Моя выдуманная жизнь - allig_eri
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернувшись домой, налил себе кофе и сел за стол, задумчиво уставившись в стену. Сны… что это такое? Другие жизни? Невольно вспомнился тот психотерапевт, к которому меня записала ещё Мелисса. Что он там говорил? «Можно продолжать притворяться, что во сне вы живёте другими своими жизнями, но они вам не принадлежат. Точно так же и люди, облик которых вы принимаете. Они — не настоящие. Факт в том, что мечты не спасут вас. Это не реальная жизнь, а выдуманная».
Забавно.
«Всё — иллюзия», — последние слова ведьмы перед сожжением на костре.
На самом деле сны — это куда более сложное явление. Во многом они зависят от самого человека, его статуса, профессии, семейного положения и возникающих желаний. Вот почему бессмысленно пытаться их как-то структурировать. Вот почему бессмысленны разные сонники и иные вещи, долженствующие определить, что значит то или иное сновидение. Это полный бред, ведь одна и та же вещь может иметь абсолютно разное значение для людей. Приснившаяся кому-то машина может означать как желание разбогатеть, так и простой факт смены собственного средства передвижения.
Терапевт никогда не говорил о том, что такое сны, но постоянно рассказывал, чем они НЕ являются. Пф-ф… Из всего дерьма, что он лил мне в уши, не запомнилось почти ничего. Может, лишь то, что я упомянул ранее.
И всё же… несмотря на то, что я решил ввязаться с ним в спор, несмотря на то, что это был мой последний к нему визит, в конце концов я понял, что он был прав: «Мечты не спасут вас».
Грёбаный сукин сын… Я никогда не называл этого человека «моим» терапевтом, ведь использование этого местоимения означало бы моё подчинение идее, что мне и правда нужно к нему обратиться. Это было не так. Я пошёл к нему только потому, что так захотела Мелисса. Пусть мы не всегда сходились во мнениях, но в этот раз я послушал её совета. Может, зря? Так или иначе, отзываясь о терапевте, я всегда использовал выражение «тот». Тот терапевт. Просто ещё один человек «без имени» в моём окружении. Человек, который мне неинтересен и которого я никогда не буду выделять как какого-нибудь спутника в собственном сне. Например, моего безымянного напарника, с которым ходил убивать столь же безымянного мэра.
Вообще, изначальная цель психотерапевта состояла в том, чтобы помочь мне с большей лёгкостью влиться в общество, уметь правильно выражать себя и не казаться столь безразличным ко всему вокруг, включая людей, которые любили меня. Хорошая цель. Правильная.
Тогда мой вопрос был достаточно прост: как я могу в должной мере контактировать с обществом, если лишь один его вид заставляет испытывать гнев? Свёртываться кровь. Общество слишком часто разочаровывало меня, в нём слишком мало историй об искуплении и они слишком далеки друг от друга. Как может тот, кто страдает мизантропией, найти лекарство, которое снова сделает его частью коллектива? Нет, система так не работает.
Помню, однажды мне приснился сон, в котором я допрашивал одного человека, пока мой отец наблюдал. Причём я не видел отца, ведь вокруг было достаточно темно, но я знал, что он стоял там, в самом центре теней, и смотрел на меня.
Тот ублюдок, которого я допрашивал, не верил, что я осмелюсь что-то ему сделать и тем более убью, а потому насмехался и шутил.
— В тебе нет этого, — лыбился он. — Нет того, что должно быть в убийце. Жёсткости.
И он был прав. В тот момент у меня и правда этого не было.
Этот мужчина всё болтал и болтал, вот только я никак не мог заставить его замолчать и начать говорить то, что нужно именно мне. Он игнорировал мои слова и лишь издевался в ответ. Всё продолжалось до момента, пока я не достал нож.
— Серьёзно? — расхохотался он. — Ты правда хочешь меня порезать?
Нет, я не собирался его резать. Вместо этого сел напротив него и положил свою левую руку на стол. Мужчина едва уловимо нахмурился и замолчал, с интересом наблюдая на моими действиями. Я же с силой начал пилить свой указательный палец, глядя прямо в его глаза. Через некоторое время у меня получилось полностью отрезать его, после чего я взял палец и покрутил прямо перед лицом шокированного пленника.
Следом я достал пистолет, приставил к его виску и одарил мужчину ледяным взглядом. Не знаю, смог бы повторить нечто подобное в реальности, но во сне я просто знал, что мой взгляд стал абсолютно равнодушным. Я стал кем-то настолько холодным и зашедшим так далеко, что любая попытка «спасти» меня привела бы лишь к дальнейшему саморазрушению. Нечто вроде терапии, которая работает строго наоборот и в конечном итоге доводит до полностью противоположных результатов.
В ту же секунду пленник мгновенно поверил, что имеет дело с сумасшедшим психом, отчего начал торопливо рассказывать всё, что мне было нужно знать. Едва я узнал нужную информацию, как из тьмы вышел отец.
— Оставь его, надо нужно идти, — произнёс он, — прямо сейчас.
Не став спорить, я оставил связанного пленника и направился следом за отцом. Мы прошли через потайную дверь, и следующее, что я помню — как мы где-то сидели и он что-то мне объяснял, но слова не были слышны, будто бы я оглох. Однако вскоре мы встали и направились по тёмному коридору, где до меня стал понемногу доноситься голос отца. Я начал слышать, что он мне говорит. Это была его теория о самоубийцах.
— Один сон переходит в другой, — сказал я сам себе и отставил пустую чашку из-под кофе.
Убрав за собой, вернулся в зал и включил телек, находя новости. Конечно же, речь шла о уже привычной и в чём-то надоевшей теме. Правда, кое-какие изменения всё-таки были, причём приятные: прошлой ночью полицейское управление провело крупнейшую в этом году облаву на наркоторговцев, которые обосновались в жилом доме. Было изъято более пятидесяти килограммов героина, что стало самой большой партией захваченной в городе наркоты с 1980-го года.
Наряду с наркотиками были найдены оружие и деньги. Конечно же, заодно взяли и десяток человек, которых сейчас допрашивают.
Копы тут же устроили пресс-конференцию, на которой выступил важный лейтенант, Лестер Бриггс, который, как я понял, занимал во всей этой операции одну из ключевых позиций. Или просто примазался, оттеснив собственных подчинённых?
— Наше достижение было бы невозможным,
