ОСНОВЫ ПНЕВМАТОЛОГИИ - Владимир Шмаков

Я совсем обессилел. Я жаждал покоя, сна, но ноги плохо слушались, и сам не знаю, как у меня хватило сил добрести. Показались огни, и резким диссонансом пронзили душу пискливые звуки пошлого танца. Путешественники веселились. Лихо отплясывали кучера и лакеи, а в их объятиях наши леди и мисс, ибо других кавалеров почти не было. По-видимому, я один был зрителем волшебной феерии ночи…

§ 46. Культ и его символы царств природы; их извращения через разрыв формы с эротическим смыслом; идолы

Каждая стихия природы по-своему чарует человеческую душу. Есть упоение в созерцании воды — в тихих водах озера, спокойной реки и в уснувшем океане, как и в бурлящих стремнинах, клокочущих водоворотах и разъяренном урагане. Есть упоение и в созерцании огня — в тихо мерцающих светочах и в бурных языках пламени. Есть упоение в тихой ласке ветерка и в яростных завываниях бури. Есть упоение и в матери-земле, в ее вечном покое и в могучих содроганиях землетрясения. Каждой стихии свойствен особый экстаз, особый зов к душе, особая сокровищница откровений. Если мощь стихий у слабых духом вызывает лишь панический страх, подавляет сознание и воочию раскрывает его ничтожество, то у сильных стихийное раздолье вызывает величавый восторг, вливает в душу силу безмерную и раскрывает безбрежный в ней простор. Встречаясь лицом к лицу с космическими силами, человеческий дух прозревает в самом себе ответствующую им космическую мощь, и это ощущение дает ему «неизъяснимы наслаждения, бессмертья может быть залог».

Природа потрясает человека во всех своих великих и грозных явлениях. Есть экстаз леса, задумчивый и тихий, порой же заставляющий трепетать. Есть экстаз светлых ключей, ручейков и рек, глубокий и поэтический. Есть экстаз горных вершин, могучий, дерзновенный и грозный. В греческой мифологии эти экстазы природы олицетворяются нимфами. «Нимфы» — «Игумен» — значит «покрытые». — Они выражают внутренние сущности, скрытые внешними покровами, горние силы, таящиеся в явлениях природы. Таковы нимфы воды: Океаниды и Нереиды, нимфы вод материка — Наяды (Щихдед), речные нимфы (Tlora/urjidei;) и нимфы источников (Kf>rjvaiai,Tlrjyaiai) и стоячих вод (EA.eiovo/uoi, Aiftaiadec, fapvadeq); горные нимфы — Ореады (Opeiadec, Opeateiadec, Opodeftviadei;), нимфы лесов — Алсеиды нимфы долин — Напей (Najicuai), нимфы деревьев — Дриады и т. д.

В экстазе мистического единения с царствами природы душа человека непосредственно сливается с их естеством. Субъект и объект здесь входят в тесное соприкосновение, отражаются друг в друге, и каждое делается и субъектом, и объектом по отношению к другому. Этот акт есть coitus стихии Антэроса. Он становится святым и великим деланием, когда его действие происходит в гармоническом соподчинении стихии эротической. Слияние с красотой природы тут претворяется в преддверье к эротическому сопряжению с горним. Так исполняется общий великий закон: природа в своем имманентном субстрате есть антитезис, раскрывающий в сознании человека тезис основного бинера первого вида — естество трансцендентного мира. Этим освящается и сама Природа как живое космическое откровение Бога. Сохраняя весь свой смысл как актуальное осуществление эмпирического космического процесса, Природа утверждается и в своем высшем внутреннем смысле как вечный эмпирический символ надмирного. Так гармонически возникает культ Природы.

В примитивном сознании внутренний смысл Природы не выявляется с должной отчетливостью как в самом себе, так и по отношению к ее конкретным явлениям. На первой ступени возникает наивный политеизм, т. е. анимизм, свойственный только самым диким народам, но который, по невежеству, некоторые ученые осмеливались приписывать и народу Эллады. — Это есть отождествление великих и грозных явлений природы с Божеством, т. е. их обожествление. Таковы боги: неба, молнии, океана, дождя и т. д. По-видимому, на пути всей истории не было такой религии, которая бы исчерпывалась таким наивным миросозерцанием. Только грубая чернь так представляла иногда себе богов, но это было лишь невежественным искажением несравненно более возвышенных религий.

