Толкование Евангелия - Борис Гладков

Кто привык гневаться по всякому, самому ничтожному даже поводу; кто не умеет владеть собой; кто никому ничего не прощает; кто воздает злом не только за зло, но даже и за добро; кто мстит всем, причинившим ему какую-либо неприятность, – тот, конечно, не может любить своего личного врага, а может только ненавидеть его. Если такому человеку сказать, что Христос заповедал любить врагов, то он ответит, что любить врагов невозможно, что Христос указал этой заповедью на совершенство, достижение которого не по силам человеку.

Но ведь Христос не с этой заповеди Начал Свою Нагорную проповедь? Заповедью о любви к врагам Он почти окончил Свои поучения о том, каковы должны быть люди, желающие достигнуть истинного счастья, блаженства, то есть вечной жизни в Царстве Небесном. Начал же Он Нагорную проповедь другими, более легкими заповедями и, излагая их одну за другой, постепенно довел Своих учеников и других слушателей до сознания о возможности и необходимости любить даже врагов. Он прежде всего требовал смиренномудрия, сокрушения о грехах, кротости, стремления к познанию правды Божией, милосердия, чистоты даже помыслов, умиротворения враждующих, терпения в перенесении страданий и гонений за правду. Затем, как бы обращаясь к возрожденному исполнением таких заповедей человеку, Он требует от него не только не причинять никому никаких страданий, но даже не гневаться ни на кого и безотлагательно мириться с гневающимся на него братом, быть верным жене своей и не осквернять брачного союза даже любострастным взглядом на другую женщину, быть, безусловно, правдивым и не нуждаться в подтверждении своих слов клятвой, не мстить, но воздавать добром за зло, и просящему не отказывать в помощи. Понятно, что человек, исполнивший и эти заповеди, достигший такого высокого нравственного совершенства, благотворящий и ненавидящему его, будет, несомненно, сокрушаться о грехах своего врага, будет искренно желать, чтобы он покаялся и тем избавил себя от осуждения, словом, будет жалеть его; жалость же есть не что иное, как основа любви; кто жалеет врага, кто желает ему добра, тот несомненно и любит его.

Жизненный опыт указывает, что даже человек, не достигший высокого нравственного совершенства, но просто добрый, нередко совершенно бескорыстно щадит врага своего, жалеет его, следовательно, проявляет любовь к нему.

Поэтому любовь к врагу вообще возможна, а для высоконравственного человека, исполнившего все заповеди Христовы, даже необходима как неизбежное следствие совокупности всех усвоенных им добродетелей.

Оканчивая изложение главнейших заповедей Своих, Иисус сказал: будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный.

Слова эти нельзя понимать в смысле повеления сравняться с Богом в совершенстве, так как величие Божие; недосягаемо и даже непостижимо для человека.

Возможность достижения человеком совершенств Бога, открытых во Христе-Человеке

Познавать Бога и Его совершенство люди стали лишь с пришествием Христа на землю, и именно в лице Его, Богочеловека. Своим учением и проявлением божественной силы всемогущества в совершенных Им чудесах Христос открыл нам величие Отца Своего и недоступные нам совершенства Его, как Бога. Но так как Он был Богочеловек, то в Нем открылись нам, во всей полноте своей, и те совершенства Божества, которые может вместить в себе человек. Поэтому, признавая для себя недосягаемыми совершенства Христа-Бога, мы можем, однако, стремиться к достижению тех совершенств Отца Небесного, которые открыты нам во Христе-Человеке. Давая нам заповеди, Христос на Себе показал пример исполнения их, то есть образец того совершенства, которое доступно человеку.

По поводу стремления к совершенству блаженный Августин говорит: «Не будь доволен той степенью нравственного достоинства, на которой ты находишься, но стремись к той, которой еще не достиг; ибо, как только ты смотришь на себя с самодовольством, то уже не пойдешь далее; если же скажешь: довольно! – то ты погиб. Все прибавляй, все иди вперед, все совершенствуйся!»

Сказав ученикам Своим, чего они не должны и что должны делать, чтобы достигнуть блаженства в вечной жизни, Иисус Христос перешел затем к вопросу о том, как надо делать то, что Он заповедал.

