Посмертие. Второй шанс - Виталий Момотюк

— Если Духи Леса не помогать хиддим, как они прятаться от Убийц?

Угрул пару мгновений помолчал.

— Я не знаю этого. Но между живых и мёртвых нельзя не отличить. Колдуны хиддим очень много знают о смерти. Они сами носят в себе частицы смерти. Может, Крылатые Убийцы редко находят хиддим потому, что дыхание смерти туманит их взор. Нас укрывает жизнь, а их — смерть. Я не знаю.

— Хиддим тоже уходят в Страну Теней?

— Страна Теней очень большая, — туманно ответил шаман.

В этот момент к ним подошёл Боргул.

— Угрул, воины собрались. Солнце уже почти на половине своего пути. Нам лучше укрыться под деревьями, если мы остаемся.

— Нет, Боргул. Мы уходим, — ответил шаман, подымаясь со своего места.

Поднялся со своего места и Греф, понимая, что разговор окончен. К ним подошли Коргар и Лангак.

— Он говорит, что ваше слово так же твердо, как и до сражения, — обратился Угрул к Коргару.

— Да. У нас один язык, а не два, как у змеи. Никто из наших воинов не обнажит своего клинка против вас до тех пор, пока вы сами этого не сделаете. Но когда закончится Время Крылатых Убийц, вам нужно уйти в свои леса.

— Мы уходим. Но с этого дня у наших племён общая тропа.

— Это так. Когда соберётся Большой Совет, мы расскажем всё, что здесь произошло. У вас тоже будет Совет. Нашим вождям и шаманам будет о чём поговорить друг с другом после этого.

— Ты говоришь мудро. Когда листья на деревьях начнут менять цвет, наши вожди будут ждать ваших вождей здесь. Я даю слово.

— Хорошо. До этого дня наши клинки останутся в ножнах.

— Наши клинки тоже не будут обнажены против вашего племени. Но воины не должны ходить в наши леса. Наши воины тоже не будут приходить в ваши леса. Пусть так будет.

— Хор, — ответили разом Коргар и Лангак.

Угрул и Боргул приподняли вверх открытую ладонь правой руки в прощальном жесте. Дождавшись ответных жестов, они повернулись и отправились к своим воинам.

— Мир между племенами. Я не помню такого, — тихо проговорил Коргал, глядя вслед удаляющимся Волкам.

— Мир — хорошо. Мир — мало, — ответил ему Греф, — Вражда должна уходить навсегда.

— Ты прав. Нам нужен союз. Идём, Греф. Нам тоже пора уходить отсюда. У нас впереди путь к своим семьям. Скоро Время Крылатых Убийц окончится, и тогда мы вернёмся к большому озеру.

«И тогда меня ожидает Большой Совет», — мысленно подытожил Греф.

К вечеру отряд Лангака успел пройти довольно приличное расстояние. С таким темпом движения дня через четыре они должны были вернуться к оставленным семьям. Впрочем, Греф ничуть не сомневался, что воины могли бы двигаться и быстрее, но их тормозило два обстоятельства.

Во–первых, отряд при каждом удобном случае запутывал следы. Греф довольно быстро понял, что страх перед Крылатыми Убийцами здесь уже не причём. Глатак наравне со всеми брёл по колено в воде, разбрасывал за собой охапки прошлогодних опавших листьев и старательно ступал след в след, когда путь отряда пролегал по немногочисленным каменистым местам. Но молодой шаман ни разу не обратился за помощью к духам, чего наверняка следовало бы ожидать в связи с недавними событиями, которые неминуемо приведут к мести чужаков. Из этого оборотень сделал вывод, что Лангак предпочитает скрывать следы передвижения отряда, скорее всего, просто по привычке, и опасается при этом не пришельцев с далёкого юга, а людей из чужого племени. Греф не стал обсуждать с молодым вождём этот момент, рассудив, что не все виды паранойи вредны, а некоторые в сложившихся обстоятельствах даже весьма полезны.

Вторым и, пожалуй, главным обстоятельством был пленный. Остроухий был нужен Грефу и Моран живым и дееспособным, хотя бы в течение нескольких недель. Но удерживать его под контролем во время длительного бега даже для столь сильной ведьмы оказалось непосильной задачей. К тому же чужак не был подготовлен для длительных изнурительных маршей — заданный темп он поддерживал исключительно в силу врождённой выносливости и внушения со стороны его хрупкого конвоира. Но, как известно, всему есть предел, и Моран с Грефом на первом же привале обрисовали Лангаку сложившуюся ситуацию. Пришлось тому снижать темп движения.

Вообще, после насыщенных событиями последних дней, это монотонное движение по лесным просторам оказалось для Грефа достаточно скучным: Крылатые Убийцы в очистившихся от дождевых туч небесах не появлялись, вооружённых отрядов из других человеческих племён в обозримом будущем не предвиделось, а обычные хищники никакой опасности для отряда в нынешнем составе не представляли в принципе. Возможность переброситься несколькими словами с товарищами тоже выпадала редко: родившиеся и выросшие в лесах люди предпочитали меньше болтать и больше слушать. Это неписанное правило поведения в лесу молодые охотники впитали с самого раннёго детства и изменять ему не собирались. Впрочем, сейчас оборотень охотно пообщался бы разве что с Моран и Глатаком, но первая была слишком занята пленным, а второй после ритуала выглядел довольно уставшим и был сосредоточен только на том, чтобы не стать очередной обузой для отряда.

А вечером на привале уже и сам Греф осознал, что порядком вымотался и тоже не прочь отдохнуть. Поэтому он быстренько проглотил свою порцию нехитрого походного харча, после чего постарался максимально удобно устроиться на охапке ветвей.

Сон пришёл почти сразу, но вот сами сновидения были непонятны, сумбурны и одновременно жутко реалистичны. Бесконечные, казалось бы, блуждания по странному туманному лесу, в котором все деревья как две капли воды похожи друг на друга, сменялись смутными видениями то необъятных угольно–чёрных равнин, чуждых этому миру, то каких‑то нечеловечески прекрасных и совершенных строений, воздвигнутых, вроде как, в пустоте небес. Мелькали едва уловимые образы жутких и смертельно опасных чудовищ, которые сменялись в свою очередь не менее опасными фигурами в сверкающих доспехах. Ледяным, просто таки замогильным холодом дохнула знакомая фигура высокого тощего воина в жуткой раскраске, тенями промчалась стая волков, мелькнули лица Язимы, Эйлы и безумно хохочущей Моран. Он снова, будто оказавшись в самом начале пути по этому миру, почувствовал вкус ледяной струи, дарующей благословенную прохладу разгоряченному его разгорячённому телу. Летящие в небесах фигурки Крылатых Убийц, блеск остро заточенных клинков, кровь… Видения сменяли друг–друга до тех пор, пока сознание не взбунтовалось и рванулось куда‑то прочь из этого сна.

Греф открыл глаза. Солнце ещё не взошло, но запах утреннего тумана уже витал в воздухе. Под густым сводом ветвей царил почти абсолютный мрак. Люди спали. Бодрствовала только пара караульных. Оборотень остался неподвижен на своей лежанке, хотя и чувствовал себя вполне отдохнувшим. Последнее его даже удивило — отдохнул, созерцая полнейшую ахинею.