По отношению же к греческой мифологии любопытно заметить, что еще Плутарх (47 — 125 лет по Р. X.) высмеивал гипотезу Эвгемера, полагавшего, что культ богов и мифы о них родились из воспоминаний о героях, царях и различных исторических событиях; высмеивал он и представления «тупой толпы» о богах как олицетворениях стихий, живительных сил природы и Других физических явлений. В своем замечательном произведении «Об Изиде и Озирисе» он уже высмеивал рассуждения о «солнечном мифе», которым будто бы исчерпывается смысл культа Озириса, т. е. предвосхитил и правильно оценил забавные заблуждения многих прославленных ученых XIX века. Самое возникновение попыток такого наивного объяснения великой концепции эллинской мифологии свидетельствует об эпохе глубокого упадка эротической связи с надмирным, о глубокой и безысходной нищете духа.

Если примитивное сознание отождествляет богов с явлениями природы, то в более высоком своем состоянии оно существенно их различает, считая вторые только раскрытиями первых. Переход к этому постепенен. Вначале — каждая, например, молния есть бог. Затем человек поднимается до сознания бога молнии вообще, а потому каждая отдельная молния есть его проявление. Это есть классическая иллюстрация примитивного понимания принципа иерархии, как возрастания только по количеству, с сохранением постоянства и тождества смысла. Но далее уразумевается и закон синархии: высшее не только объединяет по количеству множество низших, но и качественно от них отличается и их превосходит. Соответственно этому бог пантеона становится некоторым общим внутренним смыслом, общим законом природы, космическим ноуменом, рассматривающимся в эмпирической конкретной феноменологии. Но здесь и встает на очередь возможность двойственного понимания концепции этого ноумена. Вначале такой бог понимается как самобытный аспект естества Природы, т. е. онтологически выводится из Имманентного Лика Абсолюта. Такова, например, доктрина «Теогонии» Гесиода. Эта концепция может принимать самые различные формы, от крайнего монотеизма до вполне развитого политеизма, но основная формула: «Deus sive Natura» остается неизменной, а потому все такие мировоззрения одинаково должны быть определены как пантеизм.

При достижении высших ступеней эволюции сознание поднимается, наконец, до постижения истинной эзотерической доктрины. — Физические ноумены природы суть естественные символы ноуменов трансцендентного. В явлениях природы действительно раскрывается Божество, но не иначе как через посредство своей синархии. Конкретное эмпирическое есть результат смыкания двух сходящихся рядов от Трансцендентного и Имманентного, а потому ни в коей мере не совпадает с их естеством, обладая несравненно меньшим иерархическим достоинством. Будучи лишь онтологически им потенциально причастно, оно должно актуализировать эту причастность в конкретном сознании человека, и только через это оно претворяется в реальность конкретно-спекулятивную. Таким образом, явления природы суть не только обнаружения законов эволютивной организации субъекта имманентного, но и в то же время раскрытия надмирного смысла, трансцендентного2. Отсюда и рождается культ и его обряды. Смысл культовых действий заключается в конкретной актуализации онтологической связи между миром сим и Надмирным. Воспринимаемый человеческим сознанием, культ естественно прежде всего имеет дело с человеком и его отношением к Божеству. Культ начинается с утверждения, что человек есть образ и подобие Бога, т. е. Его органический символ. В наивысшем своем развитии культ центрируется на идее Богоче-ловечества и Богосыновства, как конкретной актуализации предыдущей доктрины. Человек сопрягает собой царства природы с царствами идеального мира. Поэтому ему должно быть также доступно и утверждение онтологической связи каждого из царств природы с соответствующим царством идеального мира, т. е. осознание символического смысла первых из них. Так органически возникают культовьт символы камня, растения и животного. Это не есть обожествление явлений природы, не есть приписывание абсолютного смысла конечному, как это делается в примитивных религиях, не есть также и обожествление вида явлений природы (язычество), не есть равно и одностороннее поклонение естеству Имманентного (пантеизм), а есть одновременное утверждение и Трансцендентного, и Имманентного в их истинных соотношениях с конкретным эмпирическим. Символ культа — это конкретное обнаружение спекулятивной идеи, провидение в конечном смысле смысла бесконечного и органическое раскрытие этого. Конкретный символ — это есть точка опоры созерцанию и интуитивным восприятиям, это одновременно метод, путь и закон единственно возможного истинного познания.