Неукротимый огонь - Сьюзен Льюис

– Или не совершили преступления, – добавил Макс, давая понять, что прекрасно ее понял.

– Или не совершили преступления, – отчетливо повторила она.

– А если я виновен, – продолжал Макс, – тогда, как мне представляется, они смогут это доказать.

– Если вы виновны, – подхватила Рианон, – тогда, хочется верить, на этот раз справедливость восторжествует.

Выпалив это, она почувствовала, как кровь прилила к щекам. Макс повернул голову, она подняла глаза и, к своему изумлению, увидела, что развеселила его. Тогда она бросила со злостью:

– Послушайте, вы, должно быть, заметили, что разговор у нас складывается крайне неудачно. Давайте начнем заново, хотя бы ради Галины. Но прежде всего я хочу, чтобы вы знали: я гроша ломаного не поставлю на вашу виновность или невиновность – в обоих преступлениях!

Макс устремился вперед, загребая ногами песок. Рианон некоторое время пыталась поднимать ноги, но вскоре почувствовала, как это утомительно и как глупо выглядит, и подошла к кромке воды. Романов так давил на нее, что она испытала облегчение, когда их разделило расстояние, пусть небольшое. Может быть, облегчение пришло оттого, что она сумела отойти от слишком властного собеседника: казалось, что он, решительно вышагивая по песку, силой тянет ее за собой.

Уголком глаза она следила за Максом, а на сердце становилось все тяжелее. Наверное, от одиночества. Рианон закрыла глаза в надежде, что тяжесть уйдет. Потом глянула вниз, увидела, как волны омывают ее ноги, и попыталась ни о чем не думать. День получился трудным, она устала. Слишком много сегодня было подтекста, недоговоренностей, слишком много необъяснимой неучтивости, во всяком случае, когда дело касалось Макса. Даже за обедом, который – на первый взгляд – проходил совершенно нормально, в воздухе чувствовалось что-то необычное, притворство, словно отделившее ее от остальных. Она как будто наблюдала чужую жизнь в зеркале. Все вроде бы реально и правдоподобно, а на самом деле – всего лишь отражение, которое нельзя пощупать. Тогда она списала возникшее чувство неловкости на скрытность Рамона, но теперь, когда Макс был рядом…

Почувствовав, что он возвращается, женщина опустила голову. Не хотелось признаваться себе, что она боится Романова, но в глубине души Рианон знала, что так оно и есть. Его интеллект подавлял ее, внезапные скачки настроения сбивали с толку. Его враждебность ошеломила ее, она была оскорблена насмешками. Голова пухла от необходимости изобретать достойные ответы на его колкости, а ведь она рассчитывала, что предстоит всего лишь откровенный разговор с женихом подруги, прежде всего знакомство… Рианон медленно покачала головой. Что же происходит? Во всяком случае, все это совершенно не похоже ни на калифорнийское гостеприимство, которого она ожидала, ни на отдых, в котором так нуждалась.

Макс остановился в нескольких футах от нее. Рианон подняла голову, увидела красноватое предвечернее солнце, открыла рот, чтобы что-нибудь сказать, и поняла, что не находит слов. Она остро ощущала его присутствие и не знала, отчего при его приближении ее охватывает грусть и тоска. Неужели он чувствует то же самое? Может быть, он каким-то образом передает ей то, что переполняет его самого? Дикая, конечно, мысль, особенно если учесть, что они едва знакомы. Но разве не больше безумия в том, как они стоят сейчас друг против друга, глубоко оскорбленные, и боятся притронуться к открытым ранам?

Рианон со вздохом шагнула навстречу Максу, думая о том, насколько более веселым представлялся ей этот день еще утром.

Взглянув на лицо Макса, Рианон увидела, что он смотрит в морскую даль и настолько погружен в свои мысли, что вряд ли помнит о ее существовании. Внезапно он повернул голову и задал вопрос:

– Вы все еще встречаетесь с Магиром?

Сердце перевернулось в груди Рианон.

– Нет, – тихо ответила она.

Он кивнул и опять вперил взор в горизонт.

– Рамон сказал, чтобы я спросила у вас… – начала Рианон и запнулась. Глубоко вздохнув, она нашла в себе силы продолжить: – Я пытаюсь понять, каким образом связаны все обстоятельства. Вы знаете Оливера?

– Нет, – ответил Макс и снова посмотрел Рианон в глаза. – Я знаю Строссенов. Знал о сделке, которую Магир заключил со стариком… – Он презрительно сморщился. – Никто не ожидал, что он зайдет так далеко и решится жениться на вас.

– Хорошо бы кто-нибудь его отговорил, – с горечью вымолвила Рианон.

Ноздри Макса слегка раздулись. Он опустил глаза, и Рианон увидела красивые, густые ресницы. Казалось бы, она уже кое-что знала об этом человеке, и тем не менее не могла предугадать, как на ней отразится очередная смена его настроения.

– Почему вас это заинтересовало? – спросила она. Романов поднял голову.

– Галина захотела пригласить вас на свадьбу, поэтому я попросил своих людей навести справки о вас и о роде ваших занятий.

Огорошенная такой откровенностью, Рианон принялась рассматривать песок под ногами, чтобы дать себе время обдумать ответ.

– Вас раздражают все журналисты? – спросила она. – Или только те, кто, как вы опасаетесь, окажется недалеко от вас?

– В основном те, кто старается оказаться поближе.

– Я была приглашена, – напомнила ему Рианон.

Он по-прежнему улыбался, но темные глаза стали жесткими. Не говори ничего, внушала себе Рианон. Молчи. Пусть он объяснится.

– В субботу мы с Галиной уедем, чтобы провести вдвоем медовый месяц, – проговорил Макс. – Надеюсь, после этого мы вас больше не увидим.

Эти слова прозвучали как пощечина. Рианон вздрогнула, а Макс хладнокровно продолжал:

– Галина сказала вам, что я убил жену. Она не объяснила, да и не могла этого сделать, как мне удалось оправдаться, но вот что я вам скажу: если у вас хватает глупости надеяться, что вы сумеете заставить Галину или меня говорить на эту тему перед телекамерой, значит, у вас серьезные проблемы с психикой. Выражусь еще яснее: госпожа продюсер, поищите свой шанс в другом месте. Может быть, вы считаете, что Галина чем-то вам обязана, но будьте уверены, от меня вы ничего не получите.

Рианон смотрела на него, не веря своим ушам.

– В моем доме, – жестко говорил Романов, – нет ни беспроигрышных ставок, ни ламп Аладдина.

Она невольно приоткрыла рот, услышав из уст Макса свои собственные слова.

– Ваше намерение злоупотребить гостеприимством настолько, чтобы продать мою частную жизнь тому, кто больше предложит, низко. Впрочем, такова ваша профессия. Ничего у вас, конечно, не получится, но если вы строили такие планы, значит, вы человек недостойный и жалкий, а мне в доме не нужны такие люди. Поэтому, госпожа продюсер, тащите ваши камеры, ваши надежды на блеск и славу и ваши сладкие улыбки кому-нибудь другому. Наша личная жизнь не продается.