Пастырь Вселенной - Дмитрий Абеляшев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Владимир же, будучи биологом, хорошо знал, что выпустить джинна из бутылки куда как проще, чем найти способ от него избавиться, особенно если джинн — дитя генной инженерии. Всем был известен вирус гриппа или СПИДа — но поди попробуй одолеть их! Против первого эффективную вакцину так и не сделали, а от второго избавились только с помощью силлуриан. Однако какая-то ускользающая цепочка идей, понятий была где-то совсем рядом, ее звенья то словно оказывались в поле зрения Володи, то опять исчезали, прежде чем он мог разглядеть их суть, бередя и сжимая тоской сердце.
— Итак? — услышал, наконец, Володя вопрос Императора. Вопрос-приговор. Ведь у Володи ответа так и не было, кроме этого смутного, выныривающего из глубин где-то за бортом сознания ощущения, которое он сам был не в силах локализовать и осмыслить.
И Володя обреченно, трясущимися губами, ощущая по всему телу волны гаденького нервного озноба, промолвил:
— Нет, — и закрыл глаза, понимая, что более не интересен владыке Анданора. Он ощущал себя просто отработанным материалом, куском мяса, который теперь самое время отправить в мясорубку анданорской пыточной системы наказаний.
А еще через секунду эти самые закрытые глаза испытали такую боль, что Володе показалось, словно их раскалывают на сковородку, делая из них яичницу. Ошалело распахнув веки, сквозь грозовые раскаты боли, ожогом пронзившей лицо, казалось, до самого мозга, Владимир увидел Императора, чья рука сжимала короткий упругий предмет — то ли плеть, то ли дубинку, — именно этой штуковиной Император скользнул по его лицу, вызвав настоящий болевой шок. Володя почувствовал теперь просто панику, уже не от боли, а оттого, что был не в силах сделать такую простую, казалось бы, законную, доступную каждому вещь, как закрыть ладонями разрывающиеся от боли глаза. Сделав несколько непроизвольных напрасных, тщетных рывков, Владимир с неимоверным трудом сдержал бессильные слезы, и они-то, казалось, и вышли незамедлительно горячим тошнотным потом, вмиг покрывшим его вмурованное в стену тело.
— Ты допустил сразу две ошибки, — сказал Император. — Во-первых, закрыл глаза, во-вторых, снова пытался меня обмануть. И потому я желаю, чтобы ты видел, какому наказанию подвергнут за это твою возлюбленную. На выбор — что лучше с ней сделать? Отрезать ухо, совершить над ней насилие или, быть может, вогнать иглы под ногти, по земному обычаю? Володя, можешь себе представить — у нас на Анданоре за всю его долгую историю так и не додумались до такого простого и эффективного воздействия, как эти ваши иглы. Для Леи это будет сюрпризом, этому ее не учили.
— Но я же сказал правду… — ошалело откликнулся Володя.
— Нет, — бесцветно отозвался Император. — Если бы ты не закрыл глаза, то заметил бы, что стена приобрела нежно-розовый оттенок. Такого примерно цвета станет кожа твоей возлюбленной через считанные минуты. Тебе остается только решать, от чего именно — от болевого ли шока или вследствие оргазма, до которого, я думаю, ее наверняка доведут тюремщики, мне стоит лишь распорядиться. Итак, с чего начнем?
— Я не знаю, как остановить болезнь! — возвысил голос Володя, словно надеясь, что недоразумение с цветом стены как-то рассосется и Император, пусть не надолго, но оставит его в покое. Впрочем, Володя начал уже подозревать, что нечто, чего и сам он был осознать не в силах, как раз и вкладывало в его мысль ту самую предательскую неуверенность, заставившую стену и на этот раз покрыться тонкой стыдливой поволокой.
Император же сперва думал, что Володя специально скрывает от него нечто. Однако был вполне вероятен и другой вариант, что партизан действительно не может вспомнить, — скорее всего в его мозгу стоит блок, поставленный земными гипнотизерами.
Император нажал кнопку на пульте, и в зал вошел дюжий охранник.
— Итак, что Мрол будет проделывать с Леей? Решай, — Император нарочито небрежно кивнул в сторону облаченного в белый комбинезон мужчины.
Владимир увидел, как стена напротив сделалась, наконец, зеленой. «Да уж пора», — подумал Володя.
— Ты рассердился, — отметил Император. — Это хорошо. Скорее всего ты действительно стараешься быть со мной правдивым. Хочешь, я отменю наказание для Леи?
— Да, — вымученно выдохнул Володя.
