Маски времени (сборник) - Роберт Силверберг

— Ну…

— Отыщи ее! — вскричал Метаксас. — Возьми ее! Какое наслаждение! Какое исступленное наслаждение! Отринь пространство и время! Ткни своим пальцем прямо в глаз самому Господу Богу!

— Я не очень-то уверен, что мне так уж этого хочется, — произнес я.

Но здесь я ошибся.

28

Как я уже сказал, Метаксас перевернул всю мою жизнь, круто изменил судьбу. Далеко не все перемены, которые произошли после этого в моей жизни, оказались для меня благом. Но главное, что он сделал — это он вселил в меня уверенность. Он передал мне как частицу присущей ему искры Божьей, так и частицу характерной для него разнузданной наглости. Я научился у Метаксаса высокомерию.

До сих пор я был весьма скромным и не выпячивающим свое «я» молодым человеком, во всяком случае в своих отношениях с людьми старше меня по возрасту. А в том, что касалось моей работы в Службе Времени, я был и вовсе еще не оперившимся и не очень-то энергичным в различных начинаниях. Частенько мне приходилось серьезно задумываться над тем, что все-таки нужно делать в том или ином конкретном случае; я, несомненно, выглядел в глазах других еще более наивным, чем на самом деле. И все потому, что был я очень молод и мне многому еще предстояло научиться и многое узнать, не только о себе, что естественно для всякого, но также и о тонкостях работы в Службе Времени. Пока что большей частью мне встречались люди старше меня, более ловкие, хитрые и куда более испорченные, чем я, и я относился к ним со всем почтением, на какое только был способен: Сэм, Дайани, Джеф Монро, Сид Буонокоре, Капистрано. Но теперь со мною был Метаксас, который был старше, изворотливее, хитрее и циничнее, чем все они вместе взятые. Он придал моей жизни такой импульс, что после встречи с ним я перестал метаться на орбитах вокруг других людей и вышел на свою собственную траекторию.

Впоследствии я узнал, что это еще одна из функций Метаксаса в Службе Времени. Он берет юнца-молокососа, новоиспеченного курьера, и наполняет его душу той мерой самодовольства и развязности, которые необходимы, чтобы стать преуспевающим курьером, действующим совершенно самостоятельно.

Когда я вернулся с маршрута, где стажировался у Метаксаса, я уже совершенно не опасался первой своей вылазки в прошлое в качестве единственного курьера, сопровождающего группу. Я был готов справиться с этой новой для себя, ролью. Метаксас послужил для меня наглядным примером того, какой артистичностью должен обладать курьер, чтобы воссоздать цельную картину прошлого для своих клиентов, и это было как раз тем качеством, о котором я мечтал. Меня больше совсем не волновали ни риск, ни ответственность, которые были с этим неразрывно связаны.

— Когда вы вернетесь из отпуска, — предупредил меня Протопопулос, — вы возьмете с собою шестерых в однонедельный маршрут.

— К черту отпуск! Я готов отбыть прямо сейчас!

— Вы готовы, а вот ваши туристы еще нет. И нравится ли вам это или нет, но по закону вам положен отдых между вылазками. Вот и отдыхайте. Встретимся с вами, Джад, здесь ровно через две недели.

Вот так получился у меня отпуск против собственной воли. Велико было искушение принять приглашение Метаксаса и навестить его виллу в 1105 году, но тут мне пришло в голову, что, возможно, Метаксас по горло пресыщен моей компанией. Какое-то время я обдумывал, не податься ли с какой-либо из экскурсионных групп к битве при Гастингсе или Ватерлоо, или даже еще дальше — к Распятию — и сосчитать, сколько Дайани там уже находится. Но и эту мысль я выбросил из головы. Теперь, когда я уже был в преддверии самостоятельного маршрута в прошлое, мне совсем не хотелось, чтобы меня вел кто-либо другой. Мне нужно было во что бы то ни стало сохранить в себе ту недавно обретенную уверенность в себе, которой мне раньше так недоставало.

Прослонялся я в Стамбуле нынешнего времени несколько дней, ничего не предпринимая. Большей частью я ошивался в различных помещениях Службы Времени, играл в стохастические шахматы с Колеттисом и Меламедом, которые тоже оказались свободными от работы. На четвертый день я улетел в Афины. Зачем я туда подался, сам я сообразил только тогда, когда уже был на месте.

29

Я поднялся на акрополь и вот здесь-то понял, в чем заключался смысл моей поездки сюда. Я бродил среди древних развалин, отмахиваясь от назойливых продавцов голографических слайдов и добровольных экскурсоводов, когда прямо передо мною в воздухе возник рекламный шар. Он завис в полутора метрах от меня на уровне глаз, излучая зеленое мерцание, чтобы привлечь мое внимание к бегущим строкам, которые гласили: «Добрый день. Мы надеемся, что вы получаете удовольствие от посещения Афин двадцать первого столетия. Теперь, когда вы наконец увидели эти живописные руины, вы, наверное, не прочь поглядеть на то, каким был Парфенон на самом деле. Чтобы увидеть Грецию Сократа и Аристофана, обращайтесь в местное отделение Службы Времени на Золотой улице, напротив центрального почтамта».

Через полчаса я уже зарегистрировался в штаб-квартире на Золотой улице, представившись курьером времени в отпуске, и подал заявку на соответствующее снаряжение для шунтирования вверх по линии.

Хотя и не в Грецию Сократа и Аристофана.

Я направлялся в прозаическую Грецию 1997 года, когда мэром Спарты был избран Константин Пассилидисе.

Константин Пассилидис был отцом моей матери. Вот с него-то я и начал составление своей родословной, поиски, так сказать, собственных корней.

Одетый в официальный, вызывающий раздражение, костюм конца двадцатого века и имея при себе хрустящие, красочные, теперь уже давно вышедшие из употребления бумажные банкноты, я шунтировался на шестьдесят лет назад и первым же скоростным монорельсовым поездом отправился из Афин в Спарту. Монорельс был еще в новинку в Греции 1997 года, и я очень опасался за безопасность своей драгоценной жизни, ибо на дороге часто, как я когда-то читал, случались аварии. Однако через несколько минут я благополучно добрался до Спарты.

Спарта оказалась потрясающе мерзким городишком.

Современная Спарта, разумеется, совсем не является прямым продолжением столицы того древнего, насквозь военизированного государства, которое причиняло столько неприятностей Афинам. Та Спарта со временем все больше и больше увядала и в конце концов совершенно исчезла где-то в средневековье. Новая Спарта была основана в начале девятнадцатого столетия на месте прежней, древней. В лучшую пору жизни дедушки Пассилидиса это был город с населением где-то около восьмидесяти тысяч человек, который быстро разрастался после возведения в его окрестностях первой в Греции ядерной электростанции в середине восьмидесятых годов.