Лысый… шиноби? - GelioLex

прямо вдоль грудины. Лидер четвёрки истошно заорал, пытаясь вырваться, но в это время толстые жгуты крепко держали донора. Артефактное оружие ремесленников с самого начала операции было отброшено Какузу подальше, дабы избежать лишних случайностей и опасности.

Куноичи тихо всхлипывала. Тушь потекла вместе со слезами и соплями. От былой надменности, которую девушка демонстрировала в начале схватки с Хиданом, не осталось и следа. Её потряхивало от ужаса. Она почувствовала, как между ног побежала тонкая струйка. Её чуть не вырвало, когда Какузу — под визг Хоки — начал ломать хрящи и отодвигать верхние ребра лидера в стороны, обнажая бьющееся сердце. А когда шевелящийся комок тонких жгутиков начал хирургически точно отделять сердце от аорты, а после обволакивать и переносить оное в грудь Какузу, она безумно хотела потерять сознание. Но сознание её не покидало.

Она наблюдала за конвульсиями Хоки, которые прекратились через несколько вздохов. Его тело упало к ногам наёмника, больше не сдерживаемое жгутами. Развороченная грудная клетка лидера напоминала сочащийся алым соком цветок. От наблюдения этой картины обед тотчас поспешил покинуть её желудок. Жгуты, что сдерживали её, слегка ослабли, позволив ей вырвать на землю. Ноги подкосились, и она упала на колени.

Вытерев рукавом рот, девушка подняла умоляющий взгляд на наёмника.

— П-пожалуйста, — всхлипывая, взмолилась она. — П-по-щади… Я… я… с-сделаю всё, что угодно…

Какузу слегка наклонил голову в бок, будто увидел какую-то диковинку. Его демонические глаза сузились, и он ответил:

— Нет.

После короткого слова жгуты подхватили её с новой силой…

Вскоре куноичи повторила судьбу своего лидера. Бездыханное тело с развороченной грудной клеткой упало наземь. Багровая лужа расползалась по опалённому грунту. Пустой взгляд девушки смотрел в серое небо.

— Ну чё, закончил, Какузу? — Хидан подошёл к напарнику. В одной руке он держал за волосы отрезанную голову здоровяка. Другой — положил нагинату на плечо. Его раны стали на глазах затягиваться. Торс уже покрывала бледно-розовая молодая кожа, а на голове стал вырастать короткий ёжик пепельных волос, который через полчаса должен полностью отрасти до привычной длины. Какие бы повреждения жрец ни получал — после ритуала он восстанавливался с ужасающей скоростью.

Казначей Акацуки нахмурился. Операции по пересадке прошли без эксцессов. Новые сердца бились в такт его собственному. Однако что-то не давало ему покоя. Было такое впечатление, будто за ними следили. В горячке боя это незаметно, да и когда он был занят трансплантацией, то не отвлекался на сторонние раздражители.

Из Какузу вообще очень средний сенсор. Ни чудо-глаз, ни сенсорных техник, ни сверхнюха у него не имелось. Его охота за головами опиралась прежде всего на прекрасное распознавание следов, интуицию и чутьё хищника. Ну и, разумеется, у него имелась превосходная сеть осведомителей, работавших за скромное вознаграждение.

Сейчас он чувствовал на себе взгляд живых существ со стороны нетронутого битвой леса на востоке. Вроде бы не шиноби. Но и не звери, уж слишком пристальным оказалось внимание незнакомцев. Да и звери, скорее всего, разбежались бы, услышав шум недавно прошедшего боя.

Он уж хотел было броситься и разузнать, кто там такой наглый… Но через пару мгновений ощущение слежки исчезло. Совершенно внезапно, будто никого там и не было ранее.

«Показалось?» — Какузу задумчиво потёр подбородок сквозь маску.

— Эй, ты там завис?

— Заткнись! — отозвался охотник за головами. — Лучше отрежь остальным головы и сложи все в мешок.

— Да ёб твою мать! Почему всегда я? — возмутился Первожрец, размахивая головой здоровяка.

— Потому что ты бесполезный? — пожав плечами, сделал предположение Какузу. — А так хоть какую-то пользу приносишь.

— Ах ты, ублюдок, — начал распаляться Хидан. — Урою нахуй!..

* * *

Наруто не мог поверить в то, что увидел. Нет, он и раньше понимал: мир шиноби жесток, это не сказка. Но вот в данный момент он осознал, насколько его представления о мире были далеки от реальности.

Такая жестокость. Неоправданная жестокость. Наруто ещё ни разу не видел смерть людей, тем более сразу четверых. И уж тем более он не ожидал увидеть столь зверские убийства. Вся небесная Четвёрка умерла в мучениях. Особенно последние двое. Наёмник по имени Какузу не помиловал даже девушку, и это при том, что она была абсолютно беззащитной и умоляла его сохранить ей жизнь.

Да, эти шиноби-ремесленники абсолютно чужие для него, но разве это что-то меняет? Разве мог Узумаки Наруто — будущий Хокаге — просто стоять и ничего не делать? Разве мог он не помочь нуждающимся? Хотя чего уж там, клоны ведь стояли и смотрели. Они были ошарашены также, как сейчас Наруто. Потому и не развеялись сразу, чтобы предупредить босса.

Но что он мог сделать? Ведь до места битвы около часа ходьбы. Если перемещаться верхними путями — меньше десяти минут.

Уже поздно, уже ничего не изменить.

«Но что, если…»

На мгновение Наруто представил, что было бы, если бы на месте четвёрки из Такуми оказались его сокомандники. Саске. Какаши… Или, упаси Ками… Сакура.

В сознании сразу невероятно отчетливо нарисовалась картина, как пепельноволосый проводит ритуал над Саске или Какаши-сенсеем.

Затем перед глазами всплыли образы того, как черные жгуты вспарывают и разрывают грудную клетку Сакуры. Она кричит также, как кричала куноичи из Такуми. А наёмник, наслаждаясь мучениями девочки, вырывает её бьющееся сердце и пересаживает себе…

Образы, что появились в его сознании, были настолько ясными и чёткими, будто всё это происходило взаправду.

Где-то глубоко внутри Узумаки почувствовал жар. Этот жар становился все сильнее. Он сначала не мог понять, что это. Но вскоре стало ясно, что это разгорается его ярость.

Он медленно выдохнул, стараясь успокоиться.

«Нет, этого не будет, — думал он. — Никогда. Я не допущу этого. Сакура не погибнет. Мы как можно быстрее уйдем отсюда подальше и больше никогда не пересечёмся с теми наёмниками…»

После этого в голову закралась другая мысль, будто не принадлежавшая ему: «Этого не будет, если ты убьешь их. Убьёшь наёмников…»

— Да, этого не будет, если я… — произнес он вслух, но осёкся.

Он не мог такого сказать. Только не он, кто верил в лучшее в людях, кто не ненавидел людей, даже когда те его презирали и игнорировали.

Но огонь ярости овладевал им. Впервые за