог себе позволить. Посмотрите, какая длинная была эпитафия! Как много говорилось в ней о ее добродетелях и о горе ее возлюбленного! А потом он пошел своей дорогой, могила была заброшена и судьба умершей забыта.

— Милая мисс Мордонт, право же, вы соткали очень замысловатый роман из одной тонкой нити. Но даже если он и соответствует правде, нет причины предполагать, что жизнь забыта, если заброшена могила.

— Может быть, — задумчиво сказала Лили, — но когда я умру и если мне будет дано взглянуть с высоты на землю, было бы приятно видеть, что те, кто любил меня, не забывают моей могилы.

Говоря это, она отошла от Кенелма к небольшому могильному холмику, по-видимому, недавно насыпанному. В головах стоял простой крест, а вокруг шла узкая кайма цветов. Лили опустилась возле цветов на колени и вырвала сорную травинку. Потом встала и сказала подошедшему к ней Кенелму:

— Это внучка бедной старухи Хэйли. Я не могла вылечить ее, как ни старалась. Она так любила меня, что умерла у меня на руках. Нет, я не скажу — «умерла», я уверена, что смерти нет. Это только переход в другую жизнь.

Как тихий миг меж двух порывов ветра,Недолог путь от бытия к душе.

— Чьи это строки? — спросил Кенелм.

— Не знаю, я услышала их от Льва. Вы не находите, что они справедливы?

— Да! Но их истина не наводит на мысль оставить эту жизнь для другой, более приятной большинству из нас. Поглядите, как нежен, мил и светел весь этот летний ландшафт. Пусть он будет темой нашего разговора, а не кладбище, на котором мы сидим.

— Но разве нет летней страны, прекраснее той, что перед нами, страны, которую мы видим как бы во сне и лучше всего тогда, когда говорим о кладбище?

Не ожидая ответа, Лили продолжала:

— Это я посадила цветы. Мистер Эмлин рассердился на меня; он сказал, что так делают только паписты; но у него недостало духу вырвать их, и я часто прихожу сюда ухаживать за ними. Вы считаете, что это дурно? Бедная маленькая Нелл! Она так любила цветы! А Элинор в величественной гробнице, может быть, тоже кто-нибудь называл Нелл, но вокруг ее могилы цветов нет; бедная Элинор!

Лили отколола букетик со своего платья и, проходя мимо могилы, положила его на заплесневелый камень.

ГЛАВА XI

Они покинули кладбище и отправились в Грасмир. Кенелм шел рядом с Лили, и они ни слова не сказали друг другу, пока не подошли к домику.

Тут Лили остановилась и, обратив к Кенелму свое очаровательное личико, сказала:

— Я обещала вам подумать о том, что вы мне сказали вчера. Я так и сделала и могу поблагодарить вас. Вы были очень добры. Никогда прежде я не думала, что у меня дурной характер: никто мне этого не говорил. Но теперь я вижу, что вы хотели сказать: иногда я переживаю что-нибудь очень остро и высказываю это. Но как я показала это вам, мистер Чиллингли?

— Вы повернулись ко мне спиной, когда я сел возле вас в саду миссис Брэфилд, и не удостоили ответом, когда я спросил, чем обидел вас.

Лицо Лили зарделось.

— Я не была оскорблена и не сердилась, — дрожащим голосом ответила она. — Со мною произошло нечто худшее.

— Худшее? Что же это могло быть?

— Я, кажется, завидовала.

— Завидовали — чему, кому!

— Не знаю, как и объяснить. Боюсь, что тетушка права и что волшебные сказки вбивают в голову глупые и негодные мысли. Когда сестры Золушки поехали на королевский бал и она осталась одна, разве не хотела она тоже поехать? Разве она не завидовала своим сестрам?..

— А! Теперь понимаю: сэр Томас говорил о придворном бале.

— И вы были там, разговаривали с красивыми дамами… и… Ах, я была так неразумна, мне сделалось горько.

— Когда мы встретились в первый раз, вы удивлялись, как это люди, живущие в деревне, могут предпочитать город. Теперь вы противоречите себе и вздыхаете по большому свету, лежащему вдали от этих спокойных берегов. Вы сознаете свою молодость и красоту и жаждете внушать восторг.

— Не совсем так, — сказала Лили с выражением недоумения на умном личике, — и в мои лучшие минуты, когда мое лучшее я выходит наружу, я знаю, что не создана для того большого света, о котором вы говорите. Но видите ли…

Тут она вновь замолчала и, так как они вошли в сад, устало опустилась на скамейку возле дорожки.

Кенелм сел возле нее, ожидая, чтобы она закончила прерванную фразу.

— Видите ли, — продолжала Лили, в замешательстве потупив глаза и чертя круги на песке своей ножкой. — Дома, с тех пор, как я себя помню, со мной обращались, будто я — как бы это сказать? — дочь одной из ваших знатных дам. Даже Лев, который так благороден, так прекрасен, когда я была крошечным ребенком, кажется, считал меня маленькой королевой. Раз, когда я солгала, он не стал бранить меня, но я никогда не видела его таким грустным и сердитым, как в ту минуту, когда он мне сказал: "Никогда не забывай, что ты леди!" И… Но я надоедаю вам…