Леди и война. Пепел моего сердца - Карина Демина

— Что с тобой происходит? Я знаю, что иногда травмы головы так сказываются, но… это же не твой вариант? Нет? И не падучая? Что-то совсем другое, и ты знаешь, что именно…

Догадывается, хотя и сам не рад своей догадке, тем более что вероятность ошибки велика.

— Но мне не скажешь.

Ветер скулил и пробовал стены на прочность. Море наверняка серое, свинцовое. И лучше было бы ему сейчас уйти, держаться поблизости, но не настолько близко, чтобы ее ранить. Только Меррон не намерена отступать так просто.

— Стой. Это же случайность, да?

Да, но такая, которая может повториться в любой момент. Нельзя рисковать.

— Дар, я… я знаю, что ты не хотел сделать мне больно. Откуда, понятия не имею, просто знаю, и все тут. И если ты уйдешь, то… то тебе будет плохо.

Возможно, но Сержант потерпит.

— И мне тоже. Не прогоняй меня. Ладно?

Она неловко его обняла, безумная женщина. Единственная, пожалуй, кто способен быть рядом, не испытывая страха или отвращения.

Как от нее отказаться?

Юго не знал, на что рассчитывали ее светлость и рассчитывали ли либо же были движимы исключительно злостью и желанием отомстить. Как бы там ни было, но желание это исполнилось.

Почти.

— Его казнят… меня казнят… — Леди Лоу мерила шагами комнату.

Ее апартаменты по-прежнему были куда роскошнее многих иных. Три комнаты. Одна — для леди Лоу и ее тени. Вторая — трем служанкам. Третья, крошечная каморка без окон, — Юго и Йену.

Здесь не было кровати, но имелся соломенный матрас, одеяло и подушка, чего было вполне достаточно. Кормили регулярно, на завтрак даже шоколад с булочками подавали. Леди Лоу, которую мутило от запаха шоколада, к завтракам не притрагивалась. А Йен ел охотно. Юго немного опасался, что взрослая пища не подойдет детенышу, однако тот оказался на диво непривередлив.

— Скоро мы уйдем. — Юго нравилось находиться рядом с существом, которое всецело доверяло Юго. Зависело от него. — Стерегут не столько нас, сколько ее. — Юго раскладывал перед Йеном остатки былых сокровищ.

Разрядившиеся сонные колокольчики — малыш прекрасно засыпал и без их помощи.

Иглы шак'каш.

Коллекция ядов.

И ливадийская смола, способная расплавить камень.

Перочинный нож. Перо сигши, острое, как бритва, куда острее местных бритв.

Из других игрушек остался перстень Кормака, обнаруженный в кармане детской куртки. Кожаный шнурок. Пустая чашка. Впрочем, Йену хватало. Он был на редкость тихим ребенком. И сообразительным. Прятаться научился быстро, а склянка живым шаорсским туманом скрывала и тень малыша. Юго кое-как закрепил склянку на шнурок и запретил снимать.

— Мало ли, как оно обернется, — пояснил он, хотя Йен никогда не требовал объяснений. — Вдруг тебе придется играть в прятки? Не здесь, а в другом месте?

Например, в комнате ее светлости, угол которой был огорожен ширмами. За ширмами стояли кровать и туалетный столик. Пудра. Румяна. Палитра красок для век и губ. Кисти и кисточки. Ароматические свечи. Палочки. На подоконнике — экспозиция голов. Головы деревянные, с нарисованными лицами и нужны исключительно как подставки для париков.

К сожалению, в комнате слишком мало места для платьев, и ее светлость раздражены. Они полулежат на шелке и кружевах, заботливо укрытые пуховым одеялом. Плавятся восковые свечи, отсветы их падают на книгу, которую тень держит у лица хозяйки.

— Уйди, — приказывают ее светлость.

И тень послушно отступает.

— Покажи его. — Ее светлость не называют сына по имени. — Пусть приблизится.

Йена приходится вести за руку, и Юго испытывает почти непреодолимое желание убить женщину. Она пугает детеныша, самка не должна вести себя подобным образом. Но Юго запрещено ее трогать.

— Он еще не заговорил? — Пожелтевшие пальцы сжимают щеки, заставляя Йена открыть рот. — Он умственно отсталый?

— Его просто не учили говорить.

— Научи.

Вялый приказ, о котором она тотчас забудет, взмах рукой, означающий, что разрешено удалиться, но не выйти из комнаты. Ее светлость проводят время с сыном.

И мэтр Шеннон, полномочный представитель революционного Комитета, который появляется ежедневно в четверть третьего, имеет возможность убедиться, что леди Лоу — заботливая мать. Впрочем, ему наверняка докладывали, что эта забота не распространяется дальше игр на ковре.

Но Йену позволено брать кубики, солдатиков и даже деревянную лошадку с меховым седлом. Только всякий раз, возвращаясь в каморку, малыш прячется под одеяло. И Юго шепотом рассказывает ему о своем мире. Иногда эта иррациональная привязанность, ставящая под удар собственную безопасность Юго, пугает его. Но вместе с тем имеется в ней некоторое удовольствие.

Возможно, через заботу о чужом потомстве реализовывались собственные его подавленные инстинкты размножения. Эти инстинкты требовали ждать: установившееся равновесие было слишком зыбким, чтобы продлиться хоть сколь бы то ни было долго.

И возрастающее день ото дня внимание мэтра Шеннона было лучшим тому подтверждением.

Мэтр Шеннон был приставлен следить за порядком. Новый мир грозился быть справедливым для всех, даже для тех, кто априори был признан виновным в его бедах.

Леди предстанет перед судом, как ее отец, супруг и многие иные люди, список которых, как Юго предполагал, разрастался по мере расширения полномочий Комитета.

— Леди не следует проявлять упорство, отрицая очевидные факты. — Голос у мэтра Шеннона был мягким, ласковым, такой хотелось слушать и прислушиваться к советам. Разве этот человек, полноватый, вечно мерзнущий, несмотря на теплую куртку, поверх которой он набрасывал пуховую шаль, способен пожелать дурного?

Он пытается помочь бедной женщине, попавшей в беду, ведь все помнят, как эта женщина помогла народу. Она уже отреклась от отца, человека в высшей степени недостойного, и поможет его осудить. Правда?

Мэтр Шеннон порой садится на ковер и пытается играть с Йеном в жмурки. Но этот ребенок видит людей лучше, нежели глупая самка. Он не спускает с мэтра рыжих глаз, и тот прекращает заигрывания.

— Леди расскажет о злоупотреблениях отца, чем значительно облегчит работу судьям…

…суд откладывали.

Новая власть не могла договориться с собой.

Кто-то требовал смерти. Кто-то высылки и заключения. Кто-то предлагал торговаться с соседями.

Революционный комитет издал эдикт о переименовании протектората Инверклайд в Первую Республику. И синий флаг с паладином заменило алое революционное знамя.

Комитет превратился в правительство, а зима пошла на убыль.