Котовский. Робин Гуд революции - Олег Смыслов

Сделав запись в блокноте о переносе проверки у саперов на следующий день и отпустив штабистов и начальников служб, Котовский остался в кабинете с Гуковым, Ястребовым и К Ушаковым. Он поглядел на ближайших своих сотрудников глазами заговорщика и неторопливо, словно взвешивая каждое слово, высказал ряд соображений о назревшей необходимости широкого развития физической культуры в частях корпуса, включая все виды силового спорта.

— Оболваненному буржуазной идеологией и забитому муштрой солдату любой капиталистической страны, — говорил Котовский, — мы должны противопоставить воина нового типа, советского воина, особенно конника, закаленного телом и духом, хорошо знающего, кто его враг и кто друг. Занятия одной лишь физической зарядкой приведут к застою и не дадут желаемых результатов. Физкультура и спорт должны быть тесно связаны и представлять гармоничную, целесообразную и последовательную физическую культуру широкого размаха, осуществляемую волевыми усилиями каждого бойца и командира…

Котовский снова, в который раз уже, встал с кресла, прошелся из конца в конец кабинета, затем остановился перед окном, за которым давно уже шла размеренная жизнь тихой Умани. Откуда-то доносился неторопливый перестук колес таратайки извозчика, где-то в соседнем дворе квохтали куры, и острый запах душистого борща струился в окно, дразня обоняние.

— Мирно, тихо, — констатировал вслух Котовский, разглядывая внутренность двора… — А с каким трудом и лишениями было завоевано это достояние! Наша задача — сохранить мир как можно дольше. Надо не покладая рук работать и работать, чтобы достойно и во всеоружии дать отпор любой неожиданности.

— Ты опять о войне, Григорий Иванович, — сказал Ястребов.

— Нет, — ответил Котовский, — я только о преимуществах мира перед войной, не больше.

И, широко распахнув руки, комкор глубоко втянул в себя большой заряд еще прохладного летнего воздуха, задержал его в недрах своей богатырской груди, затем шумно выдохнул и, подойдя к столу, снова сел в кресло.

— В коннице значение физической культуры и спорта должно быть неизмеримо выше, чем, скажем, в пехоте, — продолжал Котовский. — В данном случае объектом физического воспитания, кроме человека, является конь. Таким образом, чтобы человек и конь в равной степени представляли собою то, что мы называем всадником, надо обоих тренировать неустанно и всесторонне, в самом широком спортивном смысле. Только всадник спортсмен, стрелок, джигит, уверенный в себе и в правоте дела, за которое ему предстоит сражаться, может быть надежным защитником завоеваний нашей революции.

Высказав еще ряд конструктивных и реальных положений в пользу физического воспитания и закалки бойца-кавалериста, Котовский предложил установленную в частях корпуса физподготовку проводить в дальнейшем в сочетании со всеми видами гимнастического и легкоатлетического массового спорта, а также установить усиленную подготовку коня, приближенную к условиям боевой службы в поле, а не на плацу и манеже.

— Спорт — это венец физической культуры, — заключил Котовский. — Спорт — это та основа, от прочности которой будет зависеть крепость боевой мощи всей Красной армии и особенно ее авангарда — красной кавалерии.

Ястребов, Гуков, Кушаков слушали Котовского с большим вниманием, явно восхищаясь его незаурядной эрудицией в деле физического и спортивного воспитания бойцов и командиров.

Комиссар корпуса вынул портсигар, закурил от карманной зажигалки папиросу и, попыхивая душистым дымком, поглядел на Котовского влюбленными глазами.

— Значит, ты решил в корне изменить в нашем корпусе установленный в Красной армии метод физического воспитания? Одобряю, Григорий Иванович! Твои предложения больше чем целесообразны. Они новы и рациональны. Я целиком разделяю их и голосую обеими руками за развитие физкультуры и спорта в частях корпуса в самом широком масштабе.

— А зачем голосовать? — пожал плечами Котовский. — Возьмем быка за рога и… на обе лопатки. Приказным порядком введем в частях массовые, коллективные, групповые занятия всеми видами спорта; упраздним скаковые конюшни и жокейские скачки; скаковых лошадей в виде поощрения передадим лучшим командирам-наездникам; создадим в полках конноспортивные кружки, усилим занятия по конному спорту и владению холодным оружием; словом, добьемся создания такой конницы, чтобы душа пела, а тело играло, чтобы другие конные корпуса равнялись на нас, а гидра мировой контрреволюции чтобы даже не смела помышлять о войне и захватнических планах…

— Хороший ты пропагандист, Григорий Иванович! — воскликнул Ястребов, когда Котовский умолк. — Слушая тебя, аж дух захватывает!

— На то в здоровом теле и здоровый дух, — отшутился Котовский. — Нельзя же застаиваться на одной физзарядке.

Предложение комкора было обсуждено во всех деталях и единодушно одобрено.

— Теперь дело за приказом, — кивнул Ястребов начальнику штаба. — Каждый из нас сформулирует свои предложения и представит тебе для обобщения. — Поглядев на Котовского, улыбнулся. — Правильно я толкую, Григорий Иванович?

— Безусловно, — кивнул комкор, откидываясь на спинку кресла. — Только на этот раз забота о составлении проекта приказа не отнимет у вас ни усилий, ни времени. Проект приказа выношен мною, продуман и вчерне сформулирован давно, однако любые дополнения к нему будут только полезны.

Так было заложено в этот день начало новой вехи в деле физического и спортивного воспитания в соединениях и частях кавалерийского корпуса Котовского.

Назначив день и время для окончательного оформления приказа, комкор в сопровождении Ястребова, Гукова и Кушакова вышел на крыльцо штаба.

Со ступенек торопливо поднялись два крестьянина в выгоревшей, запыленной одежде. Сняв с головы видавшие виды брыли [Брыль — соломенная шляпа (укр.)], они уважительно поклонились красным командирам и попросили извинения, что отнимают у них время.

— Чем могу быть полезным? — улыбнулся Котовский хлеборобам.

— Нам треба повидать самого Котовского, Григория Ивановича, — зачастил хлебороб с обвислыми, седеющими усами.

— Я Котовский, — приосанился комкор и прищурил глаза на хлеборобов. — Говорите, зачем пожаловали?

Хлеборобы переглянулись и облегченно вздохнули, словно сбросили с плеч непосильную ношу.

— Мы пришли к вам издалека, — засопел седоусый, торопливо доставая из-за пазухи полотняной сорочки вчетверо сложенную бумагу. — Сход нашего села поручил просить у вас продать нам с торгов по сходной цене хотя бы десяток забракованных лошаденок, если можно. Сейчас самая пора косить да копнить сено, — протянул Котовскому «прошение», — а нашим шпакам [Шпак — скворец (укр.). Отсюда местное название коня по цвету оперения птицы] не под силу от зари до зари таскать жнейки по луговинам. Иной раз…