История России в рассказах для детей (том 1) - Александра Ишимова

Так описывает новую столицу нашу Пушкин.

Для строительства нового города выписано было из разных областей более 20 тысяч работников. Надзор за ними имели люди, самые близкие к Петру,- Меншиков, Нарышкин, Трубецкой, Головкин и Зотов. Кроме того, и сам царь был беспрестанно с ними, и, чтобы как можно ближе видеть исполнение пламенного желания своего, он приказал построить для себя тут же, подле крепости, деревянный домик. Он походил на тот, в котором царь жил в Саандаме, и состоял только из двух комнат, кухни и сеней. Вы можете и теперь видеть это скромное жилище величайшего из государей. Это тот самый дворец Петра на берегу Невы [100], где, верно, многие из петербургских читателей моих уже бывали, те же, кто еще не был, сделают это теперь, потому что редкое чувство может быть приятнее того, какое наполняет душу нашу в том месте, где некогда жил великий человек. Войдите в этот домик Петра, милые друзья мои, и вы увидите, как все там будет для вас дорого и священно, какими величественными и прекрасными покажутся вам эти маленькие комнатки! С каким невольным благоговением станете вы на колени перед тем образом Спасителя, которому молился Петр. Этот образ составляет теперь главную и священную драгоценность маленького дворца.

Но от нынешнего состояния этого домика перейдем к тому, в каком он был при начале своего существования. Как все в нем и около него было тогда шумно, живо, деятельно! В четыре, а иногда и в три часа государь уже вставал и часто еще в домашнем платье своем, которое было белый холстинный камзол с костяными пуговицами, выходил смотреть на работы в крепости. После того удивительно ли, что в четыре месяца они были окончены? С благодарностью обнимал восхищенный Петр своих усердных сотрудников и приказал вырезать имена их на стенах пяти больверков, ими построенных, шестой был под его собственным надзором. Вскоре после крепости начали показываться другие городские строения. Так, на Васильевском острове через некоторое время появилось великолепное здание - дом Меншикова, в котором теперь 1-й Кадетский корпус.

Противоположная сторона Невы - теперь главная часть города - не пользовалась в то время этой славой: она позже начала застраиваться, и Петр в 1703 году заложил на ней только Адмиралтейство и корабельную верфь. От этого она и называется до сих пор Адмиралтейской стороной, которая разделилась впоследствии на четыре Адмиралтейские части.

Пока новорожденная столица как будто каким-то волшебством является среди болот и лесов невских, Петр думает о безопасности своей любимицы, заботится о спокойствии и выгодах ее. Крепость Петропавловская не может защитить ее от нападении с моря, гавань Васильевского острова по причине мелководья не может принять ни больших кораблей военных, ни тяжело груженных судов купеческих. Но Петр знал это прежде, чем положил основание нового города, и уже давно приготовил то и другое вот где. В 25 верстах от Петербурга, посреди волн Финского залива лежал довольно большой, но необитаемый остров, который финны называли Ретусари, а русские - Котлин. Этот остров отделялся узким, но глубоким пространством воды, как будто узким проливом, от довольно значительной песчаной мели. Увидев это в первый раз и измерив глубокое место пролива, которое у моряков называется фарватером [101], Петр с восхищением и благодарностью поднял взоры свои к небу. Казалось, что сам Бог заботился о защите новой столицы русских пролив был единственным местом, где могли проходить корабли всякой величины и тяжести, все же другие места Финского залива от Котлина до Петербурга были мелки и проходимы только для маленьких судов. Стало быть, для безопасности столицы стоило только не допустить неприятеля проехать по фарватеру. Для этого нужно было, чтобы по обоим берегам, между которыми он находится, русские сторожили своих неприятелей с пушками и другими огнестрельными орудиями.

И вот на песчаной мели против Котлина появляется через несколько месяцев крепость Кроншлот. Берег Котлина острова укрепляется также плотными стенами, здесь также устанавливаются пушки, и, таким образом, страшный гром и неминуемая гибель грозят с этих двух берегов каждому кораблю, которому вздумалось бы как неприятелю пробраться к Петербургу. Вскоре на Котлине была уже не одна стена с укреплениями, но за стеною две гавани - военная и купеческая, а подле них и город Кронштадт, до которого мы так скоро доезжаем летом на пароходе, а зимой на лошадях, по гладкому льду Финского залива.

