Дети Хаоса - Дэйв Дункан

— Вы посылали за мной, миледи?

— Да, вожак стаи, — обратилась она к нему по званию, которое он имел до появления Хорольда. — Хочу попросить тебя об одолжении.

— Все, что пожелаете.

— Оно будет немного похоже на мою предыдущую просьбу. Сегодня приведут заложников, и мне хотелось бы встретиться с ними наедине.

Лишь один заложник обязан был докладываться в караулку; старик сразу понял, что она имеет в виду, и радостно ухмыльнулся. Несомненно, он поможет ей бежать. И дело было не только в его верности Ингельд; он всегда хорошо относился к Бенарду, а теперь испытывал к нему самые добрые чувства, поскольку Бена дал ему повод принять боевую форму, чтобы исцелить ревматизм. Конечно, из уст заложника рассказ о тех событиях звучал иначе, но сейчас Гатлаг выглядел на десять лет моложе, чем до неудавшегося побега Бенарда. Он даже бросил пить.

— Будет исполнено, миледи. Я как раз собирался прогуляться до храма. — Вожак стаи имел в виду, что там он сумеет поговорить с Бенардом наедине.

Они обменялись еще несколькими незначительными фразами, и верист ушел. Гатлаг сыграет свою роль; прошлой ночью Ингельд выдала Бенарду мешок серебра на расходы. Она надеялась, что Бенард не успеет потратить его до того, как появится Гатлаг.

Теперь нужно снова заняться приготовлениями к пиру — ее уже ждало множество людей с самыми разными вопросами.

Повседневное платье Дочери, которое носила Ингельд, было роскошным, однако праздничное одеяние являлось настоящим сокровищем. Его украшали янтарь, кораллы, топазы, рубины, сердолик, яшма и гранаты. Она не могла сесть в этом наряде, и он почти полностью заполнял маленькую комнату, а головной убор на свету вспыхивал красным и золотым — в нем удавалось пройти далеко не во все двери. Ингельд уже давно привыкла терпеть неудобства и в награду получала благоговение, которое охватывало всех, кто видел ее в торжественном наряде. К тому моменту, когда она была готова к пиру, в саду стемнело, а на небе появились алые закатные полосы.

Потом ей доложили, что два заложника из Селебры уже ждут ее в приемной. Ей также сообщили, что женщина в одежде кающейся доставлена в святилище Покаяния. Ингельд послала за Тене и Сансайей.

— В святилище ждет злобная распутная нимфа. Тене, позови Свидетельницу и писарей для суда. Мы проведем его быстро и вышлем ее из города. Сансайя, возьми три или четыре ученицы, не подпускай к ней мужчин. Покажи ей кандалы, хлысты, железо для клеймления и объясни, как ими пользуются. А потом приведи сюда… Пройдете по Большому коридору и Хрустальному двору…

Она указала путь, который должен был продемонстрировать Хидди дворец во всем его великолепии и богатстве. Она пройдет по залам с высокими потолками, увидит пестрые фрески и мозаики из самоцветов, мебель, украшенную золотом и слоновой костью, оловом и янтарем, редкие ткани и меха. Она минует пирующих, начавших трапезу с мяса и фруктов, горами лежащих на золотых и серебряных подносах; груды рыбы и бобов, фиников, персиков, множество самых разнообразных сыров, домашней птицы; реки пива, приправленного медом; вина, охлажденные в дворцовых подвалах, и огромное множество слуг. Она увидит танцоров и жонглеров, услышит игру музыкантов и смех разодетых аристократов, удобно устроившихся на ложах. «И если этого будет недостаточно, — думала Ингельд, — значит, я в ней ошиблась». Сансайя с недоумением посмотрела на свою госпожу, но молча ушла исполнять приказ.

Ингельд позвала Бенарда с Фабией и подбросила дров в жаровню.

Первой вошла Фабия, и Ингельд убедилась, что вынесла чересчур поспешное суждение о девушке, которая много дней провела на реке, оставшись без единой служанки. Нет, она не стала грациозной, но ее красота была глубже, чем обычное сияние молодости. Удивительно, что камердинер выбрал для нее одежду темных тонов, темно-синее платье с пурпурными вставками, придававшее ей особую таинственность. Простые линии делали Фабию выше и стройнее. Особенность косордской одежды состояла в том, что на праздники мужчины закрывали грудь, а женщины носили открытые платья. Декольте Фабии шокировало бы общество Скьяра, но ее фигура очень подходила для такого наряда — поражала лишь уверенность, с которой Фабия его носила. Черные локоны украшали аметисты.

Бенард в сине-зеленом праздничном плаще и венке из роз был настоящей девичьей мечтой, являя удивительный контраст со своим обычным неряшливым видом. «Интересно, моделью для какого бога он мог бы послужить», — подумала Ингельд и в конце концов остановила выбор на священном Демерне. Только Законодатель может быть настолько упрям.

Бенард не сводил глаз с только что обретенной сестры, однако, увидев Ингельд во всем великолепии ее наряда, тут же пришел в себя и опустился на одно колено. Фабия успела его опередить.

— Встаньте, встаньте! — сказала Ингельд. — Это семейный совет, а не храмовая церемония. Фабия, ты выглядишь восхитительно! У пира теперь есть королева. Ты гордишься своей сестрой, Бенард? Для какой богини она могла бы позировать?

Он нахмурился и еще раз посмотрел на Фабию. Она не отвела таинственных прекрасных глаз.

— Я… не знаю, — пробормотал он. — Быть может, для Храды?

Слова Бенарда позабавили Фабию.

— Я? С веретеном и иголкой? Или, может, с резцом скульптора?

Он покачал головой и ничего не ответил, продолжая хмуриться.

— Подойди сюда, дорогая, — сказала Ингельд. — Это Катрат.

— Да, похоже, — прорычал из-за их спин Бенард. — Если не считать того, что на самом деле уши у него, как два кочана капусты, нос кривой, а зубы…

— Прекрати, Бенард!

Фабия сделала несколько вежливых замечаний относительно мускулов, но так и не признала, что Катрат имеет к ней какое-то отношение.

Ингельд поведала Фабии об остальных портретах — ее родителей и близнецов. Потом она указала на фриз со Светлыми — Сьену с винным кувшином, Налу, утешающую ребенка, и остальных.

— Это работы Бенарда. Твой брат очень талантлив… Что случилось?

Девушка ужасно побледнела.

— Ничего… ничего страшного… А разве это не лорд крови Стралг, миледи?

— Не слишком похож, — заметил Бенард. — Я едва его помню.

— Он так похож, что мне порой снятся кошмары, — возразила Ингельд.

— Но ты была совсем маленькой, ты не можешь помнить, — сказал он сестре. — И как…

— Салтайя однажды показала мне его портрет, — торопливо ответила взволнованная Фабия. — В Скьяре. Он же брат вашего мужа, миледи! Наверное, он достоин священного Веру… А это вы — как священная Веслих, естественно! О, замечательно! А кто остальные, Бенард?