Путь зла. Запад: матрица глобальной гегемонии - Андрей Ваджра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Колоссальная концентрация международной валюты в руках узкого круга транснациональных финансовых магнатов и возможность беспрепятственной манипуляции ею превратили доллар в мощное оружие невероятной разрушительной силы. Используя его, они получили возможность вести широкомасштабные финансовые войны против любого национального государства с целью разрушения или захвата его экономической системы, осуществляя агрессию путем перемещения огромных долларовых масс по принципу: приток — отток — приток. Как это происходит, можно понять на примере финансового кризиса в Юго–Восточной Азии.
Где–то с 1990 года в этот регион начался мощный «вброс» долларовых инвестиций, иначе говоря, — долговых расписок Федеральной резервной системы. Уже к 1996 году на азиатских фондовых рынках циркулировало около 250 млрд.долл. США, хотя еще шесть лет назад эта цифра едва достигала 40 млрд. Желание инвесторов получить сверхприбыли в Азии было настолько сильным, что накануне обвала, как писала «New York Times», земля под императорским дворцом в Токио стоила дороже всей Флориды. Котировки ценных бумаг азиатских предприятий стремительно и неестественно возрастали. На первичные ценные бумаги выпускалась огромная масса вторичных. В 1997 году на фондовом рынке на 1 доллар реальных вложений приходилось «бумаги» на 10 условных долларов. Рынок раздулся до 360 триллионов, которые в десять раз превысили совокупный мировой продукт. За это время фондовый рынок «всосал» в себя прибыли частных лиц, деньги пенсионных фондов, государственные бюджеты стран этого региона и т.п. Потом были спровоцированы паника и обвал фондовых рынков. Произошел мощный отток долларовой массы — бегство капиталов. Держатели принялись в массовом порядке продавать ценные бумаги («долговые расписки» азиатских предприятий), т.е. менять их на доллары («долговые расписки» ФРС). Но такого количества долларов никто предоставить не мог. Поэтому котировки акций азиатских компаний стремительно обвалились.
После этого (в том же 1997 г.) Федеральная резервная система США произвела эмиссию в 200 млрд.долл. Большая часть из них сразу пошла на покупку казначейских облигаций США. А в следующем 1998 году глава ФРС Аллен Гринспен сообщил о профиците госбюджета США в 70 млрд.долл.
Естественно, что после подобного фондового обвала стоимость промышленных предприятий той страны или региона, где он произошел, становится минимальной. Вот тогда (если это целесообразно) главные творцы кризиса, манипулировавшие основной массой долларов, возвращаются на разгромленный фондовый рынок и скупают наиболее прибыльные предприятия по бросовым ценам. Так была захвачена небольшой финансовой группой, спровоцировавшей Великую депрессию, американская промышленность, так происходил и происходит захват или разгром национальных экономик транснациональными финансово–политическими кланами на данный момент.
Вот что по этому поводу пишут Мартин и Шуманн: «Действующие в мировом масштабе торговцы валютой и ценными бумагами направляют непрерывно растущий поток свободного капитала и могут тем самым приносить счастье или горе целым странам, что они и делают, в значительной степени избегая государственного контроля. <…> Все чаще и чаще политики и электораты по всему миру видят, как анонимные действующие лица денежных рынков берут на себя управление их экономикой, вследствие чего политике остается лишь роль беспомощного стороннего наблюдателя» [2, с. 74].
Таким образом, постепенное обособление денег от золота и материально–производственной сферы превращает их в самодовлеюшую и господствующую силу мира. Разрушение же всех традиционных издержек, ограничивающих возможность манипуляции деньгами, превратило последние в наиболее эффективный источник сверхприбылей.
Как уже было замечено выше, получение наибольшей прибыли за минимальный промежуток времени является главной целью экономики западного типа. В подобных условиях прибыли от финансовых спекуляций во много раз превысили производственный сектор. Лишь 10–12% всей мировой финансовой системы связано с реальным производством и товарообменом. Вся другая ее часть не имеет реального материального наполнения и ориентированна лишь на финансовые манипуляции [2, с. 14]. По подсчетам Рене Пассе, чисто спекулятивные операции на валютных рынках достигают сегодня объема в 1,3 трл. долл. в день, что в 50 раз превышает мировой торговый оборот и почти соответствует тем 1,5 трл. долл., которыми оцениваются резервы всех «национальных банков» мира. «Таким образом, — комментирует Пассе, — ни одно государство не может сопротивляться спекулятивному давлению «рынков» более нескольких дней» [54].
