Время покупать черные перстни - Александр Борянский

— Мы не делаем механических ЭВМ. Мы отыскиваем одного ребенка, в мозгу которого больше нейронов и синаптических связей, чем ячеек памяти в нескольких ЭВМ, — и создаем одного вычислителя, день жизни которого результативней двадцатичетырехчасовой работы целого вычислительного центра… На Земле человек не реализует своих способностей. Гений нужен вам один на миллионы. Они и появляются у вас, увы, по потребности… А ведь человек действительно венец творения! Он бог, он — чудо Вселенной, и сущность жизни человеческой есть духовность — неповторимая, истинная и единственная ценность! И то, что мы воруем у вас, — это люди…

Я молчала, и он угадывал, видимо, все мои возражения.

— Поймите меня правильно… Пока еще развитие всей вашей цивилизации в целом не породило нужды в максимальной индивидуализации каждого. У вас коллективное прогрессивно — в науке, в искусстве. Но это первый этап! Нам же важна сама личность, ее неожиданные способности. Умение предвидеть будущее, вычислять с экономичностью, недоступной никаким ЭВМ, воспринимать информацию из отдаленных миров, имея в распоряжении один только мозг… Все, кому мы предлагаем сотрудничество, чем-нибудь потенциально одарены…

Я, засмеявшись, протянула ему руку ладонью вверх:

— Погадаете? Может, и во мне что-то есть? Он внимательно всматривался в рисунок линий.

— Не тешьте себя надеждами. Способности еще надо реализовать. А вам вообще была уготовлена гибель в катастрофе. — Тон его все больше смягчался. — Без нас вам бы ее не избежать.

Я чувствовала себя связанной по рукам и ногам.

— Но зачем-то я вам нужна?

В ответ он только пожал плечами.

— Да, пожалуй. Вы, например, сидели в сквере на скамейке. Помните, о чем тогда думали? Этого было достаточно. И вообще… среди путешествующих и бродяг чаще встречаются нужные нам люди, и они же чаще подвержены риску.

Я обдумывала его слова. Да, они были логичны.

— Итак, вам предоставлен выбор. Пусть будет за вами это право: случайно опоздать на автобус. Если все-таки вы решите остаться.

— А если нет?

— Многие из тех, кто работает с нами, с вашей точки зрения простые колонисты. Мы просто-напросто предлагаем работу. Но с большой буквы! И это при том, что у вас никаких надежд на реализацию своих способностей в вашем мире.

— А вдруг? — не удержалась я. Он иронически улыбнулся:

— Да?.. И что же вы собираетесь делать? Так надеетесь увлечься работой — той, что ждет впереди?

На этот счет не было никаких иллюзий, и я вновь мысленно увидела себя на скамейке у подножия университетских холмов.

— Мне нравится смотреть на траву. И в небо. И видеть, как цветет подорожник… И у меня будет месяц отпуска, я смогу путешествовать и читать какие угодно книги.

— Смотрите! — вскочил он. — Смотрите на вашу траву. Ваше дело! Вам сто раз не дожить до того времени, когда на Земле понадобятся ваши способности!

— А вы! — возмутилась я. — Опередившие! И что же, не могли создавать людей искусственно? Тех, которые вам понадобятся?

— Могли, — ответил он, — если б знали, какие понадобятся… — и выразительно постучал пальцем по голове. — Я же сказал, кое в чем мы с вами расходимся… Чем ценно разнообразие людей, создаваемое самой природой? Тут есть шанс открыть новые, непредвиденные способности, которых не ожидаешь и поэтому не в силах запрограммировать. Наткнуться на них, как на неизвестный цветок в лесу, куда интересней, чем растить в теплице. Да вы хоть знаете, что вам предлагают? Догадываетесь?

— Нет, — покачала я головой.

— Природа… У вас лесов остается все меньше, и скоро они вовсе не будут принадлежать вам, как и вы им. А там… маленькая колония вам подобных и только леса и небо, и травы до самого горизонта. Ведь это и есть ваша мечта?

«Да», — могла бы я не соврать, но чувствовала: тут что-то не то. Меня уводят, уводят от главного…

— Помните летний вечер после дождя на берегу лесного озера, когда все вокруг дышит испарениями трав и мокрая светлая зелень неподвижна в тумане? Я извлек это из вашей памяти. Верно: самая ценная связь — это природа и ты, ты и природа. Вы не можете еще понять этой связи как подросток в переходном возрасте, обуреваемый жаждой самостоятельности. Не знаете, что человек ценен тем, как разовьется и что нового откроет эта связь. Ценен как индикатор, как чуткая и разумная душа природы — ее оценивающее, вглядывающееся в себя начало. Вы даже не знаете своих способностей, они не развиты в вас, и те, кто смутно их в себе подозревают, — предчувствуют эту жизнь. Вы, наверное, видите сны, да? И видели те леса? Озера и те холмы…

Голос стал вкрадчивым. Что-то насторожило, захотелось включить защиту. «Стенка из желтого кирпича» — как учил Рыжий.

— …Вы не знали, откуда они и как создала все это ваша фантазия. — Мне внимательно смотрели в глаза, но защита была в порядке. — Мы тоже видим такие сны. Но нам этого недостаточно. Мы в них стремимся! Миры пронзают нас — их отблески, странствующие в световых записях по Вселенной, доходят до наших сознаний. А мы пробираемся в их реальность.

Вдруг показалось, что меня водят за нос.

— Знаете, — улыбка его сделалась обволакивающей, — мы в душе страстные путешественники, и в этом все дело. Но нас слишком мало, а малым числом трудно и невозможно осваивать все новые миры…

Я не слушала, я отключилась. «Значит, все-таки есть тот мир? — вспыхнуло в глубине памяти. — Есть та вечность?»

— Есть! — кивнул он. И я знала: мы говорим об одном и том же. Там, за преходящим и суетным, есть реальность, которую оставляем в мечтах про себя и в которую верим тайком. За всем этим бессмысленно каждодневным, до боли таким, как оно есть, — прекрасный, неведомый, зеленый мир, мечта, данная древним в прообразе рая…

— Да! — Он прикрыл глаза. — И вы слишком давно и хорошо это знали. — Лицо его сделалось вытянутым и строгим, словно с древних икон. — «Бог, взял семена из миров иных и посеял на сей земле… И взошло все, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным».

— Откуда это?

— Достоевский. Самый мудрый из ваших гениев, благодаря которому мы изучили вас и поняли, что есть… и могут быть точки соприкосновения. Что так же, как нам, дается вам от рождения грусть по иным мирам, которые тайно предчувствовал человек, то, что назвали вы тоскою странствий. Он первым понял причину этой тоски…

«Как далеки друг от друга наши миры? — думала я. — Что нас разделяет? И как вообще они сюда пробираются? Ведь это… не годы и не парсеки. И не космические корабли…»