Фарьябский дневник - Виктор Носатов

В конце долины, у въезда в узкую горловину горного ущелья, я взял на борт машины группу афганских офицеров, проводников и связистов. Старшим группы был Сахиб.

Откровенно говоря, я несказанно обрадовался, когда услышал его голос.

– Я рад, что мы будем сегодня вместе, – улыбаясь, сказал он.

– Я тоже.

Мы молча смотрели по сторонам, провожая взглядом зеленую, тенистую долину. Впереди горные дороги и угрюмые скалы, одинокие путники да палящее солнце над головой.

Вскоре передовой отряд вышел на дорогу, ведущую к перевалу. Десант на всякий случай изготовился к бою. Передний бронетранспортер то и дело останавливался, из его боковых люков выскакивали саперы с миноискателями в руках и медленно прочесывали наиболее подозрительные участки дороги.

Сахиб устроился за командирским сиденьем. Выставив в бойницу ствол автомата, он напряженно всматривался вперед. От однообразия окружающей местности быстро устают глаза, напряжение первых минут движения сменяется усталым равнодушием. Поэтому наблюдатели по бортам и на броне часто меняются. Устав созерцать придорожный кусочек местности, который с трудом просматривался через боковую бойницу, Сахиб положил рядом с собой оружие, закрыл лючок и осмотрелся. Два проводника и связисты мирно дремали на заднем сидении, чувствуя себя в полной безопасности за броней машины. Внезапно бронетранспортер тряхнуло, разбудив мирно дремавших афганцев. Один из них о чем-то спросил у Сахиба.

– Проводник интересуется, почему вы неплотно закрываете люки, – перевел он, указывая на кусочек голубого неба, застрявший между приоткрытым люком и броней боевой машины.

Бойцы заулыбались, удивленные таким вопросом. Пока я раздумывал над тем, как же попонятнее растолковать афганцам нашу маленькую военную хитрость, раздался уверенный басок сержанта Швелева:

– Это для того, чтобы при попадании кумулятивной гранаты в корпус бронетранспортера не возникало избыточного давления. Это, конечно, на крайний случай. А вообще-то мы с минами и гранатами стараемся не встречаться, уж больно неприятные знакомцы, – закончил он под смех ребят.

Когда Сахиб перевел афганцам слова Володи Швелева, те удивленно зацокали языками и постарались сесть подальше от борта.

– По-моему, они поняли только часть из того, что я сказал, – произнес, улыбаясь, Сахиб и принялся объяснять им снова, резко жестикулируя руками. Проводники успокоились и прикорнули вновь, не обращая внимания на тряску.

Привал решили сделать сразу же за перевалом. Из остановившихся на обочине дороги машин гуртом вывалили афганцы из отряда поддержки, спеша занять место на берегу полноводного канала. Мы остановились недалеко от дувала, за стенами которого во всю буйствовал сад. Близлежащий кишлак только в первый момент казался безлюдным. В глинобитном проломе показалась белая чалма, затем, с достоинством неся свое бренное тело, на дорогу вышел старик. Прикрыв ладонью глаза, он с любопытством смотрел в нашу сторону, затем, обернувшись, что-то прокричал. Тотчас из переулка, словно по команде, вышло несколько аксакалов. Посовещавшись со смельчаком, вышедшим первым, направились к нам.

Сахиб радушно поздоровался с ними, внимательно выслушал стариков. Не дождавшись, пока они, перебивая друг друга, закончат говорить, начал им что-то зло выговаривать. Аксакалы слушали его молча, не перебивая.

Когда Сахиб обернулся ко мне, чтобы пересказать разговор, его невозможно было узнать. Всегда такие добрые, понимающие глаза излучали бешенство, черное, обветренное лицо перекосила глубокая морщина боли и бессилия.

– Старики говорят, что вчера в кишлаке были посланцы Черного курбаши – Гапура. Они собрали старейшин и вручили им документ, который предписал снарядить для службы в воинство курбаши тридцать джигитов с конями, продовольствием и прочей амуницией за счет кишлака. А те, вместо того чтобы силой взашей вытурить проходимцев, выполнили требование бандитов. Нынешним утром юноши вместе с бандитами выехали в горы. – Сахиб едва сдерживался, чтобы не наговорить запуганным старикам всего того, что накипело в душе. Аксакалы, растеряв свою солидность, жались к дувалу, украдкой поглядывая на разгневанного офицера.

Отправив седобородых к командиру батальона царандоя, Сахиб спрыгнул с машины и быстрым шагом, чуть не бегом направился к тополиной рощице, подальше от людских глаз.

Организовав круговое наблюдение, я пошел искать Сахиба, чтобы предложить отобедать с нами. Топольки, аккуратно высаженные заботливыми руками дехкан, только-только покрылись клейкими листочками. В рощице стоял дурманящий аромат весны, и птицы, ошалев от него, пищали, чирикали как сумасшедшие.

Сахиб сидел на крутой насыпи, обрамляющей канал, сосредоточенно строгая деревяшку. Стружки золотистыми струйками вылетали из-под ножа и, подхваченные теплым ветерком, неслись к воде, чтобы там, став сказочными парусниками, унестись по волнам в неведомую даль.

– До каких пор это будет продолжаться? Душманы жгут дома, убивают дехкан, насилуют их жен и дочерей, а те вместо того, чтобы взять в руки оружие и защищаться, пополняют банды, снабжают их всем необходимым, даже своих детей им отдают. Если можешь, объясни мне, почему? – с болью в голосе спросил у меня афганец.

– Мне трудно объяснить тебе причины, побуждающие крестьян подчиняться бандитам. Ведь на протяжении многих веков они привыкли безропотно переносить насилие. Раз новая власть не может защитить их от душманов, значит, главари банд для них – власть на местах. Нужны время и реальные победы новой власти…

– Да, ты прав. Но прав в общем, а не в частности. Да, я терпел насилие, но, в отличие от отца, с юности всей душей ненавидел своих хозяев. И когда появилась возможность выплеснуть пожар ненависти на обидчиков, я его выпустил в самом буквальном смысле слова. Когда там, за границей, мы поджигали усадьбу богатея, я понял, что выбрал опасный, но верный путь. Возвратившись на родину, снова гнуть спину на местных хозяев я уже не смог. Оставив отцу все, что смог за границей заработать, ушел в город.

Работал на хлопкоперерабатывающей фабрике. Там познакомился с хорошими людьми, которые открыли мне глаза на существующее в странах разделение на богатых и бедных.

Однажды, когда я в очередной раз приехал домой, чтобы навестить родителей, рассказал отцу о сути происходящей в мире борьбы между богатыми и бедными. Отец только недоверчиво, с опаской посмотрел на меня и, ничего не сказав, отвернулся. На другой день пришел мулла, чтобы изгнать из моего тела беса. После этого дехкане проходили мимо меня, будто не замечая. Ты прав, старшему поколению трудно понять наше стремление к лучшей жизни. – Сахиб замолчал. На лице его, всегда добродушно-радостном, снова угнездилась печаль.