С 1989 по 1995 год номинальная цена фьючерсных сделок на мировых финансовых биржах удваивалась каждые два года и достигла в масштабах всего мира (по свидетельству Постоянного комитета по евровалюте Группы «десяти» при БМР) величины в 41 трл. долл. Эта цифра, по мнению Мартина и Шуманна, «сигнализирует о разительной перемене в природе финансовых сделок, лишь от 2 до 3 процентов которых в настоящее время напрямую служат для страхования рисков торговли и промышленности. Все остальное — это пари, заключаемые между собой теми, кто колдует на рынке» [2, с. 82].
«В 1971 году, — пишет Н. Хомский, — 90% международных финансовых сделок относились к реальной экономике — к торговле или долгосрочным инвестициям, а 10% были спекулятивными. К 1990 году процентное соотношение изменилось на противоположное, а к 1995 году около 95% значительно ббльших сумм были спекулятивными, с ежедневными потоками, как правило, превосходящими общие резервы для международного обмена семи крупнейших индустриальных держав более чем на один триллион долларов вдень и весьма краткосрочными: около 80% сумм возвращались назад за неделю и менее того» [33, с. 34].
Таким образом, в мировой экономической системе сложилась ситуация, при которой наибольшую прибыль получает тот, кто имеет дело с чистыми финансами. В 1996 году акционеры семи крупнейших американских денежных центральных банков (money center banks) получили в среднем абсолютную прибыль в 44%. Специализирующие на финансах взаимные фонды (mutual fonds) — абсолютную прибыль в среднем в 26,5%, существенным образом превзойдя все остальные производства. Фонды, специализирующиеся на акциях much–touted technology, вышли на второе место с 21%.
Поэтому можно констатировать, что финансовая сфера не только стала самостоятельной и самодовлеющей, но и напала доминировать над сферой производства, подчиняя ее своим внутренним императивам. Более того, под давлением финансовой системы произошла деформация сферы производства и даже подавление ее развития.
Наиболее важным фактором, обеспечивающим существование вышеуказанного положения вещей, является распространенная в мире практика предоставления кредитов под проценты. Взимание ссудного процента является фундаментальной основой современной финансовой системы западного типа и вторым (после возможности производить международные деньги) главным условием мирового господства транснациональной олигархии. Генрих Шнее, в своем исследовании династии Ротшильдов, констатировал, что уже в XIX веке «пять братьев выпускали государственные займы почти для всех стран, что дало дому Ротшильдов возможность превратиться в абсолютную финансовую монархию»[171] [6, с. 229]. С появлением же мировой валюты добиться подобной цели стало гораздо проще.
Вместе с тем из–за взимания ссудного процента экономическая система теряет свою целостность и эффективность. Она создает ситуацию, при которой возникает две категории субъектов экономической деятельности: первая категория существует за счет создания материальных ценностей, а вторая — за счет процентов, получаемых от кредитования производства. Понятно, что последняя группа непосредственно заинтересована в том, чтобы размер ссудных процентов был максимально большой. Для производителя эта ситуация не является выгодной, так как плата по процентам делает продукцию более дорогой, а некоторые ее виды вообще нерентабельной. Но вместе с этим ему нужны деньги как составная, функциональная часть процесса производства, а потому он вынужден брать кредиты под проценты.
Однако бремя процентных поборов ложится не только на производителя. Цена каждой единицы произведенной продукции в рамках финансово–экономической системы западного типа имеет долю процентного долга. Причем чем больше размер задействованного капитала, тем больше она в цене товара.
Так, например, доля издержек оплаты процентов по кредитам (капитальных затрат) в плате за вывоз мусора в городе Аахен (Германия) составляет 12% (1983); в плате за питьевую воду и канализацию (Северная Германия 1981 г.) доля затрат уплаты процентов составляет уже 38% и 47%>, а для уплаты за использование квартир социального и жилищного фонда она составляет 77%. В среднем доля процентов или капитальных затрат для цен на товары и услуги повседневного спроса достигает 50% [55].