Если это путешествие возможно для вас, то постарайтесь совершить его летом. Редкое удовольствие может сравниться с тем, какое можно чувствовать, несясь - почти так же скоро, как птички, - по синему морю при ясной погоде, когда лучи яркого солнца играют со светлыми волнами, а свежий ветерок - с белыми парусами. Переезд от Петербурга до Кронштадта имеет тем более прелестей для русского, что здесь все напоминает о великом Петре. Не успеешь потерять из вида Петербургскую крепость и гавань Васильевского острова, как уже вдали показываются крепости Кронштадта и мачты кораблей, всегда наполняющих его гавани. А сколько воспоминаний об этом незабвенном государе в самом Кронштадте! Почти на каждом шагу вы встретите что-нибудь из его великих учреждений. Когда же взглянешь на грозные укрепления, которыми он так могущественно защитил нас от всех нападений неприятелей, то душа так и желала бы вызвать с небес великий гений его, чтобы выразить ему свою благодарность! О, мы можем быть покойны в нашем Петербурге! До тех пор пока существуют Кронштадт и Кроншлот, ни один неприятельский корабль не дойдет до нас! Это знают все иностранные государи, и, верно, никто из них никогда не пошлет кораблей своих на явную погибель к фарватеру Кронштадта.

Но как же удивились, узнав об этом, тогдашние государи европейские! Некоторым из них не только удивительно, но даже досадно было слушать рассказы о новой столице, новых крепостях и гаванях русских. Более всех занимало это шведов: они как будто начинали чувствовать, что с могуществом России кончится власть их над Балтийским морем. Испуганные такою мыслью, они вместе с англичанами старались всеми силами вразумить гордого Карла XII, что уже прошло время презирать русских, что надобно остановить завоевания их, казавшиеся сначала ничтожными, а теперь уже опасные для Европы. Но все представления их были напрасны: Карл и думать не хотел, чтобы русские что-нибудь значили после Нарвского сражения, и, равнодушно получая известия о взятии ими нескольких - по мнению его, неважных - местечек Ингерманландии, старался только скорее исполнить главное желание свое - отнять польский престол у короля Августа Петр пользовался безрассудным упрямством и ветреностью Карла и, продолжая вести войну со шведскими генералами, скоро завладел всей Ингерманландией и взятием Нарвы отомстил за поражение, которое некогда претерпел при этом городе. Так исполнилось предвещание Петра, что русские отплатят шведам за уроки их в военном искусстве. Лучшими генералами царя в этих счастливых походах были фельдмаршал Шереметев и Меншиков, бывший уже князем и получивший чин фельдмаршальский после важной победы, одержанной им над шведами при Калише, в 1706 году. Фельдмаршальский жезл, присланный ему государем, был украшен алмазами и стоил около 3 тысяч рублей.

Такие успехи русских заставили наконец Карла XII подумать об опасном сопернике, который готовился для него в Петре: он мог теперь опасаться его, тем более что дело с Августом II было уже кончено и этот несчастный и слабый государь, несмотря на все пособие, какое подавала ему усердная помощница его - Россия и отечество его - Саксония, несмотря на множество приверженцев своих в Польше, должен был уступить непреодолимому могуществу Карла и принять от него самый унизительный мир, заключенный в Альтранштадте. По условиям этого мира Август должен был отказаться от польской короны и остаться по-прежнему курфюрстом саксонским, должен был нарушить союз с царем русским, должен был поздравить с восшествием на престол нового короля польского Станислава Лещинского, избранного по желанию Карла. Эти три условия, хотя очень тягостные для жалкого Августа, были еще лучше четвертого, которое принесло стыд и тому, кто предложил его, и тому, кто его принял Грустно рассказывать об этом случае, друзья мои, но что делать! История неумолима: она не утаивает дурное, а точно так же рассказывает о нем, как и обо всем хорошем, и потому вы узнаете, как несправедливы, как безжалостны были Карл и Август!

Вы читали уже, что Швеция владела Лифляндией как своим завоеванием. При короле Карле XI эта несчастная земля терпела такие жестокие притеснения от завоевателей, что лифляндское дворянство решило наконец отправить в Стокгольм с несколькими избранниками своими просьбу к королю о защите против несправедливостей правительства. Главным из них был двадцатилетний капитан Иоганн Рейнгольд Паткуль, происходивший из древней лифляндской фамилии. Это был пылкий, умный, образованный молодой человек, пламенно любивший свою родину. С жаром защищал он ее перед королем и тем вызвал его негодование: просьбу дворянства лифляндского нашли дерзкой и Паткуля, как сочинителя этой бумаги, приговорили к смерти.