Очертание тьмы - Сергей Малицкий

– Но я не вижу ее источника, – заметил Юайс.

– Что подтверждает ее величие, – прошептал Чуид и зябко поежился. – Не люблю я такое. Случайные подарки обычно дорого обходятся.

– А если… само сердце? – понизил голос Юайс.

– Ты не говорил, я не слышал, – процедил сквозь зубы Чуид.

– Храни и сохранишься на сохраненном, – проговорил Юайс.

– Сохраняю и сохраняюсь, – устало кивнул Чуид и посмотрел на Гаоту. – А ты что молчишь?

– А я… – словно избавилась от столбняка Гаота.

– Ты ведь тоже хранитель, – вздохнул Чуид. – Хочешь ты этого или нет.

– Сохраняю и сохраняюсь, – недоуменно пробормотала Гаота.

– Она еще ребенок, – покачал головой Юайс.

– А если сердце Талэма тоже ребенок? – эхом отозвался Чуид.

Осеннее солнце стало слепить Гаоту, во всяком случае, ей пришлось поднести к глазам платок да уставиться на лошадей, которые подергивали головами, фыркали и переступали у яслей.

– Сколько хранителей в Граброке? – спросил Юайс.

– Было три, – сказал Чуид. – Крафти был первым. Его уже нет. Осталось двое. Одна из них Тина. Вряд ли она осознает до конца, что делает, но она хранитель. Кто второй – не знаю. Наверное, он очень осторожен. Но он есть. Теперь я третий. Монашка – это случайность, которой я просто не могу подобрать объяснение. Останусь здесь и после явления. А там посмотрим.

– Где будет явление? – спросил Юайс.

– Не знаю, – вздохнул Чуид. – Я мог бы заняться этим, но на мне другой груз. Мне нельзя отвлекаться. Я… уже получил место в ратуше, но отправлюсь туда только тогда, когда все уляжется. Не до того.

– Что нам делать? – спросил Юайс.

– Ты делаешь все правильно, – кивнул Чуид. – Поймаешь зверя, сохранишь девчонку. Не дашь ее унести в логово Олса раньше времени. Найдешь место обряда, может быть, сумеешь ее спасти. Но явление тебе не остановить.

– А кто может его остановить? – спросил Юайс.

– Никто, – ответил Чуид. – Оно словно дождь. Кому-то в этом городе суждено вымокнуть до нитки. Если вдруг мы расплетем извивы судьбы и узнаем имя этого несчастного и даже упрячем его под крышу, увезем куда-то, это значит, что намокнет кто-то другой. Или же он уничтожит нас вместе с нашим укрытием. И все…

– Так было всегда? – спросил Юайс.

– Откуда мне знать? – наклонился над блюдом Чуид. – Хотя одну легенду я слышал.

– Какую же? – насторожился Юайс.

– Говорят, что через Нэйфа должна была прийти в Талэм одна из теней Дайреда, – произнес Чуид. – Судя по всему, обычно они блюдут пол. Наверное, это был бы Экрас – голод. Но Нэйф – устоял. Как-то сумел устоять.

– Он тоже был хранителем? – спросила Гаота.

– Не знаю, – покачал головой Чуид. – Знаю только одно: мало времени осталось, мало.

– И что же нас ждет? – медленно проговорил Юайс. – Значит, и большой крови тоже не удастся избежать?

– И этого я не знаю, – вздохнул Чуид. – Но одно тебе скажу точно. Большая кровь – это не только тяжкое горе, которое охватывает, когда множество людей лишаются жизни. Большая кровь – это еще и просто горе. Огромное горе, которое может вырасти на одном человеке.

– Как это? – не поняла Гаота.

– Примерно так, как случилось с тобой, девочка, три с половиной года назад у глиняных увалов Тарба, – сказал Чуид.

Гаота окаменела.

– Вот как, – вдруг раздался недовольный голос Дойтена. – Что же это получается? Я стучу ложкой по блюду под крышей, а они дышат свежим ветром и в ус не дуют?

– Мы безусые все, – скривив губы, с трудом справилась с оцепенением Гаота и уже больше не слышала ничего, что говорили Дойтен, Чуид, что отвечал им Юайс, потому что перед глазами снова стояло лицо ее матери и лица сестер, а в ушах звучали слова отца: «Прости меня», обращенные к матери. Да, только меч, только меч и остался, и только он позволяет сдержать слезы, хотя в стальной глади они как будто текут по лицу…

Она пришла в себя от удара створки ворот за спиной Дойтена.

– Расстроился человек, – покачал головой Чуид. – Ну да ладно. Он ведь тоже хранитель, только не знает этого.

– Хранитель? – спросила Гаота.

– Пойми, – Чуид встал, махнул рукой Иске, чтобы она продолжала кататься, погрозил пальцем Амадану, прищурился, разглядывая, как ловко работают руки у Тьюва, окликнул: «Молодец, парень! Ловко!» – вызвав улыбку на лице старателя, потом посмотрел на Гаоту: – Пойми. Если есть что-то бесценное, и это бесценное укрывают многие, каждый старается по силе своей. Велик тот, кто укроет бо́льшую часть. Важен тот, кто скроет от беды меньшую. Но так же необходим и тот, кто сберегает самую крохотную: например, кончик мизинца на ноге. Потому что укол яда может быть направлен именно туда. Подумай об этом…

– Что случилось?

Едва со двора убрался Чуид, с этим возгласом Соса в ворота вошли все четыре егеря. Сос, под глазами которого темнели мешки, свидетельствующие о бессонной ночи, подмигнул Гаоте и вывалил из мешка, который он нес на плече, доспехи. Загремели по столу жестью и бронзой, спутались ремешками какие-то странные полулаты. «Наручи», – поняла Гаота.

– Дойтен прошел мимо в сторону цитадели, – сказала Глума. – Злой и красный, как и шапка на его макушке. Даже не заметил нас.

– Зато он хорошо держался ночью, – горько заметил Сос.

– Успокойся, – начал разбирать наручи Фас.

– Да, – ухватился за кувшин с вином Чатач. – Может, я не выпустил руки только потому, что судорога скрутила мои ладони? Кто же мог ожидать такой дряни? Я такого даже в Лиственной топи не испытывал, хотя там бывало всякое…

– А он и не выпустил, – подал голос Тьюв. – Это я руки выхватил. Вижу, что человеку плохо, ну и выхватил…

– Человеку плохо! – ударил кулаком по столу Сос и пошел внутрь трактира.

– Оставьте его, – сказала Глума и посмотрела на Юайса. – Лучшее место – площадь перед торжищем.

– Замок близко, – заметил Фас. – Из самострела – нет, а из хорошего лука могут попасть.

– Нет, – покачал головой Юайс. – Не будут меня убивать там. Там меня будут проверять. Но я все равно попрошу у вас помощи. Мне понадобятся все трое: Фас, Сос и Чатач. Я вызову зверя, выйду на него с сетью. Если разинет пасть, забью ему в глотку руку с наручем. Как только он будет схвачен – подбегаете вы. У каждого будет сеть. Мне нужно, чтобы он был спеленат, как младенец. Связан, как безумец в приюте для душевнобольных. Ясно?

– А ты уверен, что он не разорвет тебя? – нахмурился Фас.

– Ни в чем нельзя быть уверенным до конца, – заметил Юайс. – Но хорошо, если это и в самом деле степной медведь.