Убить зверя - Виталий Гладкий

Побродив в страшном напряжении по неосвещенной части коттеджа, Егор Павлович наконец добрался до просторной гостиной, где играла музыка и горела хрустальная люстра. Она тоже оказалась пуста! Старик несколько растерялся и долго стоял за дверью, соображая, что ему делать дальше. Наконец он решился и осторожно вошел в гостиную. Грей, будто понимая состояние хозяина, быстро обошел все комнату и, принюхавшись, ткнул носом в книжный шкаф, полки которого были заставлены толстыми книгами с позолоченными корешками. Егор Павлович присмотрелся и удовлетворенно хмыкнул: между стеной и шкафом виднелась узкая щель, откуда пробивался свет. Старик подошел поближе, без особых усилий отворил вращающуюся дверь, замаскированную под домашнюю библиотеку, и увидел ступени, ведущие в подвал.

Дверь ярко освещенного подвала тоже была приоткрыта. Внутри на зубоврачебном кресле сидел представительный мужчина в дорогом мятом костюме и забрызганной кровью белой рубашке. Он был привязан к подлокотникам клейкой лентой. На его опухшем от побоев лице застыло выражение упрямства и смертной тоски – словно он уже принял какое-то очень важное решение и теперь лишь ждал неминуемого конца, понимая, что легким он не будет. Рядом с ним стоял крепыш, поигрывая никелированными щипцами и хищно ухмыляясь. -…Нет у меня таких денег, – твердил мужчина, стараясь не смотреть на щипцы, которые крепыш демонстративно держал прямо перед его глазами.

– Козе расскажи, – злобно оскалился парень. – Слушай, мне уже надоел этот базар-вокзал. Если нету наличных, перебрось бабки со своего заграничного счета. Реквизиты нашего банка у меня в кармане. Идет?

– Возьмите товаром, – устало сказал пленник. – Я действительно не имею живых денег. Сколько раз можно повторять?

– Столько нужно. Брешешь ты, сучара, как пес. У нас информация железная. Чего в трубу лезешь? Для тебя два лимона зеленью не деньги. Заплати – и катись на все четыре стороны.

– Могу поклясться чем угодно – у меня на счете всего двадцать штук. На эту сумму подпишу чек хоть сейчас.

– Ну, блин, ты меня достал… Ладно, не хочешь по хорошему, получишь концерт по полной программе…

С этими словами крепыш захватил щипцами ухо мужчины и сильно сжал. Пленник глухо вскрикнул и забился в кресле, будто хотел порвать свои путы; из раны потекла кровь – сначала по подбородку, а затем на уже далеко не свежий воротник.

Егор Павлович резко пнул дверь ногой и вошел в подвал вместе с Греем, который тут же очутился возле ошеломленного их появлением крепыша.

– Т-ты… Ты что, мужик!? – парень медленно попятился.

– А вот этого делать не стоит, – рассудительно сказал старик, заметив как рука крепыша поползла подмышку, где в наплечной кобуре торчала рифленая рукоять пистолета. – Не успеешь, парень.

– Так я это… Кто ты такой!? – возопил крепыш.

– Сначала достань свою "пушку" и брось ее на пол. Двумя пальцами! Вот так… А теперь ногой подвинь пистолет ко мне. Хорошо…

– Что дальше? – нервно спросил уже несколько опомнившийся парень.

– Ничего особенного. Хочу с тобой потолковать… есть тема.

– Скажи мне, кто ты? – снова задал вопрос крепыш. – Как вошел в коттедж и о чем хочешь поговорить?

Как ни странно, но он не узнавал Егора Павловича. Наверное, парень все еще находился в шоковом состоянии.

– Не все сразу. И не сейчас. Придет время – узнаешь…

Старик хотел было еще что-то сказать, но тут их диалог нарушил пленник:

– Спасите меня, умоляю! Христом-Богом прошу! Иначе меня тут замучат насмерть. Пожалуйста…

– На пол! – скомандовал парню Егор Павлович. – Лицом вниз, руки за голову. Грей, сторожи! Мой тебе совет, сукин сын: хочешь жить – лежи и не дергайся.

Достав нож, старик разрезал путы на руках и ногах мужчины. Тот кряхтя встал, и сделал два неверных шага, чтобы восстановить нормальное кровообращение. Лежавший на кафельной плитке пола крепыш тихо выругался. Мужчина перевел на него взгляд – и неожиданно схватил пистолет.

– Падаль! Садист! – заорал он, загоняя патрон в ствол. – Пристрелю, сволочь!

– Стоп! – властно скомандовал Егор Павлович. – Отдайте оружие, – миролюбиво продолжил он. – Не стоит вам руки марать. Ко всему прочему, мне он еще нужен.

Мужчина, посмотрев долгим взглядом на старика, сумрачно кивнул и нехотя протянул ему оружие.

– Отлично, – бодро сказал Егор Павлович. – А теперь свяжите ему руки… вон там лежит лента. Да покрепче!

