Красное золото - Виталий Олейниченко

В общем, в салоне мы были почти одни. Сидел только безотрывно глядящий в крошечный иллюминатор пожилой интеллигентного вида мужчина с седой эспаньолкой и старорежимной тростью, одетый в необмятый сатиновый ватник, смотревшийся на нем скорее как смокинг. Да еще спали, разбросав по узкому проходу ноги в грязноватых сбитых сапогах, трое работяг в тельняшках и толстых брезентовых робах.

Несмотря на то, что из Рудска мы выскользнули на редкость удачно, Миша был хмур. Он сидел через проход от меня и о чем-то напряженно размышлял.

— Миш, ты чего? — шепотом, чтобы не разбудить задремавших ребят, спросил я.

— Я, Ростик, чего-то не понимаю, — таким же тихим шепотом ответил он. — А когда я чего-то не понимаю, я начинаю нервничать и делать глупости.

— Чего не понимаешь?

— Чего не понимаю? Не понимаю, почему мы из Рудска смогли улететь, вот чего. И наши «синие» и местные бандюганы, конечно, не Вольтеры и не Сократы, но и не такие уж непроходимые идиоты. По крайней мере, их «рули». И опыта у них — хоть отбавляй. Следовательно, никак не могли они аэропорт оголить.

— Но ведь оголили же!

— Да. Лелек верно сказал — там никого из этих не было. То есть, мы могли, разумеется, их и не заметить, но они-то нас не засечь уж никак не могли. Мы там сколько толклись до вылета?

— Около часа.

— Вот! Около часа! Да за это время к аэровокзалу можно было нагнать всех «синих», «бурых», сиреневых, всю сволоту вместе с их шестерками и бабами! А их не было!

Последние фразы Миша проговорил излишне громко, почти выкрикивая, осекся, оглянулся по сторонам и снова перешел на шепот:

— Не было, понимаешь?! Значит, никто их не сдернул с места, то есть аэропорт был пуст, а это невозможно, a priori.

— Ну и что из этого всего следует? — не смотря на Мишину логику, я продолжал демонстрировать прогрессирующий инфантилизм.

— Ростислав, дружище, вас в детстве на пол не роняли? — насмешливо ответил вопросом на вопрос Михаил и начал загибать пальцы. — Первое. Сгоревший джип с бандюками, помнишь?…

Я вспомнил и судорожно сглотнул.

— …Я по этому поводу тебе уже излагал свои соображения. Второе. Когда Серегу убили, а я сидел в яме, они говорили о каких-то своих убитых, кроме того, которого я… ну… в общем, кто-то еще братву давил, помимо нас. Третье. Нехарактерное построение наблюдения: в Рудске по станции целой толпой бегали и палили как ковбои обгаженные, а в порту — ни одного. Теперь отвечаю на твой вопрос: из всего этого следует, что есть еще кто-то, кого мы не знаем, но кто весьма деятельно участвует в процессе. Братва, впрочем, тоже не знает, иначе бы не вешала на нас лишние трупы… И все это плохо, Ростик, очень плохо, потому что этот кто-то или эти кто-то явно охотятся за нашим грузом. Или за нашими знаниями о нем, что для нас, в принципе, одно и тоже, ибо должно вести к летальному исходу… Да-да, Ростик, не дергайся, именно летальному. Ты был готов стать флибустьером? Был. Вот ты им и стал. И получай теперь полный антураж.

Я был готов стать флибустьером, это правда. Но я отнюдь не был готов стать флибустьером, на которого охотятся его «коллеги» по ремеслу… В общем, известие о неожиданной опасности меня несколько подкосило. Миша, видимо, почувствовал, что я готов расклеиться, и подбодрил:

— Ты не нервничай так, право слово, Я ведь могу и ошибаться. В конце концов, мы же пока живы и здоровы.

Пока. Вот именно — пока. Нет, Мишаня, ты прав. И есть еще кто-то, есть… Мы и живы-то до сих пор лишь потому, что этот «кто-то» оттягивает «синих» на себя. Или нет? Может быть, он их как раз на нас натравливает, но с указанием не совсем точных координат, и пока лысые плечистые ребята гоняют нас по лесам, делает свои дела?… Какие дела?… А черт его знает, какие. Темные. Чем-то же он занят!..

Черт бы их всех подрал. Флибустьеры хреновы. Разделяй и властвуй… Как там у Мао Цзедуна: в долине дерутся Тигр и Дракон, а мудрая Белая Обезьяна сидит на вершине горы и терпеливо ждет, когда они друг друга прикончат…

К великому нашему удивлению, все наши сданные в багаж вещи оказались нетронутыми. Видимо, ободранные грязные рюкзаки не вдохновили меркантильных тружеников аэропортового закулисья на изыскания. Ну и слава богу.

Гостиница — двухэтажный бревенчатый барак с непременной надписью HOTEL по стене между окнами первого и второго этажей — была почти пуста, поэтому мы без труда сняли большой угловой номер с тремя кроватями и раздвижным узким скрипучим диваном. За плинтусами наверняка водилось множество тараканов, а в диване жили клопы, но после месячных блужданий по тайге и ночевок в палатке это не имело никакого значения.

Составили вещи в шкаф, помылись — о чудо! — горячей водой, побрились, почистились, в общем — приобрели вид заправских денди с поправкой на географические координаты. Очень хотелось есть, а ресторана в «хотеле» не было, не смотря на наличие красивой таблички с тремя огромными аляповато-золотыми звездами, висевшую на стене за могучей спиной администратора — румяной сонной бабехи пантагрюэлевских габаритов. Звезды были, а поесть — не было. Самомненьице у них тут, однако…

На запыленной площади напротив «хотеля» располагалось двухэтажное кривоватое строение с двумя обозначенными крылечками входами. Над левым имела место быть вывеска «Культтовары» («Товары для культа» — хмыкнул Болек), над правым на листе фанеры было выведено псевдославянской вязью «Столовая». По причине раннего времени оба вышеозначенных очага цивилизации были еще закрыты, но зато справа торчал облупившийся ларек, гордо поименованный «Мороженое». За мутным стеклом, как и следовало ожидать, пестрело многоцветье тесных бутылочных рядов. А вот поесть, само собой, было нечего — сомнительного происхождения зеленоватые кексы я смог бы поглотить только под пыткой — поэтому мы просто взяли по бутылке пива (Ничего что с утра?… А мы сегодня спали?… Нет…. Значит, у нас еще вчера…) и, примостившись на лавочке, принялись терпеливо ожидать открытия пункта общепита.

— Нет, Банзай, вопрос закрыт. Ты мне долг вернул. А что за твоих пацанов, так считай это процентами. И, кстати, башли на захорон — мои, тут без базара.

Клещ бросил трубку на столик, едва не сбив тонкой работы вазочку с сухостоем.

— Монгол хренов! Долги он на меня вешать будет, ха! — и, переведя взгляд на мявшегося перед ним по стойке смирно Вову Большого, потер пальцем глубокую морщину на переносице:

— Ну, теперь ты базарь, куда братву подевал?

— Клещ, гадом буду, там такое… Курская дуга, в натуре. Война и немцы… Ну, всех положили… это…

— Кто положил? — тихо и зловеще спросил «смотрящий» сникшего бригадира. — Не крути вола, Вова. Открой свою хлеборезку и громко мне скажи за того Рембу. Ну!