Семь ночей в постели повесы - Анна Кэмпбелл

– А, это вы, – сказала миссис Бивен, ничуть не удивившись, когда наконец открыла дверь.

– Добрый вечер, миссис Бивен.

Сидони сняла свою новую накидку и шляпку и отдала экономке. Нервы подпрыгивали, как голодные лягушки за стрекозами, но она сохраняла голос ровным. К счастью, во время поездки желудок ее по большей части вел себя неплохо. Физически она чувствовала себя вполне сносно, пожалуй, впервые за последние месяцы.

– Я отправила своего кучера в конюшню. Вы позаботитесь о том, чтобы устроить его на ночь?

– Угу. – Миссис Бивен заковыляла в большой холл. – Вам нужен хозяин?

– Да.

– Это хорошо. – Не успела Сидони справиться с удивлением, что миссис Бивен выражает одобрение, та продолжила: – Хозяин всю эту неделю рвет и мечет, как разъяренный медведь, так что на вашем месте я бы поостереглась.

– Я так и сделаю. – Странное дело, но новость о раздражительности Джозефа была ободряющей. Сидони расправила плечи. – Он наверху?

– Угу. Будете ужинать?

– Не сию минуту, спасибо.

Миссис Бивен заковыляла в сторону кухни. В большом зале, как всегда, было зверски холодно. Зажженный канделябр стоял на одном из дубовых сундуков, но его свет не справлялся с темнотой. И вновь Сидони ощутила дыхание старых враждебных духов. Но в сравнении с тем, что ей пришлось пережить, никакие духи уже не могли напугать ее.

Было поздно. Она планировала менее мелодраматичный приезд – днем, но гроза нарушила планы. Филдинг, ее кучер, уговаривал миледи переночевать в Сидмауте и продолжить путь завтра, когда, по крайней мере, будет светло. Она заставила его ехать в ненастную погоду. Должно быть, он теперь считает свою новую хозяйку ненормальной.

Откуда Филдингу знать, что она собрала все силы в кулак, все, что еще оставалось от ее храбрости, чтобы застать Джозефа в его логове? Любая задержка – Сидони могла струсить и бежать назад в Лондон.

Нет, она не убежит. Она слишком далеко зашла, чтобы теперь сдаться. Что бы Джозеф ни сделал ей, это не может быть хуже, чем эти последние пять дней, когда она бродила по Меррик-Хаусу, зная, что, несмотря на замужество, никогда не станет его настоящей женой.

С внезапной решимостью она схватила подсвечник. Довольно ей жалеть себя. Надо попытаться достичь желаемого. Но поднимаясь по темной каменной лестнице, Сидони уныло думала, что для новых начинаний, быть может, уже слишком поздно.

Сидони направилась к спальне. Где еще может быть человек в такой час? Наверняка, если бы Джозеф не спал, то спустился бы посмотреть, кого там принесло так поздно.

Дверь была приоткрыта, в комнате – темно. И хотя она всю неделю тосковала по Джозефу, страстно желая его увидеть, сейчас шаги ее замедлились.

Она осторожно толкнула дверь и вошла. Никакие зеркала не отразили свет свечей. Она сделала еще шаг – что-то захрустело у нее под ногами.

Удивленная, Сидони взглянула вниз. Пол сплошь был усеян острыми, сверкающими осколками. Она медленно подняла подсвечник.

– Боже милостивый…

В комнате был полнейший разгром. Изысканные зеркала, которые когда-то увешивали стены, лежали разбитыми на полу. Постельное белье и шторы содраны и разорваны в клочья. Что-то в этом умышленном диком разрушении показалось ей невыносимо печальным. Как будто тот, кто учинил этот разгром, сорвал с себя одежды цивилизации и человеческого самообладания, и осталась лишь животная необузданность.

«Ох, Джозеф…»

Она осветила кровать. Матрас провис, наполовину свешиваясь вниз. Сидони поняла, когда вошла, что Джозефа в спальне нет, и пустая кровать это подтвердила.

Обернувшись, она оказалась под пристальным, оценивающим взглядом мужа. Он прислонился к дверному косяку, держа бокал с вином в правой руке. Несмотря на пропасть между ними, сердце ее заплясало от радости. На нем были знакомые бриджи и свободная белая рубашка. В последнюю их встречу он был одет как виконт Холбрук, но она знала его другим.

Именно этот мужчина приветствовал ее, когда она приехала в замок Крейвен три месяца назад. Она знала эти холодные глаза и беспощадный язык, и его исключительное внимание ко всему, что бы она ни делала.

– Впечатляюще, да? – проговорил он с нарочитой медлительностью и поднес бокал к губам.

– Если ты хотел сменить интерьер, можно было снести зеркала в подвал.

Его красивый рот скривился, хотя взгляд остался настороженным.

– Мне показалось, что нужно быстрее принять меры.

Она внимательно рассматривала разгром.

– Ты определенно принял меры.

Он выпрямился, не придвигаясь к ней. С другой стороны, и не отодвинулся. Сидони постаралась увидеть в этом что-то обнадеживающее. К своему облегчению, она не почувствовала той дистанции, которую он сохранял между ними в Лондоне. Он не казался ни злым, ни враждебно настроенным. Он просто выглядел… настороженным.

Она посмотрела ему в глаза:

– Ты не удивлен, что я здесь?

Он пожал плечами:

– Я слышал, как подъехала карета.

– Это мог быть кто-то другой.

Он бросил на нее невыразительный взгляд из-под густых ресниц.

– Нет, не мог.

Пожалуй, он прав. Хотя существовала вероятность, поскольку он больше не считался плутократом сомнительного происхождения, что соседи взяли его под свое крыло. Да вот только уже глубокая ночь, а за окнами бушует гроза. Убранство и прислуга в замке Крейвен равно эксцентричны, а его гостеприимство остается таким же холодным, как всегда.

Сидони пыталась держаться избранного курса. Его холодность обескураживала, чего, без сомнения, он и добивался.

– Ты ведь не спишь здесь, не так ли?

Он улыбнулся шире, словно его позабавила какая-то одному ему известная шутка.

– Это так подобающе для жены, любовь моя, – интересоваться, где я сплю.

Сидони не поморщилась, услышав в его словах нескрываемый сарказм. Она ожидала негодования. Пока она легко отделывалась. Он мог прогнать ее из дома.

– А где ты спишь?

Он глотнул вина, его серебристые глаза оставались непроницаемыми.

– Я вообще почти не сплю.

Что она могла на это сказать? Она в последнее время тоже мучилась бессонницей.

– Не хочешь предложить мне бокал вина?

По дороге сюда она твердила себе, что не отступится, что бы он ни сказал и ни сделал. Слава богу, в течение последней недели утренняя тошнота, которая так долго преследовала ее, прекратилась. Она была так слаба в тот день, когда они поженились. Неудивительно, что Джозеф покинул ее. Если бы она была сильной, то потребовала бы того, чего хочет. Джозеф не мог игнорировать ее: она – его жена, у нее есть на него права.

Да вот только теперь, оказавшись в Крейвене, Сидони отнюдь не чувствовала себя уверенной. Она, оказывается, забыла, какой он высокий, как подавляет его присутствие, как от одного только его вида голова идет кругом от любви.