Нам пора отсюда убираться…

Дачную зону они покинули без приключений. Старик не стал предлагать мужчине подбросить его к городу – лишние предосторожности еще никому не вредили. Лучше если бывший пленник не будет знать ни имени своего освободителя, ни номера "джипа", по которому легко разыскать владельца автомобиля. Впрочем, мужчина и сам к этому не стремился. Он нашел в коттедже сотовый телефон и, едва они оказались в лесу, вызвал свою машину и охрану.

– Я просто не знаю, как вас благодарить… – Мужчина тряс руку Егора Павловича со слезами на глазах. – Деньги?.. Нет? Я так и знал. Вот вам моя визитка, адрес квартиры и офиса. Звоните, приходите в любое время дня и ночи. – Он приблизил губы к уху старика и шепнул: – Ваш личный пароль "дачи". Скажите его – и вам откроются все двери. Я готов оказать любую услугу, любую помощь. Я ваш должник. Крупный должник. Сегодня я родился во второй раз…

Старик промолчал и поторопился уйти, чтобы бывший пленник не увидел на его лице саркастическую ухмылку. Он прожил достаточно долго, чтобы знать истинную цену таким благим порывам и обещаниям…

Утро застало его далеко от города. Он вез крепыша на свою "базу" – заброшенный лесопильный завод, построенный в далекие тридцатые годы на окраине ныне выморочной деревеньки. То, что Егор Павлович надумал, требовало предусмотрительности, дьявольской хитрости и осторожности сапера, идущего по минному полю.

Глава 29. Западня

На дачу участкового Бочкина майор добирался с соблюдением всех канонов конспирации. Конечно, насколько он был силен в этом несвойственном оперативнику угрозыска деле. В конце концов Клевахин признался себе, что у шпионов и впрямь нелегкая профессия. Такая мысль пришла ему в голову, когда он, помотавшись по улицам часа два и выехав за город, чесал напрямик через едва прикрытую снегом пахоту, чтобы в очередной раз проверить нет ли за ним "хвоста" – по уже подтаявшему вспаханному полю не пройдет даже козырный импортный "джип". Когда майор дошел до лесополосы, за которой начиналось шоссе, то вдруг ощутил неистовое желание бросить к чертовой матери службу и немедленно уйти на пенсию. Сердце прыгало в груди будто привязанный на резинке мячик, а уставшие до онемения ноги выписывали кренделя даже на ровной поляне.

Поймав попутку, Клевахин возвратился на окраину города, где, выждав момент, едва не на ходу заскочил в автобус, следующий в район рабоче-крестьянских "фазенд". Устроившись на задней площадке, он неотрывно наблюдал за движущимися позади дряхлого ПАЗа машинами все те полчаса, которые заслуженный инвалид преодолевал рытвины и колдобины проселка. Но, кроме обогнавших автобус двух грузовиков и "Таврии" с молоденькой девушкой за рулем, ничего существенно опасного он так и не высмотрел.

И все равно к домику участкового Клевахин подошел по темноте, опять-таки на всякий случай послонявшись около часа еще и по дачному поселку.

– О-ох… – Лизавета зарделась маковым цветом и едва сдержалась, чтобы не упасть ему на грудь. – Это вы…

Господи, до чего я рада! Ужинать будете?

– Холостяк, как солдат, всегда голоден. Между прочим, вкусно пахнет. – Майор с шумом втянул воздух. – Ну до чего здорово…

– Что именно? – несмело спросила Лизавета, быстро накрывая на стол.

– Это трудно объяснить… Уф-ф! – Клевахин плескался под умывальником с таким азартом, что брызги летели во все стороны. – В моем скудном лексиконе есть одно весьма расплывчатое понятие, которое называется "семейный дух". В общем это целый комплекс с массой составляющих – или ингредиентов, если по научному – непременным компонентом которого является, пардон, слабый пол. Ни один холостой мужчина, пусть он хоть трижды чистюля и заслуженный повар страны, не в состоянии создать в своем жилище неповторимую гамму запахов, которые действуют будто сильное успокоительное, как это может самая обычная, а еще лучше – любящая женщина.

– Вы говорите словно поэт.

– Да? – удивился майор. – Не замечал за собой таких талантов… Борще-ец… – Клевахин даже прищурил глаза от блаженства. – Для меня это просто деликатес. Вкусно…

Лизавета сидела на скамье и робко посматривала в его сторону. Ее первый порыв прошел, и теперь она чувствовала себя несколько скованно. Вынужденное затворничество, как ни странно, пошло ей на пользу.

Она даже немного округлилась, а на щеках появился румянец.

– Спасибо. – Клевахин с сожалением посмотрел на сковородку, где оставались еще две котлеты – его живот уже был тугой, как барабан. – За ударный труд обычно причитается премия. Держи. – Он достал из кармана большую шоколадку и протянул ее девушке.