Он чувствовал себя так, будто его допрашивали уже пару недель кряду, таким изматывающим был этот допрос, такая опустошающая тошнота заполнила его тело изнутри, почти как после контузии. А ведь он лишь только едва прикоснулся к той ненависти, которую испытывают заключенные на Анданоре во время пыток к своему собственному телу, которое никак не умрет или хотя бы не лишится сознания от нескончаемой череды издевательств и унижений, производимых в Империи на очень высоком уровне дипломированными специалистами гильдии тюремщиков с квалификацией палача.
— Ну что же, тогда мне нужно твое согласие на небольшую, хотя и не так чтобы приятную процедуру. Она обеспечит мне глубокое проникновение в твое сознание в поисках заблокированного ответа на мой вопрос. Итак, ты готов облегчить участь своей возлюбленной и предоставить свой рассудок в мое распоряжение?
— Да, — бесцветно выдохнул Володя, хорошо понимая, впрочем, что вопрос Императора не был праздным или случайным — видимо, его согласие реально облегчало владыке Анданора то, что тот намеревался с ним теперь проделать.
— Вот видишь, сейчас стена белая, без тени багрянца, — констатировал Император.
Глава 36
СТРАНА ВОСПОМИНАНИЙ
Самодержец повозился немного вне зоны видимости Владимира. Когда же он появился вновь, то держал в руках какое-то приспособление, более всего напоминающее жало бормашины, на таком же, как у нее, гибком металлическом стебле.
— Открой рот, — велел Император.
Владимиру казалось, что сегодня сбываются все его самые страшные сны. Покорно открыл он рот, готовясь к самому худшему. «Ладно, — думал он. — Лишь бы Лею в покое оставили».
— Не бойся, — ободрил его Император, — это почти безболезненно.
Повелитель Анданора приставил выдвинувшееся острие машинки к небу Владимира, и пленник с трепетом ощутил, как нечто оттуда ввинчивается вверх и, казалось, проникает в его мозг, не слишком больно, но пугающе глубоко. Одновременно та часть механизма, что оставалась у него во рту, выдвинула из себя какие-то присосочки и распорочки, надежно и тошнотворно прикрепившись к небу и внутренним поверхностям десен.
— Это освежит твою память, — сказал Император. — Сейчас мы с тобой вместе постараемся докопаться до того, что ты забыл, а если ты морочил мне голову, то и об этом мы тоже узнаем. Ты согласен?
Володя не мог сейчас ни кивнуть, ни сказать «да». С глубинной тоской он отметил, что у него остается все меньше степеней свободы.
Император повозился немного со стеной сбоку, там, откуда, должно быть, и произрастал серебристый шланг прибора, пробурившего дорогу к Володиному мозгу, и сказал:
— Сейчас ты погрузишься в мир своих воспоминаний. Как у вашего Метерлинка — читал его «Синюю птицу?» Страна воспоминаний. Там ты можешь встретить своих бабушку с дедушкой, живых или умерших; свою покойную собачку или, там, дрозда… Даже Лею. Но на самом деле это просто их проекция на твое сознание, просто образы. Не отвлекайся на них. Это в ваших с Леей, я имею в виду настоящую, интересах. Ты меня понял?
— Угу, — невнятно произнес Володя. Он был не в состоянии хотя бы немного прикрыть рот — та часть машинки, что была там, оказалась весьма объемистой.
— Делай там все, что я тебе скажу, — добавил Император и своей рукой закрыл Володе глаза.
«Как покойнику», — успел подумать Володя, когда хитроумное приспособление, снабженное множеством датчиков, впрыснуло в его мозг наркотический препарат, мгновенно прервавший контакт Володи с удручающей действительностью.
Владимиру почудилось, сперва смутно представилось, затем сделалось явью, что он в открытом море, и мягкая, тяжелая волна поднимает его надувной матрас все выше и выше, с космическими перегрузками. Его словно разрывало на части — он казался себе пронзительно маленьким, меньше молекулы и в то же время исполински огромным, необъятным, но слишком уж разреженным. И одновременность этих ощущений наполняла его тоской и безнадежностью.
— Соберись, — почувствовал Владимир понуждающий его голос каждой частичкой своей бесприютно рассредоточенной сразу по всей необъятности вселенной души. И этот голос помог Володе смириться с новым способом бытия, которое он вынужден был теперь вести, и океан безбрежной вселенной вновь обратился в море, но на сей раз в теплое, спокойное, ласковое Черное море, где он лежал на матрасе и его, отплевывая воду, рывками толкал вперед молодой и отчего-то знакомый мужчина. Володя поднял глаза и увидел пляж, набережную и две пальмы на фоне горы.