Прекрасная Натали - Наталья Горбачева

«В августе 1855 года, в бытность нашу в Петергофе, отец заболел холерою, сильно свирепствовавшей в Петербурге и окрестностях, — вспоминает А. П. Арапова. — С беззаветным самоотвержением мать ходила за ним, не отходя от постели больного, и ей удалось вырвать его из цепких рук витавшей над ним смерти. Не успел он еще вполне оправиться и набраться сил, как получил приказание, по должности генерал-адъютанта, отправиться в Вятку, для сформирования местного ополчения. Россия стягивала в Кремль последний оплот в борьбе с наседающим врагом (во время Крымской войны 1853–1856 гг. — Н. Г.). Относительно службы отец не признавал отговорок, он немедленно собрался в далекий тяжелый путь. Железной дороги, кроме Николаевской, не было; осень уже наступила.

Мать не могла решиться отпустить его одного, и, несмотря на пережитое волнение и усталость, на общее недомогание, изредка уже проявлявшееся во всем организме, она храбро предприняла это путешествие. В этом случае, как и всегда, она не изменила своему правилу: никогда не думать о себе, когда дело коснется блага близких… Вятка являлась прототипом провинциального захолустья, по своей отдаленности служившего надежным местом ссылки. Приезд генерал-адъютанта казался таким великим событием, что их чуть не с колокольным звоном встречали. Местный кружок, состоящий из служебного персонала и богатых купцов, приготовился увидеть в лице матери важную, напыщенную светскую даму и долго не мог прийти в себя от простоты ее, от доброты и отзывчивости, сквозившей в каждом слове, в каждом жесте. Она, в свою очередь, возвращаясь в Петербург, увезла самую теплую память о своих „вятских друзьях“, которые без всякого стеснения прибегали к ней, когда требовалась какая-нибудь услуга в далекой столице. И с каким усердием принималась она хлопотать то о помещении девочки в институт, то об определении на службу, то о выслуженной пенсии, то о смягчении наказания… Между прочим, ей удалось оказать большую услугу Салтыкову-Щедрину. Он был сослан в Вятку за свое сочинение „Запутанное дело“…»

«Среди вятского общества Ланские особенно сошлись с управлявшим Палатою государственных имуществ Пащенко, состоявшим членом Губернского комитета по созыву ополчения, и его женою и бывали у них совершенно запросто. Мадам Пащенко, женщина редкой доброты, придумала заинтересовать Наталью Николаевну в судьбе Η. Е. Салтыкова-Щедрина, который очень уважал и любил ее (мадам Пащенко) и был у нее в доме принят, как родной. Она составила план воспользоваться большими связями Натальи Николаевны, чтобы выхлопотать Салтыкову прощение и позволение возвратиться в Петербург. План этот увенчался полным успехом: Салтыков был представлен Наталье Николаевне, которая приняла в нем большое участие (как говорят, в память о покойном своем муже, некогда бывшем в положении, подобном салтыковскому), и решилась помочь талантливому молодому человеку и походатайствовала за него и письменно и лично. Успех не замедлил обнаружиться. Наталья Николаевна уехала из Вятки в январе 1856 года, а в июне того же года Салтыков был уже назначен чиновником особых поручений при Министерстве внутренних дел и возвратился в Петербург» (из воспоминаний Л. Н. Спасской, дочери врача, лечившего Наталью Николаевну).

Следует отметить, что П. П. Ланской, который ходатайствовал по просьбе жены за писателя, ни словом не обмолвился о проступках Салтыкова по казенной части в самой Вятке, о его «неуживчивом характере», который поставил его во «враждебные отношения с окружающими».

«14 октября 1855 г. Вятка

Конфиденциально

Милостивый государь Сергей Степанович![9]

По прибытии моем в Вятку для исполнения высочайше возложенного на меня поручения я встретил там советника Вятского губернского правления Салтыкова, о котором общая молва говорит как о человеке самых честных правил, самого благородного образа мыслей и поведения безукоризненного, а начальство отзывается о нем как о чиновнике усердном, деятельном, распорядительном и преданном правительству.

