Моя профессия – убивать. Мемуары палача - Анри Сансон

что пытка испанскими сапожками все-таки самая действенная и в то же время самая безопасная для жизни преступника.

Я описал все подробности процесса Дамьена, которые только мог найти в своих семейных бумагах, а также в сочинении «Подлинные документы и ход процесса Дамьена».

Я нарочно с такой подробностью старался описать это дело. В моих глазах оно имеет гораздо большее значение, чем все описанные мною до сих пор.

Казнь Дамьена, которая будет описана в следующей главе, была одним из самых страшных, но вместе с тем и одним из последних примеров средневекового бесчеловечия.

Прошло то время, когда человек не довольствовался одной смертью, себе подобного, а высасывал каплю за каплей кровь и рядом мучений карал несчастного преступника. Он позволял преступнику умереть только тогда, когда страдания его переходили за пределы возможного вследствие целого ряда истязаний и мучений.

Все это после казни Дамьена почти выходит из употребления. Еще несколько раз на Гревской площади случалось видеть колеса с трепещущими на них телами, раздробленными железной палицей палача, но близко уже было то время, когда общество согласилось ограничиться одной смертью того из своих членов, жизнь которого оно считало опасной для себя. Близко было то время, когда с исполнением нашей печальной обязанности перестал соединяться целый ряд жестоких, хотя и бесполезных истязаний.

Часть IV

Четвертование

Авторы подложных мемуаров, изданных Сотеле, желая придать больший вес своим произведениям, заявили, что эти мемуары написаны моим, дедом Шарлем-Генрихом Сансоном, тем самым, который имел несчастье жить в бурную эпоху терроризма.

Авторы эти уверяют, что дед мой присутствовал при казни Дамьена. Он, по их словам, описал все подробности пытки и казни, которую производил отец его, Шарль-Жан-Баптист Сансон, бывший в то время штатным исполнителем уголовных приговоров. Авторы мемуаров заставляют Шарля-Генриха рассказывать, как отец его чуть не помешался при известии, что ему придется четвертовать преступника, чего уже не встречалось со времен Равальяка, как он отправился в Мелен для покупки четырех лошадей, необходимых для казни и тому подобное. Все это приукрашено еще маленьким эпизодом, вероятно, с целью поддразнить любопытство читателя.

Так, в конце главы вставлен рассказ о визите, который будто бы нанес исполнителю уголовных приговоров великий канцлер в сопровождении трех или четырех придворных, в числе которых весьма не трудно узнать маршала де Ришелье, хотя он и не назван по имени. Согласно мемуарам, эти господа посещали моего предка под предлогом осмотреть лошадей, предназначенных для четвертования преступников, но главной целью их было заменить этих лошадей другими, менее сильными, с целью продлить мучения преступника.

Уже общий тон мемуаров Сотеле проникнут духом ненависти и ожесточения против Бурбонов и духовенства, показывает, что мемуары эти не могли принадлежать человеку, находившемуся на королевской службе, как бы низко ни было его звание. Неправдоподобность же приведенного мною эпизода дает ясное понятие о достоверности и достоинствах этих подложных мемуаров.

Господин де Машо ни раньше, ни после посягательства Дамьена не наносил визита исполнителю уголовных приговоров – он просто призывал его в свой отель, когда хотел дать ему какое-либо приказание помимо генерал-прокурора. Очевидно также, что Шарль-Жан-Баптист Сансон не мог принимать никакого участия ни в приготовлениях, ни в самой казни Дамьена, потому что в январе 1754 года у него вследствие паралича отнялись руки и ноги. Кроме того, исполнение этой казни было прямой обязанностью – Николая-Габриэля Сансона, его младшего брата, исполнителя уголовных приговоров дворцового превотства.

Служба Габриэля Сансона была почти номинальной. Преступления, совершавшиеся в ведомстве двора в течение последних пятидесяти лет, редко влекли за собой смертную казнь. Поэтому, когда Габриэль Сансон получил повеление приготовиться не только к казни, но и к пытке Дамьена, – дворцовое превотство не имело пытчика, то им овладел ужас. Он сообщил трудность своего положения господину Леклерку де Брилье, лейтенанту превотства, и тот дал ему письмо к генерал-прокурору. В этом письме он просил генерал-прокурора избавить Габриэля Сансона от исполнения этой обязанности и поручить ее исполнителю уголовных приговоров Парламента.

Но, как я уже сказал, Шарль-Баптист Сансон лежал разбитый параличом. Шарлю-Генриху Сансону, его старшему сыну и преемнику, только минуло семнадцать лет. Уже два года он выполнял обязанности своего отца, но официально еще не пользовался званием исполнителя приговоров, а потому и не решились поручить ему одному казнь, известную только по преданию. Вследствие всего этого генерал-прокурор приказал, чтобы пытчик Парламента Шарль-Генрих Сансон, временный исполнитель уголовных приговоров и его помощники поступили в полное распоряжение Габриэля Сансона.

Габриэль Сансон купил четырех лошадей и заплатил за них четыреста тридцать два ливра – сумму весьма значительную для того времени.

Их поставили в конюшню на улице Де Вьель-Гарнизон позади ратуши. По просьбе господина Леклерка де Брилье были отысканы в архивах все подробности о совершении казни четвертованием и сообщены для руководства исполнителю приговоров дворцового превотства. Ужас и отвращение Габриэля Сансона нимало не уменьшились при чтении этих документов.

Мысль о предстоящей ему обязанности так сильно потрясла его, что когда ежедневно стали носиться слухи, что Дамьен должен предстать перед большой камерой палаты, то Габриэль Сансон не выдержал и 14 марта заболел и слег в постель.

Генерал-прокурор позвал его к себе и сделал ему строгий выговор за малодушие. Угрозы сановника, по-видимому, не имели на него большого влияния, потому что он стал поговаривать даже об отставке от службы, которая давала ему средство для жизни. В это время один старый пытальщик, отец которого присутствовал в качестве помощника при казни Равальяка и передал ему все подробности казни четвертованием, вызвался взять на себя исполнение смертной казни.

В ночь на 27-е число, поставили эшафот.

В понедельник, 28-го числа, в семь часов утра Габриэль Сансон и племянник его Шарль-Генрих Сансон явились на Гревскую площадь, чтобы удостовериться, все ли приготовлено для казни так, как предписано судом. Эшафот был устроен на площади, посреди которой крепким частоколом было огорожено пространство в сто квадратных футов. Во внутренность этой ограды вели только два входа: через один из них должны были войти преступник, исполнители приговора и стража, другой сообщался с точно так же огороженным местом перед большими воротами ратуши.

Осмотрев эшафот, оба Сансона отправились в Парламентскую тюрьму, где они нашли уже ожидавшего их пытальщика.

Через несколько минут к ним присоединились господин Лебретон, актуарий Уголовного суда, и два пристава – Кармонтель и Ревре.

Некоторое время они должны были ждать, пока полицейский офицер и его дозорные солдаты сменяли с часов французских гвардейцев во дворе тюрьмы; в то же время пехотный караул занял свое место