Не творите милостыни вашей перед людьми с тем, чтобы они видели вас, сказал Он.

Воспрещение творить милостыню напоказ

Этими словами Христос не запрещает творить милостыню или вообще добрые дела перед людьми, в присутствии сторонних людей, так как отказ просящему на том только основании, что люди могут заметить дающего и прославить его за то, нарушил бы заповедь – Просящему у тебя дай (Мф 5:42). Христос говорит здесь не об обстановке, в которой совершаются добрые дела, а о намерении, с которым они совершаются. Если доброе дело совершается исключительно во имя чистой любви к ближнему, без всяких расчетов на похвалы людей или награды от сильных мира сего, то, хотя бы пришлось совершить его и всенародно, оно не перестает через это быть истинно добрым делом, исполнением воли Божией. Опасение быть замеченным не должно останавливать в исполнении обязанностей по отношению к ближним. В той же Нагорной проповеди Иисус сказал: да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного (Мф 5:16). Следовательно, нет ничего дурного не только в том, что доброе дело совершается в присутствии сторонних людей, но даже и в том, что эти сторонние люди прославляют творящего добро. Но если подаяние или пожертвование дается или вообще доброе дело совершается с тем, чтобы обратить на себя внимание людей и прославиться среди них в качестве благотворителя, или же снискать себе особое благоволение сильных мира сего и получить чин или орден, то подающему с такой целью подаяние не будет вменено в праведность и не избавит его от осуждения, ибо не любовь к ближнему руководила им, а исключительно тщеславие, себялюбие, желание получить награду здесь, на земле.

Таких лжеблаготворителей Христос сравнивает с лицемерами, подававшими милостыню не иначе, как в многолюдных собраниях, в синагогах и на улицах, и при том так, чтобы обратить на себя всеобщее внимание (как бы трубя перед собой), разглашая о предстоящей раздаче милостыни. Эти лицемеры чаще всего ненавидят ближних своих, обирают их, и если от избытка награбленного дают что-либо на благотворительные дела, то не из любви к ним, а с единственной целью прославиться благотворителем и тем обелить свои грязные дела. Их-то и осуждает Христос.

Но иногда человек, творящий добрые дела исключительно из любви к ближним, без всяких расчетов на похвалы и награды земные, может потом сам себя возвеличить и возмечтать о своих доблестях. Такое самомнение, гордость, несомненно, более тяжкий грех, чем тщеславие; и от этого-то греха предостерегает Христос, заповедуя творить добро как бы втайне от самого себя: пусть левая рука твоя не знает, что делает правая (Мф 6:3), то есть, сотворив добро, скорее забыть про него и никогда о нем не говорить и даже не вспоминать; не говорить, чтобы не вызвать льстивых похвал людских; не вспоминать – чтобы не возгордиться; но помнить всегда, что, творя бескорыстно добрые дела, мы ничего особенного не делаем, за что достойны были бы похвал, а исполняем лишь свои обязанности, творим волю Божию.

Воспрещение молиться напоказ

И когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц останавливаться молиться, чтобы показаться перед людьми… Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.

Этими словами Христос не запрещает молиться в храмах и других молитвенных собраниях, как не запрещает и творить милостыню перед людьми; но Он запрещает молиться на виду у всех с тем, чтобы показаться перед людьми молящимся. Следовательно, и здесь осуждается не обстановка, в которой человек молится, но то тщеславие, ради которого человек показывается людям как бы молящимся. Такой человек не молится, не о Боге думает; нет, мысли его далеки от Бога: он думает только о том, как бы обратить на себя внимание окружающих его людей и заслужить у них славу набожного, праведного человека. Таких-то лицемеров и осуждает Господь.

Но если кто истинно молится в храме, не только не стараясь обратить на себя внимание окружающих, но даже стараясь остаться незамеченным ими, то за такое моление он не подлежит осуждению. Кто в молитве сосредоточивает все мысли свои только в Боге, тот даже не видит и не замечает окружающих его; да и что за беда, что его могут увидеть молящимся? Ведь он молится не для того, чтобы его видели, и потому значение и сила молитвы его через это не уменьшится.