Столь лестные отзывы не могли не заинтересовать моего внимания и не возбудить желания узнать причины, понудившие его служить в Вятке, в краю глухом и отдаленном.

По наведенным точно о нем справках оказывается, что Салтыков, окончив образование в императорском Александровском лицее, вскоре после выпуска, именно в начале 1848 года, послан был на службу в Вятскую губернию в личное распоряжение и наблюдение гражданского губернатора. Это назначение последовало по поводу напечатанной Салтыковым статьи „Запутанное дело“ в „Отечественных записках“. В 1850 году Салтыков получил место советника Вятского губернского правления. В течение почти восьмилетней службы своей в Вятском губернском правлении Салтыков исполнял такие поручения, которые показывают, что начальство не имеет ни малейшего сомнения на счет его образа мыслей…

А потому, следуя чувству, долженствующему проникать каждого благородного и верного слугу государства, я осмеливаюсь усерднейше просить ваше Высокопревосходительство обратить милостивое внимание ваше на несчастную судьбу надворного советника Салтыкова и не лишить ходатайства о даровании ему всемилостивейшего прощения.

…С истинным почтением и совершенной преданностью имею честь быть вашего Высокопревосходительства милостивого государя

покорный слуга Петр Ланской».

«1855 г., ноябрь 7. Сегодня генерал-адъютант Ланской смотрел Слободскую дружину (городок в 30 километрах от Вятки. — Н. Г.) и остался ею весьма доволен… Теперешняя супруга Ланского была прежде женой Пушкина. Дама довольно высокая, стройная, но пожилая, лицо бледное, но с приятною миною. По отзыву архиерея Елпидифора, дама умная, скромная и деликатная, в разговоре весьма находчивая» (из дневника слободского протоиерея И. В. Куртеева). Именно «находчивость» Натальи Николаевны не дала «завять» таланту замечательного русского писателя Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина.

«Исследователям Салтыкова-Щедрина был давно известен этот эпизод, — замечает Д. Д. Благой, — который прочно, как непреложный, без всяких комментариев вводился ими в биографию Салтыкова; а пушкинисты, в силу своих предубежденных взглядов на жену и вдову Пушкина, просто не обращали на него никакого внимания. Между тем этот факт не только должен быть учтен, но и требует — считаю я — очень для нас существенных дополнительных пояснений.

И в данном случае политическая сторона дела, по-видимому, не имела для Η. Н. Ланской особого значения. Но, помимо желания „помочь талантливому молодому человеку“, ее толкало на это и еще одно. Особое участие она приняла в Салтыкове, сообщает Спасская, „как говорят, в память о покойном своем муже, некогда бывшем в положении, подобном Салтыкову“… А ведь действительно положение сосланного молодого Пушкина (сослан в возрасте двадцати одного года, находился в ссылке шесть лет) и положение Салтыкова, сосланного почти в том же возрасте, не только подобны, но и удивительно схожи. Пушкин вращался в свои до ссылочные годы в кругу декабристов, к тайному обществу не принадлежал, но был сослан за свои вольнолюбивые стихи… Салтыков вращался в кругу петрашевцев, участвовал в их собраниях по пятницам и был сослан за год до того, когда петрашевцы стали переходить в своей тактике на революционные позиции (к террору. — Н. Г.) и кружок их был разгромлен „за вредный образ мыслей и пагубное стремление к распространению идей, потрясших уже всю Западную Европу“ (слова Николая I). И как это ни странно, такая „досрочная“ ссылка обоих спасла: Пушкина от трагической судьбы восстания 1825 года, Салтыкова — от столь же трагической участи, постигшей Достоевского и ряд других писателей-петрашевцев. Именно этот смысл, очевидно, и вкладывала Наталья Николаевна, когда говорила о подобном положении, а следовательно, была очень хорошо осведомлена — несомненно, со слов Пушкина — об одном из самых тягостных для него периодов его жизни. А о таком периоде в жизни Щедрина она, очевидно, хорошо была осведомлена со слов и самого писателя, и за него хлопотавших вятских друзей».